Он поворчал немного, но было видно, что ему не терпится показать свою игрушку во всей красе. Он взвесил меня, потом подобрал несколько железных чушек по моему весу – сто пятьдесят футов.
– На этих же весах я взвешивал бедного Винсента.
Мы перенесли чушки на площадку.
– И какое же время мы выберем? Назначайте.
– Вы говорили, что аппаратура у вас точная?
– Да, говорил. А вы что, сомневаетесь в этом?
– Нет, нет! Ну, давайте, прикинем: сегодня двадцать четвертое мая… что, если будет тридцать один год, три недели, один день, семь часов, тринадцать минут и двадцать пять секунд?
– Что за чушь, сэр! Когда я говорю «точность», я имею в виду стотысячные доли, а со стомиллионными мне некогда было возиться.
– Ясно. Но вы понимаете, что для меня важны подробности, а я так мало понимаю, так мало разбираюсь во всем этом. Не трудно будет настроиться на тридцать один год и три недели?
– Не трудно. Максимальное значение ошибки составит не более двух часов, – он поколдовал над приборами. – Можете забираться на платформу.
– И это все?
– Да. Остается подключить энергию. Напряжение, которое я использовал в опыте с монетами, здесь не годится. Но это не имеет значения, ведь мы не будем ничего перемещать.
Я был разочарован и постарался состроить соответствующую мину.
– Так вы и не собирались доводить дело до конца? Вы просто делали все теоретически?!
– Черт подери, сэр, вовсе нет!
– Но если вам не дают энергию…
– Найдется и энергия, если вам так хочется. Подождите.
Он отошел в угол, к телефону. Похоже, он висел здесь еще со времени основания лаборатории. В 2001 году мне еще не встречался такой раритет. Разговаривая с ночным диспетчером университетской подстанции, доктор Твишелл не опускался до спора с представителем невежественной толпы. Он был, как и подобает истинному гению, резок, краток и категоричен:
– …а мне наплевать на то, что вы думаете! Перечитайте инструкцию. Я имею право получить все, что мне захочется. Ну что, нашли параграф? Или вы хотите, чтобы завтра утром я сам нашел его вам, но уже в присутствии ректора? Что? Вы хоть читать-то умеете? Удивительные способности! А писать? Тогда напишите: через восемь минут дать полное напряжение на аппаратуру Торнтоновской Мемориальной Лаборатории ввиду экстренной необходимости. Прочтите, что вы записали. – Он повесил трубку. – Ну, и народец! Он подошел к пульту, повертел ручки и замер в ожидании. Даже со своей платформы я видел, как прыгнули стрелки на приборах. На пульте загорелся красный глазок.
– Есть энергия, – констатировал доктор Твишелл.
– И что дальше?
– Ничего.
– Так я и думал.
– Что вы хотите этим сказать?
– То, что сказал. Дальше – ничего.
– Боюсь, что не понял вас. Я думал, вы сообразите. Ничего не произойдет, пока я не замкну пусковой контакт, и тогда вы переместитесь на тридцать один год и три недели.
– А я вам говорю – ничего у вас не получится.
Он помрачнел.
– Мне кажется, сэр, вы слишком много себе позволяете.
– Называйте это как хотите. Я пришел сюда, доктор, чтобы узнать, насколько правдивы слухи о вашем открытии. И узнал. Я видел пульт с разноцветными кнопочками, такими же, как в дешевом фильме про ученого-безумца. Еще я видел этот балаганный фокус с двумя монетами. Не слишком убедительный – ведь вы сами выбрали монеты и сами сказали, как их следует поместить на платформе – у ярмарочных магов это получается лучше. Я слышал кучу горячих слов, но эти слова ничего не стоят. Все разговоры о вашем великом открытии – это просто блеф. Кстати, в Управлении Безопасности тоже так думают. Ваш отчет даже засекречивать толком не стали, просто подшили в общую папку вместе с другими малозначительными бумагами. Время от времени его достают и перечитывают смеха ради.
Бедный старикан. Мне показалось, что его вот-вот хватит апоплексический удар. Задел-таки я его слабую струнку, сыграл-таки на его тщеславии.
– Вылезайте оттуда, сэр. Подойдите сюда. Я вас сейчас проучу. Голыми руками всю душу вытрясу!
Он разъярился и вполне мог избить меня, несмотря на разницу в возрасте, весовой категории и состоянии здоровья.
– Я не боюсь вас, папаша, – ответил я. – И этой дурацкой кнопки тоже не боюсь. Ну-ка, нажмите ее.
Он глянул на меня, глянул на кнопку, но не нажал.
Я заржал и сказал:
– Дохлый номер, как говорят мальчишки. Твиш, вы просто старый надутый шарлатан, чучело гороховое. Правду говорил полковник Трэшботтом…
И тут – свершилось!!!
10
Когда он треснул по кнопке, я крикнул, пытаясь остановить его. Но было поздно: меня уже несло куда-то. Я успел подумать, что не стоило доводить дело до такого конца. Я лишился всего и чуть не довел до инфаркта бедного старика, который не сделал мне ничего плохого. Я не знал, куда меня несет. И что хуже всего, не знал, доберусь ли я туда.
И тут я прибыл. Падать было невысоко, фута четыре, но я не был готов к этому и плюхнулся, как мешок.
– Откуда вы взялись, черт побери? – сказали надо мной.
Рядом стоял, руки в бока, лысый поджарый мужчина лет сорока. Взгляд у него был проницательный, лицо – умное и приятное, если не считать того, что он явно на меня сердился.
Я сел и обнаружил под собой гравий пополам с сосновыми иголками. Рядом с мужчиной стояла красивая женщина, гораздо моложе его. Она удивленно смотрела на меня, но ничего не говорила.
– Где я? – глупо спросил я.
Мне следовало бы спросить «Когда я?», но это прозвучало бы уж совсем по-дурацки и, кроме того, не имело смысла. Стоило на них взглянуть, чтобы сразу понять, что это не 1970 год.
Но это был и не 2001; в 2001 здесь стояла лаборатория. Итак, я попал не туда.
Из одежды на них был только густой загар. Меньше, чем стиктайтовский костюм. Но держались они непринужденно и ничуть не смущались своей наготы.
– Долго же до вас доходит. Я спросил, как вы здесь оказались? – он огляделся. – Что-то на деревьях не видно вашего парашюта. Что вы здесь делаете? Эта территория – частная собственность. Ваше вторжение незаконно. И где вы разжились этой шутовской одеждой?
Я не усматривал ничего непристойного в моем костюме, особенно, по сравнению с их «одеждой», но промолчал. Другие времена, другие обычаи. И я с моим костюмом вполне мог нажить себе неприятностей.
Женщина взяла его за руку.
– Оставь его, Джон, – мягко проговорила она, – похоже, он болен.
Мужчина взглянул на нее, потом снова уставился на меня.
– Вы больны?
Я кое-как поднялся на ноги.
– Пожалуй, нет. Разве что несколько синяков. А какое сегодня число?
– Что?! С утра было третье мая, первое майское воскресенье. Верно, Дженни?
– Да, дорогой.
– Послушайте, – настаивал я, – у меня была контузия, здорово треснули по голове. Назовите, пожалуйста, дату. Полную, понимаете?
– Как так – полную?
Мне не следовало спрашивать об этом, нужно было раздобыть газету или календарь, но я не мог ждать.
– Какой сейчас год?
– Ну ты даешь, братец! Конечно, 1970, – ответил он, пристально разглядывая мою одежду.
Я чуть не упал от радости. Все-таки свершилось! Получилось, черт побери! Мне снова повезло.
– Спасибо, – широко улыбнулся я. – Вы и представить себе не можете, как я вам благодарен. – Он смотрел на меня, как на буйного, и я поспешил добавить: – У меня бывают приступы амнезии. Однажды я потерял целых пять лет.
– Да, вам не позавидуешь, – медленно произнес он. – Но сейчас вы достаточно здоровы, чтобы ответить на мои вопросы?
– Не приставай к нему, милый, – вмешалась женщина. – Похоже, он славный парень. А сюда забрел просто по ошибке.
– Посмотрим. Ну?
– Да, я здоров… уже целую минуту. Повторите, пожалуйста, вопрос.
– Ладно. Как вы сюда попали? И зачем так вырядились?
– Честно говоря, не знаю, как я здесь очутился. Я даже не знаю, где я сейчас. Приступ накатил совершенно внезапно. А что до одежды… ну, назовите это просто причудой. Вы ведь тоже… необычно одеты. Вернее, не одеты вовсе.
Он глянул вниз, на самого себя, и усмехнулся.
– Я вам объясню… почему мы с женой так одеты… точнее, не одеты. Хотя мы должны были бы не объяснять, а выставить вас отсюда. Вы же чужак, это видно по вашей одежде. Эта земля принадлежит Денверскому Солнечному Клубу.
Джон и Дженни Саттон оказались умными, дружелюбными и, что называется, без лишних предрассудков людьми. Они были из тех людей, что готовы и действующий вулкан пригласить на чашку чая. Джона явно не устроили мои объяснения, и он все порывался продолжить дознание, но Дженни сдерживала его. Я твердо держался своей версии насчет «внезапных приступов амнезии» и, однако, «припомнил», что вчера вечером был в Денвере, в Нью-Браун Пэлис.
Наконец, он сказал:
– Ну, ладно, все это занятно, даже немного волнует. Я спрошу, кто из наших едет в Браули, а оттуда на автобусе можно добраться до Денвера, – он снова осмотрел меня с ног до головы. – Но в клуб я вас пригласить не могу – наши друзья не поймут меня.
