— Да, сэр, — быстро ответила она. — Он пытался изнасиловать молодую женщину, сэр. Если помните.
Блуз перестал хмуриться и по-детски улыбнулся.
— Ах, да. Действительно. Он некоторым образом настаивал, если не ошибаюсь?
— И отнюдь не наливку на ягодках, сэр, — немедленно отозвалась Полли.
Тауэринг взглянул на Гум, мрачно сжимавшую арбалет, который пугал ее саму, и на Игорину, которая явно предпочла бы держать хирургический нож вместо сабли. Судя по виду, ей было дурно. Полли заметила, что сержант улыбнулся…
— Вот так, Тауэринг, — сказал лейтенант, поворачиваясь к пленнику. — Конечно, всякий знает, что на войне случаются жестокости, но отнюдь не такого поведения мы ожидаем от особы королевской крови.[5] Если нас преследуют из-за того, что храбрый молодой солдат не позволил событиям принять еще более отталкивающий оборот, значит, так тому и быть.
— Честное слово, я впечатлен, — сказал Тауэринг. — Да он настоящий странствующий рыцарь. Это делает вам честь, лейтенант. Можно мне, наконец, чаю?
Впалая грудь Блуза зримо выпятилась, когда он услышал комплимент.
— Да, Перкс, принеси чаю, если тебе не трудно. Оставить вас троих наедине с этим типом, который, несомненно, намерен смыться?..
— Пусть лучше Гум пойдет и… — начала она.
— На пару слов, рядовой, — огрызнулся Блуз и притянул ее к себе. Полли не сводила глаз с сержанта Тауэринга. Он, конечно, был связан по рукам и ногам, но она не рискнула бы доверять человеку, который так скалится, даже будь он прибит к потолку.
— Перкс, ты оказал нам огромную услугу, но я не потерплю, чтобы мои приказы постоянно оспаривались, — сказал Блуз. — Ты, в конце концов, мой денщик. Нас, конечно, вывезла кривая, но я требую повиновения. Пожалуйста.
Чувство было такое, словно на тебя напала бешеная золотая рыбка, но Полли вынужденно признала, что лейтенант прав.
— Простите, сэр, — сказала она, пятясь как можно дальше, чтобы, по возможности, не пропустить развязку. А потом развернулась и побежала.
Джекрам сидел у огня, положив на огромные колени лук Тауэринга, и резал большим складным ножом нечто похожее на кровяную колбасу. Он что-то жевал.
— Где остальные, сэр? — спросила Полли, хватая кружку.
— Я их отправил в разведку вокруг лагеря, Перкс. Осторожность не бывает лишней. Особенно если у этого парня поблизости дружки.
…очень разумно. Иными словами, половина отряда отослана подальше…
— Сержант, помните того капитана в Плотце? Это был…
— У меня хороший слух, Перкс. Ты его пнул прямо по «королевским привилегиям», если не ошибаюсь. Ха! Тем интереснее, правда?
— Будет хуже, сержант, я просто чую, — сказала Полли, снимая с огня котелок. Она долила чайник, расплескав половину.
— Ты жуешь, Перкс? — спросил Джекрам.
— Что? — рассеянно переспросила Полли.
Сержант показал ей кусочек чего-то черного и липкого.
— Табак. Ты жуешь табак? По-моему, «Черное сердце» лучше «Веселого моряка», потому как он со вкусом рома, хотя говорят…
— Сержант, Тауэринг хочет удрать! Сержант! Я точно знаю. Лейтенант там не главный. Этот тип им вертит как хочет. Он очень дружелюбный и все такое, но я по глазам вижу, сержант!
— Не сомневаюсь, лейтенант Блуз знает, что делает, Перкс, — сдержанно ответил Джекрам. — Ты ведь не хочешь сказать, что связанный пленник способен справиться с вами четверыми?
— Елочки! — сказала Полли.
— По-моему, сосны, — заметил Джекрам, оглядываясь. Полли насыпала сахару в самый скверный чай, когда-либо приготовленный денщиком, и побежала обратно на поляну.
Как ни странно, пленный все еще сидел у дерева, по-прежнему связанный по рукам и ногам. Сырцееды удрученно наблюдали за ним. Полли расслабилась — но не слишком.
— …а теперь вы послушайте, лейтенант, — говорил Тауэринг. — Не вижу ничего позорного в том, чтобы поставить точку. Князь скоро вас выследит, потому что теперь это дело чести. Но если вы пойдете со мной, я прослежу, чтобы с вами обошлись помягче. Поверьте, ничего хорошего не будет, если вас поймают драгуны. Им недостает чувства юмора…
— Чай готов, — сказала Полли.
— Спасибо, Перкс, — сказал Блуз. — Думаю, мы можем, по крайней мере, развязать сержанту Тауэрингу руки.
— Да, сэр, — ответила Полли. Это значило «нет, сэр».
Пленный подставил связанные запястья, и Полли неловко потянулась к ним ножом, держа кружку перед собой, как оружие.
— Толковый у вас парень, лейтенант, — заметил Тауэринг. — Он думает, я сейчас выхвачу у него нож. Славный мальчик.
