— И что же принципиально нового ты собираешься предпринять, Мансо? Ты когда-нибудь задавался этим вопросом?
— Я собираюсь предпринять первые шаги к спасению того, что еще осталось от нашей Кубы, команданте.
— Так, значит, сын наносит отцу подлый удар и объявляет себя миропомазанником? Слишком по-христиански сказано. В Голливуде это назвали бы «дерьмом».
— Я пощажу вашу жизнь. И, конечно же, жизнь вашего сына Фиделито. Обещаю. Я уже приобрел вам замечательное поместье в Ориенте.
— Ты мне что-то обещаешь? Да твои обещания так же ничтожны, как и вся твоя жизнь. Ты никогда не был революционером. Ты не следовал идеалам, не понимал политической философии. Деньги всегда были твоей религией. Ты лишь высокооплачиваемый наемник, террорист. И тебе лучше убить себя собственными руками, пока я сам этого не сделал.
— Я многому научился у Пабло, пока жил в джунглях, команданте. Я понял, что терроризм — это атомная бомба для малоимущих. Единственный способ нищих нанести ответный удар врагу. Старое сменяется новым. С прошлым должно быть покончено навсегда.
— С тобой будет точно покончено, я тебе обещаю.
— Мы приземлимся на Telaraca через двадцать минут. Моя охрана проводит вас в дом. На Telaraca у меня оборудована телевизионная станция, — сказал Мансо. — После небольшой передышки вас проведут на эту станцию, чтобы вы обратились к народу.
— Тебя будут преследовать, как собаку, и ты умрешь, как собака, на глазах всех родственников.
— Вы скажете им, что революция привела к большим успехам в политике. Но, к сожалению, не в экономике. Поэтому, после глубоких раздумий, вы пришли к выводу, что ради будущего страны должны покинуть свой пост. Пришло время править новому поколению.
— Править? Это фарс! — Кастро обернулся к Мансо и плюнул ему в лицо.
Мансо не обратил внимания на плевок. Он тихо произнес:
— Давайте, команданте, плюйтесь. Плюйтесь, пока не кончится слюна. Теперь это ваше единственное оружие.
— Глупец. Ради меня бьются сердца любящего меня народа. У меня есть армия. Ты погибнешь.
— Последние офицеры, преданные вам, будут арестованы. Мои люди возьмут под контроль теле- и радиовещание и телефонные станции. Это произойдет сразу после вашего телевизионного обращения к народу. Когда я произнесу в радиоэфир слово «манго», шестеренки механизма начнут вращаться.
Кастро покраснел от гнева. Песня про манго не только высмеивала его неизменную зеленую солдатскую форму. В ней говорилось, что хотя фрукт зеленый, но созревший и вот-вот упадет.
— А что касается преданного вам народа, — сказал Мансо, — то его сердца слишком долго были заложниками желудков. Я подкормлю их и таким образом привлеку к себе.
— Ты был ничтожеством. Я сделал тебя человеком. И снова превращу тебя в ничтожество. Вся страна будет оплевывать сначала тебя, а потом могилу. Как я плюю. — Кастро оттянул ремень, повернулся и снова плюнул в лицо Мансо.
— Нет, команданте, этого не будет, — спокойно сказал Мансо, снова не обращая внимания на плевок. — Всей стране, как и армии, хорошо промыли мозги. Вы стерли из людских умов способность мыслить и выбирать. Это у вас получилось хорошо, никто не спорит. Результат — потеря ценностей, потеря веры. Мы можем поставить вместо вас глупую уличную потаскушку, и вся страна будет кланяться ей в ноги.
— Не на себя ли намекаешь, полковник Мансо де Эррерас?
Мансо не поддался на искушение.
— После того как вы объявите нации свое решение, я скажу, что наше новое правительство создано с вашего благословения. Что мы все еще против американцев. И объявлю имя нового президента. Мы дадим американцам тридцать часов, чтобы они сняли свою блокаду и эвакуировали всех до последнего с базы ВМФ в Гуантанамо.
— С чего ты взял, что они послушают тебя, сосунок?
— Я приберег кое-что на случай, если не послушают.
— Идиот! Американцы любую провокацию воспримут как объявление войны. Они разбомбят нашу страну, сравняют с землей. Разве ты не понимаешь? Разве в твоей жалкой памяти не отложилось, как американцы пару лет назад разделались с Афганистаном? Советские предатели оставили нас совершенно открытыми и беспомощными! Американцы просто жаждут удобного повода, чтобы прибрать здесь все к рукам. И ты хочешь дать им повод?
— Американцы не тронут нас.
— Позволь спросить почему?
— У нас есть оружие, которое предотвратит любые ответные действия. «Борзая». Самая опасная субмарина в мире. Она построена русскими в полной секретности под занавес холодной войны. При ее создании использованы американские технологии «Стелс». Ее нельзя обнаружить ни радаром, ни сонаром. По размерам она в два раза превосходит обычные подводные лодки. Несет сорок баллистических ракет.
Кастро словно потерял дар речи.
— И у нас есть новые могущественные союзники, — добавил Мансо.
— Ты имеешь в виду официальные визиты моего брата Рауля в Китай? — пробормотал Кастро. — Ты хуже глупца, Мансо. Ты что, веришь всему, что говорит мой брат? Да китайцы и дохлой мухи не дадут за Кубу. И за Рауля в придачу.
— Откуда вы знаете, что американцы не отнесутся к нашему правительству с почтением, команданте?
— Ты что, продался американцам?
— У моего брата Карлитоса да и у меня множество друзей в Америке еще с тех дней, когда мы работали в Колумбии у «Доктора» Эскобара. Карлитос — влиятельная фигура на мировой арене, скажу я вам.
— Карлитос — псих, крепко подсевший на наркотики. Он неподконтролен. А эти американцы — друзья мафиози Эскобара — просто жалкая кучка гангстеров. Бессильные кастраты, похваляющиеся лживыми подвигами в газетах и с киноэкранов.
— Наше новое правительство найдет поддержку не только среди мелких мафиози. Один из наших союзников недавно приобрел отель «Насьональ». Он собирается построить новое казино, как у сеньора Мейера Лански. Наше правительство приветствует таких союзников с распростертыми объятиями.
— Нечестивец! У тебя не будет никакого правительства, потому что ты не доживешь до этого момента. Грязный…
Кастро, должно быть, выхватил из кобуры револьвер, потому что Мансо почувствовал, как в висок уперся холодный ствол.
— Вот подходящий способ покончить с этим правительством в зародыше, Мансо, — сказал Фидель, едва контролируя свой голос. — Я убью подлого предателя, который хочет уничтожить свершения нашей великой революции!
Он нажал на курок.
— Револьвер пуст, команданте, — сказал Мансо. — Не тратьте время зря.
Мансо услышал еще пять пустых щелчков барабана. Прорычав от досады, Кастро бросил бесполезное оружие в голову Мансо, едва не попав.
Кастро молниеносно вырвал рычаг управления из рук Мансо.
— Тогда я рухну вместе с тобой! — закричал он, перебивая рев двигателя.
Вертолет мгновенно перешел в отвесный штопор. Мансо закричал и стал отнимать рычаг, но Кастро вцепился в него мертвой хваткой. Старик был готов умереть — Мансо читал это в его глазах. Вертолет стал опускаться по устрашающей спирали, навстречу неслись вершины зеленых гор.
24
Хок стоял у бара с бокалом мартини в руке. Другую руку он засунул в карман пиджака. В отличие от других мужчин, которых она знала, руки Алекса никогда не дрожали. Хороший признак. Знак внутреннего спокойствия, решила она.
В смокинге он выглядел просто великолепно. Ни дать ни взять Мел Гибсон, подумала Вики. Черные волосы волнами зачесаны ото лба к плечам, красивый южный загар. Он не видел ее приближения. Она крепко поцеловала его в щеку.
— Эй, моряк, — сказала Вики, поставив свой стул рядом с ним, — угостишь даму выпивкой?
Хок улыбнулся, сказав:
— Какую отраву предпочитаешь, дорогая?
— Та, что у тебя в руках, кажется довольно смертельной. Папа называл ее «стеклышком». Я, пожалуй, буду пить ее. Бывало, папа не соглашался пить спиртное, если оно не было насквозь прозрачным. Сейчас он пьет только бурбон. Говорит, джин пробуждает в человеке неприятные качества. