– Из какой же Вы породы людей, добрый господин, если рискнули в одиночестве заночевать в таком месте, как это? Разве вы не знаете, что оно кишит демонами? Слышали ли Вы, например, о Волосатом Нечто?
Квайриё улыбнулся и ответил дровосеку:
– Мой друг, чем же мне может навредить это Волосатое Нечто? Я ведь всего лишь странствующий священник. «Гость туч и ливней» говорят про таких, как я, люди. Может быть, ты имеешь в виду Барсучьего демона, или Лисьего демона, или еще каких-нибудь созданий в этом роде? Как по мне, это пустынное место вполне подходит для размышлений. И знаешь, мне здесь даже нравится: я люблю спать на открытом воздухе и привык не особенно опасаться за свою жизнь.
– В таком случае Вы на самом деле чрезвычайно храбрый человек, господин священник, – ответил дровосек. – Я бы не стал здесь спать. Как говорит пословица, даже смелому человеку нет необходимости понапрасну подвергать себя опасности, а это место имеет чрезвычайно дурную славу. Хотя мой дом – всего лишь жалкая лачуга и выстроена из соломы, разрешите мне пригласить Вас пойти туда вместе со мной. Правда, я не могу предложить Вам никакой пищи, но зато у Вас над головой будут крыша и там Вы будете в безопасности. Послушайте меня, добрый господин, Вы очень рискуете, если останетесь здесь на всю ночь.
Чистосердечный тон, которым говорил человек, понравился Квайриё, и он принял скромное приглашение. Недалеко от места, где собирался провести ночь священник, от главной дороги отходила узкая чуть заметная тропинка. Она вела в сторону черного леса, видевшегося на более светлом фоне неба. Дровосек повел Квайриё по этой тропинке. То был каменистый и опасный путь. Иногда спутникам приходилось идти по самому краю пропасти. Время от времени твердая земля совсем исчезала из-под ног, и тогда они ползли, цепляясь за толстые, переплетенные между собой корни деревьев. Отдельные участки пути представляли собой проходы между скал. Были они настолько узкими, что острые зубья камней цеплялись за одежду и рвали ее. Но, в конце концов, опасности закончились, и дровосек вывел Квайриё на ровную вершину холма. Место было открытое и всё пространство вокруг освещала полная луна. В ее свете неподалеку можно было видеть маленький домик из рисовой соломы, который слабо светился изнутри. Спутники обошли дом сзади и оказались под навесом, который был сооружен над небольшим бассейном. В него по бамбуковым трубам стекала вода, – видимо, из какого-то расположенного выше источника. Квайриё вслед за дровосеком вымыл в бассейне ноги и огляделся. Рядом с навесом он увидел огород с овощами, чуть поодаль росли живописные группы кедров и стеблей бамбука. Сквозь их листву можно было разглядеть мерцание водопада, который низвергался откуда-то с величественной высоты. В лунном свете он напоминал колеблющуюся длинную белую одежду.
Квайриё вошел в жилище вслед за дровосеком. В полутемной хижине он увидел четверых людей, которые сидели на корточках и грели руки возле слабого огня, разведенного в ро главной комнаты. Оказалось, что трое из них – мужчины, а одна – женщина. Завидев гостя, они встали ему навстречу, поклонились и приветствовали его почтительными словами. Это удивило священника. Он не ожидал, что люди, ведущие столь бедный и уединенный образ жизни, могут быть знакомы с такими вежливыми формами беседы. «Видимо, кто-то, хорошо знакомый с этикетом, обучил этих людей» – подумал про себя Квайриё. Затем он обернулся к аруйе и сказал:
– По вашему вежливому приветствию и изысканной манере речи, с которой вы обращаетесь ко мне и вашим домашним, я могу предположить, что вы не всегда были дровосеками. Может быть, вы когда-то принадлежали к более высокому сословию?
– Сэнсэй, – улыбнулся в ответ дровосек, – Вы не ошибаетесь. Хотя теперь в это трудно поверить, когда-то я был действительно весьма важной особой. История моей жизни поистине печально. И, что хуже всего, моя жизнь была разрушена только по моей собственной вине. Когда-то я служил у одного даймиё, и, поверьте, мой ранг был далеко не последним. Но я был молод и глуп. Не разум, а женщины и вино руководили мною. Не раз под влиянием этих пагубных увлечений приходилось мне совершать дурные поступки. В конце концов наш род пришел в упадок. Более того, мое поведение послужило причиной смерти многих людей. Справедливой каре я предпочел изгнание и превратился в беглеца. Теперь я непрестанно молюсь, чтобы мне была свыше предоставлена возможность искупить грехи и восстановить род предков. Я стараюсь умилостивить Того, от Кого зависит моя карма, искренним покаянием и посильной помощью таким же несчастным, как я сам. Но я боюсь, что мне никогда уже не найти пути назад и не вернуть свое доброе имя.