Полли разрезала веревку, быстро отдернула руку с ножом и осторожно протянула кружку.
— А чай он принес чуть теплый, чтобы не обжечься, когда я плесну из кружки ему в лицо, — продолжал Тауэринг. Он устремил на Полли пристальный и честный взгляд прирожденного мерзавца.
Полли достойно выдержала его.
— Ах, да. У тех ребят из Анк-Морпорка в повозке есть маленький печатный станок. Они сейчас на той стороне реки, — сказал Тауэринг, продолжая смотреть на Полли. — Газетопечатание, мол, повышает боевой дух. Они послали картинку в город через клик-башню. Не спрашивайте как. Отличная картинка. «Отважные „мальцы“ всыпали злобенским „старикам“» — вот что они написали. Забавно: похоже, они не поняли, что имели дело с князем. Но мы-то знаем!
Его голос зазвучал еще дружелюбнее.
— Слушайте, парни. Я такой же пехотинец, как и вы. Я тоже не прочь посмеяться, когда кто-нибудь выставляет драгуна дураком. Поэтому идемте со мной, и я уж позабочусь, чтобы завтра, по крайней мере, вам не пришлось спать в кандалах. Это лучшее, что я могу предложить, — он отхлебнул чаю и продолжал: — Во всяком случае, поверьте, остальному Десятому полку повезло гораздо меньше. Говорят, его просто стерли с лица земли.
Выражение лица у Полли не изменилось, но в глубине души она сжалась в комочек. Гляди в глаза, гляди в глаза.
Врешь. Врешь.
— Стерли с лица земли? — переспросил Блуз.
Тауэринг отшвырнул кружку. Левой рукой он выбил арбалет у Гум, правой вырвал у Игорины саблю и с размаху полоснул изогнутым лезвием по веревке, стягивавшей ноги. Все произошло быстро; прежде чем кто-нибудь успел сообразить, что случилось, Тауэринг вскочил, ударил Блуза по лицу и обхватил за шею.
— Ты был прав, малыш, — сказал он Полли через плечо лейтенанта. — Как жаль, что ты не офицер, правда?
Остатки разлитого чая впитывались в землю. Полли медленно потянулась за арбалетом.
— Стоять! Один шаг, одно движение — и я перережу ему глотку, — предупредил Тауэринг. — Поверьте, это будет не первый офицер, которого я убью…
— Но мне в отличие от мальчишек наплевать.
Пять голов повернулись.
Среди зарослей стоял Джекрам, озаренный пламенем далекого костра. Он держал в руках лук Тауэринга, натянув тетиву до предела, и целился прямо в злобенца, как будто не замечая, что на пути находится голова Блуза. Лейтенант закрыл глаза.
— Ты выстрелишь в собственного командира? — уточнил Тауэринг.
— О да. Поверь, это тоже будет не первый офицер, которого я убью, — сказал Джекрам. — Ты никуда не пойдешь, дружок. Не пойдешь, а сядешь. Своей волей или нет — мне все равно.
Лук скрипнул.
— Ты блефуешь.
— Клянусь, я не из тех, кто грозит попусту! Кажется, нас забыли представить? Меня зовут Джекрам.
У Тауэринга изменилось выражение не только лица, но и тела. Он уменьшился ростом, как будто каждая клеточка тихонько сказала своей соседке: «О черт…» Сержант слегка обмяк и чуть-чуть ослабил хватку…
— А можно…
— Поздно, — сказал Джекрам.
Полли не суждено было забыть звук, с которым стрела попала в цель.
Наступила тишина. Потом послышался глухой удар: тело Тауэринга наконец потеряло равновесие и рухнуло наземь.
Джекрам осторожно отложил лук.
— По крайней мере, он успел узнать, кого пытался провести, — сказал он, как будто ничего не произошло. — Жаль, черт возьми. А казался приличным человеком. Осталось еще пойло, Перкс?
Лейтенант Блуз очень медленно поднес руку к уху, которое пробила стрела по пути к мишени, и отстраненно взглянул на кровь.
— Простите, сэр, — весело сказал Джекрам. — Шанс был всего один, ну, я и подумал — в мякоть, быстро заживет. Проденете золотую сережку, сэр, и будет писк моды. Ну… большую золотую сережку. Не верьте всей этой брехне про «Тудой-сюдой», — продолжал он. — Лично я люблю, когда становится жарко. Теперь мы… кто-нибудь скажет, что нам теперь делать?
— Э… похоронить убитого? — предположила Игорина.
— Да, но сначала стяни с него сапоги. Ноги у него маленькие, а злобенские сапоги намного лучше наших.
— Красть сапоги у мертвеца, сержант? — уточнила Гум, все еще не оправившаяся от ужаса.
— Все проще, чем стаскивать их с живого! — Джекрам слегка смягчился, взглянув на их лица. — Парни, это война. Он был солдат, они солдаты, вы солдаты… более или менее. Ни один солдат, если он увидит жратву или хорошие сапоги, не станет хлопать ушами. Заройте покойников как следует, прочитайте молитвы, какие помните, и будем надеяться, что они отправятся туда, где нет войны.
