«Заповеди, – подумал Далинар, поворачиваясь к своим сражающимся людям. – Никогда не проси своих людей совершить жертву, которую не совершил бы сам. Никогда не вынуждай их сражаться там, где отказался бы сражаться сам. Никогда не проси кого-то совершить поступок, который запятнал бы твои руки».
Ему стало плохо. В этом не было красоты. В этом не было славы. В этом не было силы, мощи или жизни. Это было омерзительно, отвратительно и жутко.
«Но они убили Гавилара!» – подумал он, подыскивая способ преодолеть внезапную тошноту.
«Объедини их…»
Рошар когда-то был единым. Включало ли это единство паршенди?
«Ты не знаешь, можно ли доверять видениям, – сказал он себе. Кобальтовая гвардия строилась позади. – Их могла наслать Ночехранительница или Приносящие пустоту. Или нечто совершенно иное».
В тот момент возражения казались слабыми. Что от него требовали видения? Принести в Алеткар мир, объединить его народ, действовать справедливо и честно. Разве нельзя было судить лишь по этим целям?
Он положил осколочный клинок на плечо и мрачно прошел среди павших к северной части поля боя, где паршенди были заперты между его войском и отрядами Садеаса. Тошнота усиливалась.
Да что с ним такое?..
– Отец! – отчаянно закричал Адолин.
Далинар повернулся – сын бежал к нему. Доспех юноши был заляпан кровью паршенди, но клинок, как обычно, блистал.
– Что нам делать? – спросил Адолин, задыхаясь.
– С чем? – не понял Далинар.
Сын повернулся, указывая на запад – на плато к югу от того, с которого армия начала штурм больше часа назад. Там, перепрыгивая через широкую расщелину, приближалась огромная вторая армия паршенди.
Далинар резко поднял забрало, и его вспотевшее лицо обдало свежим воздухом. Он шагнул вперед. Он предусмотрел такую вероятность, но кто-нибудь должен был подать сигнал тревоги. Где же разведчики? Что за…
Его продрал мороз.
Дрожа, князь принялся карабкаться на вершину одного из внушительных и гладких скальных уступов, коих на Башне было великое множество.
– Отец? – крикнул побежавший следом Адолин.
Далинар все взбирался к вершине, бросив осколочный клинок.
Достигнув ее, встал и устремил взгляд на север, поверх своего войска и паршенди. На север, к Садеасу. Адолин влез за ним, и его рука в латной перчатке стукнулась о забрало.
– О нет… – прошептал он.
Армия Садеаса отступала вдоль края ущелья к северному плато.
Половина уже перешла на другую сторону. Восемь мостовых расчетов, которые великий князь одолжил Далинару, ушли.
Садеас бросил Далинара и его войско, оставил их окруженными с трех сторон силами паршенди на Расколотых равнинах.
И забрал с собой все мосты.
66
Заповеди
«Этот хорал, это пение, эти хриплые голоса».
Кактач, 1173, 16 секунд до смерти. Горшечник средних лет. По сообщениям, видел странные сны во время Великих бурь на протяжении последних двух лет.Каладин устало снял бинты с раны Шрама, чтобы проверить шов и сменить повязку. Стрела ударилась в правую сторону лодыжки, отразилась от выпуклости малоберцовой кости и, уйдя вниз, вспорола мышцы стопы.
– Тебе очень повезло, – сказал Каладин, накладывая новую повязку. – Ты снова сможешь ходить, если не попытаешься это делать до того, как рана заживет. Кто-нибудь из наших отнесет тебя обратно в лагерь.
Позади них продолжалась битва с ее воплями, грохотом, волнообразным движением. Бой теперь шел далеко, на восточной стороне плато. Лопен попытался напоить Тефта, но пожилой мостовик с мрачным видом отобрал мех здоровой рукой.
– Я не инвалид, – проворчал он.
Тефт уже преодолел дурноту, хотя все еще был слаб.
Каладин выпрямился, чувствуя усталость. Когда буресвет заканчивался, он оказывался совершенно измотан. Это ощущение вскоре должно было пройти; миновало уже больше часа с начала штурма. В кошеле у него оставалось еще несколько заряженных сфер; стоило больших усилий сдержаться и не впитать их свет тотчас же.
Он встал, намереваясь поручить кому-нибудь отнести Моаша и Тефта к дальней стороне плато на случай, если битва пойдет плохо и им придется отступать. Это было маловероятно; когда он смотрел в последний раз, солдаты-алети справлялись великолепно.
Парень снова окинул взглядом поле битвы и застыл как вкопанный.
Садеас отступал.
Это показалось Каладину таким невероятным, что он вытаращил глаза. Может, князь просто менял расположение войск, чтобы атаковать с другой стороны? Но нет, арьергард уже пересек мосты, и приближалось знамя Садеаса. Неужели великий князь ранен?
– Дрехи, Лейтен, хватайте Шрама. Камень и Пит, вы берете Тефта. Бегом к западной части плато – мы готовимся бежать. Остальные – по местам к мосту.
Мостовики лишь теперь заметили, что происходит, и беспокойно принялись за дело.
– Моаш, за мной! – крикнул Каладин, спеша к мосту.
Моаш догнал Каладина:
– Что случилось?
– Садеас отходит, – объяснил парень, наблюдая за тем, как волна солдат в зеленом откатывается от сил паршенди, словно тающий воск. – Для этого нет никаких причин. Битва едва началась, и он выигрывал. Единственное, что мне приходит в голову, – великий князь ранен.
– Неужели из-за этого могли отозвать все войско? – недоверчиво спросил Моаш. – Ты же не думаешь, что он…
– Знамя все еще реет. Скорее всего, он жив. Если только знамя не держат, чтобы не вызвать панику среди солдат.
Они с Моашем дошли до моста. Позади остальной расчет поспешно строился. По другую сторону ущелья Матал говорил с командиром арьергарда. После короткой беседы он перешел на их плато и побежал вдоль шеренги мостовых расчетов, призывая их готовиться к походу. Глянув на отряд Каладина, увидел, что те уже готовы, и поспешил дальше.
Справа, на прилегающем плато – том, откуда Далинар начал штурм, – уходили с поля боя восемь «одолженных» мостовых расчетов, перебираясь на плато Каладина. Светлоглазый офицер, которого он не знал, командовал ими. Позади них, дальше на юго-восток, рекой к Башне текла новая армия паршенди.
К ущелью подъехал Садеас. Краска на его осколочном доспехе блестела на солнце, на броне не было ни единой царапины. Да и его личная гвардия выглядела целой и невредимой. Они отправились на Башню, а потом вышли из боя и отступили. Почему?
И тут Каладин увидел кое-что еще. Армия Далинара Холина, сражавшаяся чуть выше середины клина, попала в окружение. Новое войско паршенди заливало части, которые удерживал Садеас, предположительно защищая путь к отступлению для Далинара.
– Они его бросают! – воскликнул Каладин. – Это была ловушка. Это все подстроено. Садеас бросает великого князя Холина и всех его солдат на смерть. – Он обошел конец моста и протолкался сквозь толпу солдат, что переходили по нему.