Эти добрые намерения очень понравились Квайриё.
– Мой друг, – обратился он к аруйе, – не отчаивайтесь. Я сам неоднократно видел людей, которые совершили много глупостей в молодости. Однако, не смотря на это, они в конце концов преодолели себя, вступили на путь добродетели и вернулись к достойной жизни. Верьте, что греховные заблуждения можно побороть хорошими делами и намерениями, – так написано в священных сутрах. Сегодня вечером я буду молиться за Ваше будущее. Я знаю, Вы сможете найти в себе силы и преодолеете последствия ошибок прошлого, которые вы совершили. Я не сомневаюсь, что у Вас доброе сердце, и искренне надеюсь, что Ваша жизнь изменится к лучшему.
После этой речи Квайриё пожелал всем доброй ночи, и хозяин проводил его в маленькую боковую комнатку, в которой гостя уже ждала постель. Вскоре в доме стало совсем тихо. Все уже давно спали, когда священник закончил читать священные сутры при свете бумажного фонаря. Перед сном ему захотелось бросить последний взгляд на уютную местность, лежащую перед домом. Квайриё отодвинул соломенную циновку, которая закрывала окно его комнаты, и выглянул наружу.
Ночь была тиха и прекрасна. Небо было усыпано звездами. Яркий свет луны проникал между темными резными листьями деревьев. Было видно, как он мерцает на каплях росы в саду. Пение сверчков и звон насекомых были подобны тихой музыке, а журчание невидимого водопада за домом служило аккомпанементом.
Тут Квайриё понял, что он давно испытывает жажду. Он вспомнил о бамбуковом водопроводе и решил сходить к нему напиться воды. Очень осторожно, чтобы не обеспокоить спящих обитателей лачуги, он раздвинул циновки, отделявшие его комнату от главного помещения. При свете своего фонаря Квайриё увидел пять лежащих тел и тут же оцепенел. Страшная картина предстала перед его глазами: те, с кем он еще недавно разговаривал, лежали теперь обезглавленные…
В первый момент Квайриё подумал о преступлении. Но хотя безголовые шеи и выглядели точно так, словно их перерубили, никаких следов крови заметно не было. Тогда он подумал:
– Одно из двух: или призраки затуманили мой рассудок, или меня заманили в жилище Рокуро-Куби…
Тут Квайриё вспомнил одно место в книги Сесинки. Там говорилось, что голова Рокуро-Куби никогда больше не сможет присоединиться к шее, если его тело, пока оно лежит без головы, хотя бы немного передвинуть от того места, где оно было найдено. А еще в этой книги было написано, что будет, когда голова вернется и обнаружит пропажу своего тела. В этом случае она должна удариться три раза о землю, подпрыгивая, словно мяч, и вопя от ужаса, после чего сразу же умрет. «Да уж, всё указывает на то, что это и в самом деле настоящие Рокуро-Куби, – продолжал про себя рассуждать священник, – а это не сулит мне ничего хорошего. Пожалуй, будет правильным в точности последовать наставлениям книги Сесинки…»
Квайриё взялся за тело аруйи. Ухватив его за ноги, он просунул тело в окно и вытолкал наружу. Потом он подошел к задней двери. Оказалось, что она заперта изнутри. Не иначе, головы выбрались из дома через отверстие для дыма в крыше, которое оставалось открытым. Квайриё отодвинул засов и тихонько вышел в сад. Он направился в рощу, осторожно ступая по траве. Через какое-то время священник стал различать голоса. Они доносились из-за деревьев, что росли прямо перед ним. Прокрадываясь от тени к тени, Квайриё пошел в их направлении, пока не нашёл подходящего укрытия. Осторожно выглянув из-за ствола дерева, священник увидел головы: все пять витали в воздухе и вели между собой беседу. Время от времени они спускались к земле или подлетали к веткам деревьев, чтобы ухватить губами червя или насекомое, которых тут же съедали. Вдруг голова аруйи зависла в воздухе и воскликнула:
– До чего же хорош тот человек, которого удалось завлечь к нам сегодня вечером! Вы видели его тело? До чего же оно мясистое! То-то набьём мы наши утробы, на всех хватит. Конечно, я поступил не очень умно, когда завел с ним беседу на душеспасительные темы. До чего же смешно: теперь он бормочет свои священные сутры за здравие моей души! К сожалению, мы не можем подкрасться к нему во время молитвы, да и вообще, пока священные слова изливаются из его уст, трогать его нельзя. Придется нам подождать. С другой стороны, уже совсем поздно, и, вероятно, он сейчас спит. Слетайте-ка, кто-нибудь, в дом, гляньте, что там поделывает наш священник.
