— Она… Она звала… меня… на вареники… с вишней … Звала… — слова Саргайла прозвучали глухо, он рванул у горла сорочку, так что пуговицы разлетелись по разным углам, и, просипев «Простите», чуть не ударившись о косяк, вышел прочь.
Мое сердце сдавила такая жалость к этому парню, что лишь большим усилием воли я заставила себя остаться на месте и не кинуться следом, чтобы рассказать, что со мной все в порядке, что я жива. Вместо этого я оперлась лбом о косяк и попыталась успокоить полившиеся из глаз слезы.
«Если я хочу начать новую жизнь, то все, кто знал обо мне и моем даре, должны верить, что меня больше нет. Иначе все пойдет прахом. Иначе весь этот маскарад не имеет смысла».
Несмотря на эти мысли, на душе было тяжело и маетно и успокоиться удалось далеко не сразу.
***
На следующий день мы узнали, что злополучного коменданта сняли с должности и отослали на передовую, а вечером перед этим кто-то сильно его избил, когда он возвращался из городского кабака. Отец клялся, что не имеет к этому инциденту никакого отношения. И я ему верила — если бы отец поднял руку на коменданта, да еще в военное время, его бы ждала виселица. Даже если бы просто пошел ругаться, то за оскорбление офицера при исполнении скорее всего тут же попал бы в тюрьму, а то и все туда же: на виселицу. В то, что комендант на это способен, я не сомневалась. И кому после этого стало бы легче?
Конечно, поначалу все эти соображения отца не остановили, и если бы не своевременное вмешательство Кирима, то все вполне могло закончиться очень нехорошо. Но старый слуга сумел вразумить, и отец отказался от импульсивных действий, но в то, что забыл подобное, не верилось. Да и допускать такого впредь он был не намерен и собирался перед отъездом нанять для мамы телохранителей. Закон Фаргоции оправдывал действия таких защитников, даже если бы им пришлось схлестнуться с самим комендантом. Поэтому я целиком и полностью поддерживала его позицию, но точно знала, что как только появится случай отомстить, отец не преминет им воспользоваться. Хотя теперь если случай и представится, то нескоро. Но можно считать, что за маму этому подлецу все-таки прилетело, и почему-то казалось, что в этой истории не обошлось без Сольгера.
Но тогда кто он такой на самом деле, если смог меньше чем за день снять военного коменданта города?
Эпилог
Вот и пришло время плавания. Мама, Кирим, мальчики, Сэйра, Сольгер и многие другие… Они остались на том берегу, сейчас стремительно исчезавшем из виду. Я знала, что буду по ним безумно скучать. Да что там! Я уже скучала, хотя слезы расставания еще не высохли на моих щеках. Но я точно знала, что сделала все правильно — пришло время изменить свою судьбу, и если не плыть против течения, то взять штурвал корабля собственной жизни в свои руки. Ветер перемен уже трепал мои непослушные локоны, а перед глазами раскинулось широкое Алое море. Море, что принимало такой странный оттенок лишь на рассвете. Профессор обязательно еще расскажет мне некую научную теорию, объяснявшую эту странность.
Да, впереди будет еще очень много интересного и увлекательного, трудного и практически невыполнимого. Впереди меня ждет нелегкая стезя притворства и обмана. Все-таки выдавать себя за мальчика не так легко, как может показаться.
Невольно, я улыбнулась этой мысли. Когда-то, читая о девочках, которые переодевались мальчиками, мне было очень интересно следить за перипетиями их жизни. Каких только писатели не посылали им испытаний! И вот теперь… Здравствуй, гендерная интрига! Я сама стану участником такой вот истории. Только это будет уже не книга, которую в любой момент можно закрыть, это будет моя жизнь, мой путь…
— Как дела? — спросил подошедший сзади Ромич и положил свою крепкую ладонь мне на плечо. — Не страшно?
— Все хорошо, Ромич. А страх… Да, я боюсь. Но это какой-то задорный страх, что ли. Я боюсь тех перемен, что скрываются за горизонтом этого моря. Но еще больше я хочу их. Так что плывем навстречу переменам, мой верный друг!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Краем глаза я заметила, что Ромича переполняет тоже предвкушение, что жило сейчас и во мне. А потому, весело улыбнувшись, он вскинул вверх левую руку, сжатую в кулак, и закричал:
— Навстречу переменам!
— Навстречу переменам! — вторила я ему…