Здесь были необычно большие расщелины, и даже мостов едва хватало, чтобы их пересечь. На ближайших плато собрались тысячи и тысячи солдат в синей или красной форме, причем армии не перемешивались: каждому плато соответствовал свой цвет. В совокупности они представляли собой самое большое войско, выступающее против паршенди за все годы войны.
Численность самих паршенди была внушительной, как и ожидалось. С их стороны строились по меньшей мере десять тысяч солдат. Вот-вот должна была начаться полномасштабная битва, на какую Далинар и надеялся, рассуждая о возможности выставить большое войско алети против большого войска паршенди.
Возможно, это и впрямь тот самый поворотный момент в войне. Если они победят сегодня, все изменится.
Далинар также прищурился, держа шлем под мышкой. Он с удовольствием отметил, что разведывательные отряды Садеаса переправляются на прилегающие плато, откуда будут вести наблюдение за подкреплениями паршенди. То, что паршенди изначально привели так много воинов, не означало, что в нужный момент им на помощь не придет кто-то еще. Великие князья не желали повторения сюрприза.
– Пойдем, – сказал Садеас, – давай штурмовать вместе! Одной большой волной по сорока мостам!
Далинар посмотрел на мостовые расчеты; многие мостовики лежали на плато, обессиленные. Ждали, скорее всего с ужасом, следующего задания. Кое-кто из них был в доспехах, о которых говорил Садеас. Если армии пойдут на штурм вместе, сотни мостовиков погибнут. Но чем это отличалось от того, что делал Далинар, приказывая своим людям бросаться в атаку, чтобы захватить плато? Разве они – не часть той же самой армии?
Трещины… Нельзя допустить, чтобы они расширились. Если он собирается быть с Навани, надо доказать самому себе, что ему по силам сохранять твердость в других вопросах.
– Нет, – возразил он. – Я атакую только после того, как ты расчистишь место для мостовых расчетов. Даже это выходит за рамки моих представлений о допустимом. Никогда не принуждай своих людей к тому, чего бы ты сам не сделал.
– Ты с паршенди ведь сражаешься!
– Не с мостом на плечах, – парировал Далинар. – Извини, старый друг. Я тебя не осуждаю. Просто не могу иначе.
Садеас покачал головой и надел шлем:
– Что ж, справимся и так. Мы по-прежнему планируем поужинать сегодня вместе, обсуждая стратегию?
– Думаю, да. Если Элокар не устроит сцену из-за того, что мы оба пропускаем его пир.
Садеас фыркнул:
– Ему придется привыкнуть. Если пировать каждый вечер на протяжении шести лет, это дело постепенно надоедает. Кроме того, я сомневаюсь, что он будет испытывать что-то еще, помимо бурной радости после того, как мы сегодня победим и лишим паршенди трети их войска. Увидимся на поле боя.
Далинар кивнул, и Садеас, спрыгнув на плато, присоединился к своим офицерам. Далинар медлил, разглядывая Башню. Ее отличия от других плато не ограничивались формой и размером; она была очень неровной, покрытой глыбами затвердевшего крема, и походила на поле, занесенное снегом, под которым прячется множество невысоких стен.
Юго-восточная оконечность Башни вздымалась так, что с нее мож но было окинуть взглядом Расколотые равнины. Два плато, где соби рались войска, находились в середине западной стороны; Садеас выбрал северное, а Далинар собирался пойти на штурм с того, что располагалось чуть ниже, как только Садеас расчистит для него место.
«Нужно спихнуть паршенди к юго-востоку, – думал Далинар, потирая подбородок, – загнать их там в угол». От этого зависело все. Куколка расположена близко к вершине, и потому враги уже заняли позицию, которая хорошо подходила для того, чтобы Далинар и Садеас отбросили их к краю утеса. Паршенди, скорее всего, позволят это – так у них появится возможность занять высоту.
Если прибудет вторая армия паршенди, она окажется отделенной от остальных сил. Алети смогут сосредоточиться на паршенди, загнанных в ловушку на вершине Башни, одновременно обороняясь от новоприбывших. Это должно сработать!
Он почувствовал растущее волнение. Спрыгнул на уступ пониже, потом прошел по нескольким похожим на лестницы расщелинам до самого плато, где ждали его офицеры. Обогнул скалу, изучая успехи Адолина. Юноша в осколочном доспехе командовал ротами, которые по передвижным мостам Садеаса переходили на южное плато. Неподалеку войска Садеаса строились для штурма.
В центре шеренги мостов выделялась группа мостовиков в доспехах, готовившаяся к штурму. Почему им вообще разрешили надеть доспехи? И почему не разрешили остальным? По виду броня напоминала панцирь паршенди. Далинар покачал головой. Начался штурм; мостовые расчеты побежали впереди армии Садеаса, первыми приближаясь к Башне.
– Отец, где бы ты предпочел пойти на штурм? – спросил Адолин, призвав осколочный клинок и положив его на свой наплечник острой стороной кверху.
– Там. – Далинар указал на место на их плато. – Подготовь людей.
Сын кивнул и принялся отдавать указания.
Вдалеке начали умирать мостовики. «Пусть Вестники укажут вам путь, бедолаги, – подумал Далинар. – Как и мне…»
Каладин танцевал с ветром.
Стрелы летели вокруг него рекой, почти целовали его своим разрисованным оперением из чахлокорника. Приходилось подпускать их близко, чтобы паршенди поверили, что могут его убить.
Несмотря на то что их внимание отвлекали еще четыре мостовика, а весь Четвертый мост был в доспехах из костей павших паршенди, большинство лучников целились в Каладина. Он был символом. Живым знаменем, которое следовало уничтожить.
Каладин вертелся среди стрел, отбивал их щитом. Внутри его ярилась буря, словно всю кровь выпустили из жил и заменили на штормовой ветер. Кончики пальцев покалывало от избытка сил. Впереди паршенди тянули свои злые песнопения. Они пели тому, кто осквернил их мертвецов.
Молодой человек держался во главе маленького отряда приманок. Дразня. Искушая. Требуя, чтобы они убили его, пока дождь из стрел не прекратился и ветер не утих.
Каладин остановился, по-прежнему не дыша, чтобы сберечь бурю внутри себя. Паршенди с неохотой отступили под натиском войска Садеаса. Громадного войска по меркам прежних штурмов. Тысячи людей и тридцать два моста. Несмотря на отвлекающие маневры Каладина, пять мостов перевернулись, все мостовики погибли.
Ни один из солдат, ринувшихся через расщелину, особо не пытался атаковать лучников, стрелявших по Каладину, но войско Садеаса было таким большим, что тем пришлось отступить. Несколько напоследок одарили Каладина гневными взглядами и странными жестами: они прикладывали правую полусогнутую ладонь к уху и направляли на него, прежде чем уйти.
