В течение всего этого чёрного дня Фарамир лежал на кровати в покое Белой Башни, блуждая в безнадёжном лихорадочном бреду; "умирает", сказал о нём кто-то, и вскоре "умирает" говорили все люди на стенах и улицах. И при нём сидел его отец и не говорил ничего, только пристально наблюдая за ним и не уделяя более никакого внимания защите.
Таких чёрных часов Пин не переживал даже в когтях урхов. Его долг был ждать приказаний Владыки, и он ждал, забытый, по-видимому, стоя у двери неосвещенного покоя и изо всех сил стараясь справиться с собственным страхом. И пока он наблюдал, ему казалось, что Денетор стареет у него на глазах, будто что-то треснуло в его гордой воле, и его суровый ум был уничтожен. Быть может, это сделало горе и раскаяние. Пин видел слёзы на это некогда бесстрастном лице, более непереносимые, чем гнев.
— Не плачьте, господин, — проговорил он, запинаясь от волнения. — Возможно, он поправится. Вы спрашивали Гэндальфа?
— Не утешай меня магами! — сказал Денетор. — Надежда этого дурака рухнула. Враг нашёл его, и теперь его мощь растёт; он видит все наши мысли, и всё, что мы делаем, губительно.
Я послал моего сына без благодарности, без благословения, навстречу бессмысленной опасности, и вот он лежит здесь с ядом в жилах. Нет, нет, что бы теперь ни произошло в войне, мой род тоже подходит к своему концу: угас даже Дом Правителей. Средние люди будут править последними остатками племени королей, прячущимися в холмах, пока всех их не перебьют, как загнанных зверей.
К двери подошли люди, вызывая Владыку Города.
— Нет, я не спущусь, — сказал он. — Я должен оставаться рядом с сыном. Он ещё может заговорить перед концом. И конец близок. Следуйте, за кем хотите, даже за Серым Дураком, хоть его надежда рухнула. Я останусь здесь.
Вот так Гэндальф принял командование последней защитой Города Гондора. Где бы он ни появлялся, сердца людей снова приободрялись и крылатые тени исчезали из памяти. Без устали ходил он от Цитадели к Воротам и с севера на юг по стене, и с ним шёл принц Дол Амрота в сияющей кольчуге. Ибо он и его рыцари продолжали держаться как владыки, в которых воистину текла кровь Нуменора. Люди, видевшие их, шёпотом говорили: "Похоже, старые повести правдивы — в жилах этого народа есть кровь эльфов, потому что в том краю некогда жил народ Нимродели". И потом среди мрака кто-нибудь пропевал несколько строк из лэ о Нимродели или другие песни Долины Андуина, сохранившиеся от минувших лет.
И всё же… когда они уходили, тени снова смыкались над людьми, и сердца их остывали, и доблесть Гондора рассыпалась пеплом. И так постепенно они перешли из тусклого страшного дня в темноту безнадёжной ночи. В первом круге Города теперь беспрепятственно бушевал огонь, и во многих местах пути отступления гарнизону внешней стены были отрезаны. Но мало было стойких, оставшихся здесь на своих постах; большинство бежало за вторые ворота.
Далеко в тылу битвы через Реку быстро наводились мосты, и в течение всего дня через неё переправлялось всё больше сил и оружия. И вот, наконец, в полночь началась атака. Авангард двинулся мимо траншей с огнём по множеству обходных троп, оставленных между ними. Они шли вперёд, невзирая на потери, плотными группами и толпами прямо под стрелы, летевшие со стен. Однако слишком мало осталось лучников на них, чтобы нанести атакующим большой урон, хотя огонь высвечивал множество целей для искусных стрелков, какими некогда гордился Гондор. Тогда, поняв, что доблесть Гондора уже сломлена, скрытый полководец двинул свои основные силы. Сквозь тьму медленно покатились вперёд большие осадные башни, сделанные в Осгилиате.
К покою в Белой Башне снова пришли гонцы, и Пин впустил их, потому что они настаивали. Денетор медленно отвёл глаза от лица Фарамира и молча посмотрел на них.
— Первый круг Города горит, господин, — сказали они. — Каков ваш приказ? Вы всё ещё Владыка и Правитель. Не все хотят следовать за Митрандиром. Люди бегут со стен и оставляют их без защиты.
— Зачем? Зачем дураки бегут? — произнёс Денетор. — Лучше сгореть раньше, чем позже, ибо мы должны сгореть. Ступайте назад к вашему праздничному костру! А я? А я сейчас отправлюсь к моему погребальному костру. К погребальному костру! Не могила назначена для Денетора и Фарамира. Не могила! Не долгий медленный сон забальзамированной смерти. Мы сгорим, подобно языческим королям до того, как первый корабль приплыл сюда с Запада. Запад погиб. Ступайте обратно и горите!
Гонцы, не поклонившись и не ответив, повернулись и бежали.
Тогда Денетор встал и выпустил горящую жаром руку Фарамира, которую он держал.
— Он горит, уже горит, — проговорил он печально. — Дом его души рушится.
Затем, тихо приблизившись к Пину, он посмотрел на него сверху вниз.
— Прощай! — сказал он. — Прощай, Перегрин, сын Паладина! Твоя служба была короткой, и сейчас она близится к концу. Я отпускаю тебя на тот краткий срок, что остался. Ступай теперь и умри таким образом, который кажется тебе наилучшим. И с тем, с кем захочешь, даже с тем другом, чья глупость привела тебя к подобной смерти. Пришли моих слуг и затем ступай. Прощай!
— Я не хочу прощаться, мой господин, — сказал Пин, преклонив колено. А потом, неожиданно опять став похожим на хоббита, он поднялся и посмотрел старику прямо в глаза. — Я воспользуюсь вашим разрешением, сэр, — сказал он, — потому что мне и вправду очень нужно повидать Гэндальфа. Но он не дурак, и я не стану думать о смерти, пока он не потерял надежду на жизнь. Только я не хочу получить назад моё слово и оставить вашу службу, пока вы живы. И если они войдут под конец в Цитадель, я надеюсь быть здесь и стоять рядом с вами, и, быть может, заслужить те доспехи, которые вы мне дали.
— Делай, как хочешь, мастер невысоклик, — ответил Денетор. — Но моя жизнь разбита. Пришли моих слуг!
Он вернулся к Фарамиру.
Пин оставил его и позвал слуг, и они пришли — шестеро челядинцев, сильных и красивых, но, тем не менее, трепетавших из-за вызова. Однако Денетор спокойным голосом велел им положить на кровать Фарамира тёплые покрывала и поднять её. Они так и сделали и, подняв кровать, вынесли её из покоя. Медленно шли они, стараясь как можно меньше тревожить горящего в жару человека, и Денетор, теперь опираясь на посох, следовал за ними, и последним шёл Пин.
Они вышли из Белой Башни, двигаясь, словно на похоронах, наружу, во тьму, где туча, нависшая над головой, была освещена снизу тускло-красными сполохами. Тихо пересекли они большой внутренний двор и по слову Денетора остановились рядом с Засохшим Деревом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
