Но Марина внезапно притихла и как-то странно на него посмотрела. Вот только сейчас они непринуждённо болтали и веселились и вдруг стали стремительно отдаляться друг от друга.
У Марины глаза, как у Ксении, такие же большие и карие. Горький шоколад. На этом сходство заканчивалось. Марина маленькая и худенькая, как подросток. Светлые волосы пушистым облаком опускаются ниже плеч. Хорошенькая и такая свежая, как горный родник. Но до Ксении ей далеко. Старшая сестра — красавица с глубоким омутом. Женщина-загадка.
— Что ты нос повесила, Маринка-картинка, — попытался вернуть былое настроение Макс. — Переживаешь, что суженого ещё не встретила? Какие твои годы…
— Ничего я не переживаю, — сердито буркнула Марина и отодвинула креманку. — Больно надо! Я вообще замуж не собираюсь.
— Ой ли? — не поверил Макс и сразу пожалел, что не сменил тему.
— А зачем? Что хорошего ждёт женщину после свадьбы? Кастрюли, грязные носки по всей квартире, сопливые дети? Невелико счастье! В старину перед свадьбой невеста плакала. К будущей новобрачной приходили девушки и замужние женщины и все дружно рыдали. Даже примета такая была: чем больше девица плачет перед свадьбой, тем меньше придётся реветь замужем. Представляешь, какие перспективы? Подвенечное платье неспроста белое. Это погребальный цвет. Девушка как будто умирала и переходила в другую, замужнюю жизнь.
— Ну это очень смелая трактовка истории, — развеселился Макс, видя запальчивость Марины.
— Зато правильная. Не сомневайся!
— Конечно-конечно, — примирительно ответил он и в шутку поднял руки вверх. — Сдаюсь!
Когда вышли из кафе, Макс поймал себя на мысли, что не хочет расставаться с Мариной. Им вместе было весело и интересно. Макс предложил ещё погулять, и она согласилась. В октябре быстро темнеет. Они шли по освещённому проспекту и болтали ни о чём. Лёгкий свежий воздух холодил разгорячённые лица. На душе у Макса стало светло, а кровь отчаянно неслась по венам.
Заморосил дождь. Марина словно очнулась от прикосновения к лицу маленьких прохладных капель.
— Мне пора домой, — сказала она и заспешила в направлении своей улицы. Он последовал за ней.
У подъезда они остановились. Макс понял, что ни разу не спросил о Ксении. А ведь он пригласил Марину на прогулку только для того, чтобы разузнать о сестре. Начинать этот разговор сейчас было уже неуместно.
Марина бросила короткое «пока» и направилась к входной двери. Макс поплёлся следом. Вдруг она резко остановилась и повернулась. И, конечно, Макс налетел на неё и мог запросто сбить с ног. Однако Марина зацепилась за него, как лиана, и устояла, но оказалась в его объятиях. Она подняла на него глаза, и сердце у Макса замерло. Эти глаза цвета горького шоколада, такие же, как у Ксении.
Он наклонился и коснулся её губ. Сначала нежно, а потом всё больше распаляясь. Поцелуй получился жадным, Макс крал то, что ему не принадлежало. Но время остановилось, а пространство расширилось. Капли падали на лицо, затекали под воротник рубашки, но ему было всё равно. В его голове перепутались мысли. Лишь когда тяжёлая металлическая дверь с грохотом хлопнула у них за спиной, Марина отпрянула, выскользнула из его объятий и бросилась в подъезд. А он остался стоять, оглушённый своим порывом.
Макс смотрел на окна Николаевых. Зажёгся свет в комнате Марины, потом мелькнул её силуэт. А он всё стоял и не мог уйти.
Старые качели жалобно скрипели на детской площадке. Он посмотрел на часы. Без четверти десять. Кто же так поздно выгуливает детей? Дождь искажал реальность, но детская площадка была хорошо освещена. Макс пригляделся и обомлел. На качелях, ссутулившись, как мокрая ворона, сидела Ксения. Она смотрела прямо на Макса. Не было никаких сомнений, что она видела, как всего несколько минут назад он страстно целовался с её младшей сестрой.
27
Ксения сидела напротив Танечки в уютном кафе за столиком у большого окна. Они не виделись почти месяц. Ксения и представить себе не могла, что соскучится по Танечке и пустой болтовне ни о чём. Она с жадностью слушала последние сплетни, кто с кем расстался, кто с кем стал крутить любовь. Раньше такого рода разговоры её раздражали, а теперь она слушала новости со смесью ностальгии и грусти.
