я ни разу не жаловалась на какие-то события. Когда Дэни упал с велосипеда и разбил коленку, я не паниковала, а тут же отвела его к папе, чтобы обработать рану. Когда папа скончался, я не плакала на похоронах. Вместо этого я следила, чтобы мама больше не запиралась одна в комнате, а Дэни не прятался под кроватью, потому что боялся привидений. Ведь папы больше нет, а он единственный, кто спасал моего героя от кошмаров.
Я редко плакала, редко показывала свои эмоции другим, старалась мыслить здраво даже в стрессовых ситуациях. Но в последнее время планы изменились. Судьба будто специально подкидывает испытания на стрессоустойчивость. Однако железные леди тоже способны на слезы.
Отголоски боли от выходных постепенно развеиваются. Может, потому что я только что проснулась и еще не все воспоминания перебрала в голове, а, может, потому что сегодня меня ждет трудный день. Не знаю. Я бы с удовольствием взяла на себя роль безэмоционального робота.
— Божечки! Мой голова! — на кухне внезапно появляется Лили, развеив тишину умирающим тоном. Она хватается за темную макушку, идет к крану практически вслепую, прищурив глаза, наливает стакан воды и только после этого встречается со мной взглядом и расширяет глаза. — О! Наконец-то ты появилась! Где ты пропадала?
— В смысле где? Я домой ездила, — недоуменно смотрю на рассеянную подругу.
— Ах да, прости. Совсем забыла.
Лили что-то забыла? Ладно выражусь не так. Лили Грин забыла об очевидной вещи? Я больше года отсутствую на выходных в кампусе, как и другие ребята, а она, как лучшая подруга, должна об этом знать. Что произошло с моей бойкой Лили за эти выходные? Или вечеринка у Стифлера на нее так повлияла? Кстати…
— Как прошла пятница?
— Как? Хреново она прошла! Я ничего не помню! — подруга недовольно разваливается на стуле, а затем снова хватается за голову от резкости своих движений.
— Напомнить?
— Лучше не…
— Ты напилась, взяла микрофон и пригласила всех на благотворительный бал, — сообщаю Лили ехидно улыбаясь.
— Ой, ну это еще ничего…
— До этого ты сказала Стифлеру, какой он милый и крутой парень.
— Что?
Лицо подруги тут же вытягивается, коричневые губы моментально образуют букву «О», черные брови вздымаются вверх, а карие глаза неотрывно смотрят так, будто все вышеперечисленное сотворила именно я, а не она.
— Это точно была я? Так! Что я еще наболтала! Только не говори, что я призналась ему в любви! Пожалуйста!
— Нет, здесь все в порядке.
— Фух! Теперь можно не бояться насмешек.
Я тоже хочу в это верить. Не знаю, что там сотворила Роланд со своей шайкой, когда отводили Лили в комнату. Надеюсь, не засняли компромат и не выложили на форум университета. Иначе плакало место председателя, вряд ли моя подруга это переживет.
Но ничего подобного не произошло. В общежитии на нас не показывали пальцем, когда мы вышли на улицу, все так же радостно улыбались при виде нас, а Лили все так же доставали сообщения об организации балла и прочей мелочевки для университета. Как всегда.
Пока мы шагаем к главному корпусу, где пройдет занятие по культурологии, я позволяю немного окунуться в собственные мысли. В размышления. В воспоминания. Нет, не выходных, а вечера пятницы, которое отложилось в памяти. В его кабинете. В полумраке, который дарил лишь боль. Профессор сказал, что продолжит наказание. Обещал, что понравится, только почему-то у меня складывается иное впечатление.
Не хочу гадать, что он придумает на этот раз и через что заставит пройти. Через стыд, через унижение, через боль и обиду. Я пережила наказание линейкой, переживу и это.
В аудитории, как всегда, собрались все однокурсники. Девчонки наносят макияж, парни что-то смотрят в телефоне. Но я заметила один небольшой нюанс. Когда мы с Лили переступили порог аудитории, Элен Роланд мельком взглянула на подругу, а затем на меня. И остановилась, окидывая лисьими глазами мою фигуру. И чего так пялится? Я всего лишь надела свободное платье с ремешком на талии и кроссовки. Чего так зыркать?
— Смотри, Элен Роланд глаз не отводит, — шепчет Лили.
— И с чего это?
— Узнать? — глаза подруги наполняются озорным блеском.
— Думаю, не сто…
— Доброе утро.
Все разговоры замолкают, аудитория погружается в полнейшую тишину, когда профессор Салливан закрывает за собой дверь. Сегодня он в черном костюме, выгодно подчеркивающем его статную фигуру, идеально начищенных туфлях и… С этим магнетических черным взглядом, которым он одаривает каждого присутствующего. Включая меня. И на мне его омуты не задерживаются. Почему? Я так сильно его обидела в пятницу? Меня тут же накрывает стыд и разочарование. Разочарование в самой себе.
Занятие пролетает быстро. Мы обсуждаем предыдущую тему. Девочки активно участвую в дискуссии, Лили тоже подключается, с парнями спорит, даже я вставляю пару словечек, слежу за реакцией профессора Салливана. Но ее нет. Точнее она такая же, как и на ответы других студентов. Он не выделяет меня среди толпы, не акцентирует внимание на правильности мои слов. И от этого становится еще обиднее.
Это гадкое чувство не прекращается, когда звенит звонок. Ребята покидают аудиторию, и я собираюсь выйти вслед за Лили, пока в след не летит строгое, сквозь шум гулкующих студентов:
— Мисс Лаундж, задержитесь.
Лили смотрит на меня вопросительно, но я отмахиваюсь и закрываю дверь. Мы были последними, кто оставался в классе. Подруга остается по ту сторону, а я здесь. Наедине с Профессором. Только сейчас осознаю, что меня ждет наказание. Часть вторая. И я всеми силами хочу избежать его. Может, нужно было притвориться больной, чтобы он обо всем забыла к следующей неделе? Наверное. Только эта не очень хорошая идея — он даже на вечеринке меня нашел, не говоря уже о болезни.
Медленно поворачиваюсь и сталкиваюсь с темным взглядом профессора Салливана. Подхожу ближе к его столу. Вижу, как на губах появляется легкая улыбка. Он всего лишь приподнимает уголки, а мое тело все равно дрожит от страха. Или дело не в нем?
— Как ладони? Попа?
— Нормально.
Ну, почтию если говорить откровенно. На ладонях почти
