– Так нужно, Джон, так должно быть.
– Почему? Опять твое предвидение?
– Может быть. На товарном ярлыке мы изобразим Аладдина с лампой и выходящего из нее джина. И еще одно: главная контора должна быть в Лос-Анджелесе.
– Что? Ты спятил, если думаешь сманить меня туда. Чем тебе не нравиться Денвер?
– Всем нравится. Денвер – красивый город, но строить здесь фабрику нельзя. Стоит только подобрать здесь приличное место, как окажется, что эта земля нужна какому-нибудь федеральному ведомству, и тебе снова придется искать. А время уходит. Кроме того, здесь не хватает рабочей силы, строительные материалы на вес золота, некоторые детали днем с огнем не найдешь. А в Лос-Анджелесе – неисчерпаемый рынок рабочей силы, Лос-Анджелес – морской порт, в Лос-Анджелесе – …
– А как насчет смога? Его-то к достоинствам не отнесешь.
– Смог скоро победят. Поверь мне. Кстати, разве ты не заметил, что и в Денвере взялись производить его?
– Подожди минутку, Дэн. Мне вполне ясно, что тебя не переспоришь – значит, это и в самом деле важно. Но у меня должна быть какая-то свобода.
– Естественно, Джон.
– Конечно, надо быть полным психом, чтобы переезжать в Калифорнию. Я бывал там во время войны, видел все. Спроси у Дженни, она коренная калифорнийка – это ее тайный грех. Ее туда багром не затащишь. А здесь – чудесные зимы, свежий горный воздух, великолепные…
– Я никогда не зарекалась вернуться в Калифорнию, – сказала Дженни, оторвавшись от вязания.
– Что такое, дорогая?
Дженни не любительница трепаться. Если уж она заговорила, значит ей есть что сказать.
Она отложила спицы – добрый знак.
– Дорогой, в Калифорнии мы могли бы вступить в клуб Дубовой Долины. Они там купаются круглый год. Когда мы в последний раз приезжали в Боулдер, весь бассейн был затянут льдом.
Наконец, наступил долгожданный день – 2 декабря 1970 года. Я тянул с отъездом до последней минуты. Из-за чудовищной дороговизны деталей я совсем издержался, и мне пришлось занять у Джона три тысячи в счет будущих прибылей. Он позволил мне написать расписку, потом порвал ее и бросил клочки в корзину.
– Расплатишься, когда станешь миллионером.
– Это будет лет через тридцать, Джон.
– Неужели так долго?
Я задумался. После нашей первой встречи он ни разу не попросил меня рассказать мою историю. Да и тогда он прямо заявил, что не верит ни одному моему слову – однако поручился за меня в клубе.
Пришло время рассказать ему все до конца, я так и сказал ему.
– Может, разбудить Дженни? Она тоже имеет право узнать обо всем.
– М-м… не стоит. Пусть себе спит, пока не придется прощаться. Дженни – цельная натура, Дэн. Уж если она любит человека, ей наплевать, кто он и откуда взялся. Если хочешь, я потом ей все перескажу.
– Как знаешь… – И я подробно рассказал ему все, изредка прикладываясь к стакану с прохладительным (у меня были причины не прикасаться к алкоголю) и кончил тем мгновением, когда мы встретились на горном склоне близ Боулдера. – Вот и все, – сказал я. – Пожалуй, стоит сказать еще об одном. Мне пришлось падать, правда не высоко. Это значит, что для строительства лаборатории грунт насыпали. А если бы его срыли бульдозером, я бы оказался заживо погребенным под землей. Скорее всего, вы бы тоже погибли – такой взрыв может стереть в порошок весь округ, хотя никто не знает, что случается, когда две массы одновременно оказываются в одной и той же точке пространства.
Джон молчал, прикуривая.
– Дэн, ты много рассказывал мне о будущем Лос-Анджелеса – я имею в виду Большой Лос-Анджелес. Я дам тебе знать, когда сам проверю, насколько точен твой рассказ.
– Все точно. Разве что забылись кое-какие мелочи.
– М-м… все логично. Но пока позволь мне считать тебя самым приятным психом из всех, что я встречал. Это не помешает тебе как инженеру… и как другу тоже. Ты мне нравишься, парень. К Рождеству я подарю тебе новую смирительную рубашку.
– Что ж, думай, как хочешь.
– Да, именно так. Иначе я сам сойду с ума… а это может не понравиться Дженни, – он взглянул на часы. – Давай-ка разбудим ее. Если я позволю тебе уехать, не попрощавшись с нею, она меня оскальпирует.
– Давай.
Они отвезли меня в Денверский Международный аэропорт, и Дженни чмокнула меня на прощание. Одиннадцатичасовым рейсом я отправился в Лос-Анджелес.