— Какой же вкусный здесь штрудель! — Танечка облизала верхнюю губу. — Сладкое — моя слабость. Держусь-держусь, а потом вот так срываюсь. Целый кусок слопала. Завтра придётся опять делать разгрузочный день, — тяжело вздохнула она. — Хорошо тебе, Ксюха! Ты тощая, как селёдка, можешь есть, что захочешь.
— У меня конституция такая, — произнесла Ксения, ковыряя в тарелке с десертом, потом подумала и добавила: — Я равнодушна к сладкому, мне легче следить за фигурой.
— Да, против природы не попрёшь. У меня лишняя ложка сразу превращается в лишний килограмм.
— Танюш, не прибедняйся. У тебя очень аппетитная фигура. Как говорится, всё при тебе.
— Я тоже так раньше думала. Только мужчины теперь предпочитают худышек.
— Откуда ты это взяла? Если из глянцевых журналов, то не верь, это всё выдумки.
— Может, и выдумки. Только ты уже второго богача на крючок поймала. И это всего за полгода.
— А ты ищи не богатого, а свою любовь.
— Да где же её, эту любовь, найти? — она грустно вздохнула. Ксения вздохнула вместе с ней, но каждая думала о своём. Танечка жалела себя, годы быстро летят, красота увядает. Скоро найти достойную партию будет сложнее, чем переплыть Гибралтарский пролив. Ксения думала, что уже давно не видела Сашу. Сердце ныло и болело, и мысли о нём казались навязчивыми.
А за окном серый и унылый город мельтешил вечно спешащими куда-то людьми. Поскорее бы выпал снег и прикрыл грязные безжизненные газоны. Может, и на душе стало бы светлее.
— Ты когда перестанешь бездельничать и выйдешь на работу? — спросила Танечка, когда с десертом было покончено. — Отпуск-то кончился.
— Не знаю. Борис хочет, чтобы я уволилась. А я не могу. Надо попросить у Журкова отсрочку ещё на месяц. Как ты думаешь, он разрешит?
— Не знаю, ты же на особом положении. Раньше таких случаев не было, — она неторопливо пила чай из маленькой изящной чашечки. — Зачем ты так цепляешься за эту работу? Зарплата — копейки. Я бы на твоём месте сразу уволилась.
— Не так сладко на моём месте, — опять вздохнула Ксения.
— Почему? — Танечка отставила чашку и подалась вперёд. Её глаза заблестели любопытным огнём.
— Борис — умный и интересный человек, но…
— Он что, «того»? — округлила глаза Танечка.
— Что «того»? — не поняла Ксения.
— Если мужик в постели никакой, о нём говорят, что «умный и интересный». То есть, кроме как читать книжки и вести разговоры, больше нечем заняться.
— Нет, в этом смысле Борис нормальный.
— Тогда что не так?
— Вроде бы всё так, — задумчиво произнесла Ксения. — Почему ты спрашиваешь?
— Умный, интересный, — начала загибать пальцы Танечка, — симпатичный, богатый. Я ничего не забыла?
— Спортсмен.
— То есть держит форму. Тогда почему он до сих пор не женат?
Ксения задумалась. В досье было сказано: «…не состоял в браке и длительных связях. Пережил негативный опыт в юности, разочаровался. Отношение к женщинам носит негативно-пренебрежительный характер…»
— Не женился, потому что меня раньше не встретил, — с иронией сказала Ксения.
Танечка от удивления открыла рот, отчего стала похожа на большого карпа, вынутого из воды.
— Ершов сделал тебе предложение? — обрела она дар речи.
— Нет, — спохватилась Ксения и испугалась, что сболтнула лишнего. — Пока нет.
— Расскажи мне свой секрет, как у тебя получилось его заарканить, — жалобно попросила Танечка. — Обещаю, что никому не расскажу.
— Любовь, — загадочно улыбнулась Ксения.
— Нет, в эту ерунду я не верю. Ксень, ну скажи: чем ты его зацепила? Ведь внешне я тебя не хуже, даже наоборот, — простодушно заметила она.
Ксения видела её искренний интерес и решимость набраться опыта. Как же ошибочно она считала раньше Танечку кровожадной акулой. Сейчас перед ней сидела уже не очень молодая, но всё ещё красивая девушка, которая мечтала о счастье и панически боялась бедности. Она наивно верила в некую формулу, по которой можно вскружить голову всякому мужчине. Ксения вопреки всем инструкциям верила только в любовь. А любовь — это мистическое чувство, которое нельзя просчитать на калькуляторе.