11
На следующий вечер, третьего декабря 1970 года, я взял такси и поспешил к дому Майлза. Я не знал в точности, в каком часу очутился там в тот раз, и поэтому решил приехать загодя. Отпустив такси за квартал до особняка Майлза, я подошел пешком. Было темно, у дома стояла только одна машина Майлза. Я отошел метров на сто и стал ждать.
Две сигареты спустя подъехала другая машина, остановилась. Фары погасли. Я подождал еще минуту, потом подошел к ней. Это была моя машина.
Ключа у меня не было, но это меня мало беспокоило: погруженный по самые уши в инженерные проблемы, я вечно забывал ключ в самых неожиданных местах, и поэтому давно выработал привычку держать в багажнике запасной. Я достал его и забрался в машину. Не зажигая фар, я снял машину с ручного тормоза и позволили ей катиться вниз по улице до угла, и только тогда запустил двигатель. На самых малых оборотах, без огней, я объехал квартал и остановился в переулке позади дома Майлза и как раз напротив его гаража.
Гараж был заперт. Я заглянул внутрь сквозь грязное окошко и увидел какую-то темную массу. Вглядевшись попристальнее, я различил очертания моего старого друга, «Умницы Фрэнка».
В Южной Калифорнии того времени гаражи строились без расчета на взлом. С замком я справился за считанные секунды. Гораздо больше времени я потерял, разбирая «Фрэнка» на составные части и запихивая их в машину. Перво-наперво, я отыскал чертежи и записи – они оказались там, где я и ожидал их найти. Я отнес их в машину и бросил прямо на пол, а уж потом занялся самим «Фрэнком». Никто лучше меня не знал его соединений, к тому же, я не слишком церемонился – все это ускорило дело, но все равно, вкалывать пришлось целый час.
Я едва успел затолкать в багажник последний блок (это было шасси от инвалидного кресла) и черепашьим ходом отогнал машину подальше, как завыл Пит. Ругая себя за неуклюжесть и нерасторопность, я обежал гараж и задний двор. Представление началось.
Я твердо обещал себе, что уж на этот раз обязательно наслажусь зрелищем Питова триумфа, но ничего не увидел. Хотя задняя дверь была открыта, проем оказался затянут сеткой, и ни один из бойцов так и не попал в поле моего зрения. Зато я слышал беготню, треск, леденящий кровь вой Пита, визг Беллы и прочее. Я подкрался к двери, надеясь увидеть хотя бы финал кровавой сцены.
Дьявол! Сама сетка была на крючке!
Этого я не учел. Я поспешно достал нож, сломал ноготь, открывая его, откинул крючок и вовремя отскочил. Пит ударил в сетку, словно киношный мотоциклист, таранящий забор.
Приземлился я прямо в розовый куст, выбрался на тротуар и отошел подальше от освещенной двери. Теперь надо было ждать, пока Пит затихнет. Я знаю котов. В таких случаях их лучше не трогать.
Но каждый раз, когда он проходил мимо меня, издавая свой боевой клич, я тихонько звал его.
– Пит, иди ко мне. Пит, успокойся, парень, все в порядке.
Он знал, что я близко, и даже видел, но все равно игнорировал. Ему нужно было сперва расправиться с врагами, а уж потом общаться со мной. Я знал, что он придет ко мне, когда немного успокоится.
Пока я ждал, сидя на корточках, в доме послышался шум воды – враги зализывали раны, оставив меня в гостиной. Тут ко мне пришла ужасная мысль: а что, если подкрасться к моему бесчувственному телу и перерезать ему горло? Я подавил ее в зародыше: не настолько я любопытен, чтобы из чисто академического интереса идти на убийство, а тем более – на самоубийство.
К тому же, результата, скорее всего, так и не увидишь.
Кроме того, мне вообще не хотелось входить в этот дом. Конечно, я мог бы прирезать Майлза… но он и так скоро умрет.
Наконец, Пит остановился футах в трех от меня.
– Мрроурр? – сказал он, имея в виду: «Давай-ка вернемся и порвем их на куски. Ты сверху, а я снизу».
– Нет, парень, забава кончилась.
– Мяу!
– Пора идти домой, Пит. Иди к Дэну.
Он сел и начал умываться.
Когда он закончил, я вытянул руки, и он прыгнул ко мне.
– Мррр? («А где ты был, когда я дрался?»)
Я отнес его к машине и опустил на сиденье водителя – единственное свободное место. Он обнюхал железки, громоздящиеся на его обычном месте и с упреком посмотрел на меня.
– Поедешь у меня на коленях, – сказал я. – Не суетись.
Мы выехали на улицу, и я включил фары. Я направился к Большому Медвежьему озеру, к лагерю девочек-скаутов. Через десять минут я вышвырнул вон расчлененного «Фрэнка» и освободил Питу его законное место – так было удобнее нам обоим. Проехав несколько миль, я снова остановился, выгреб с пола записи и чертежи и отдал их на волю ветра. Шасси от инвалидного кресла я приберег до той поры, пока не поднялся в горы – там я спихнул его в ущелье: что-то загрохотало.
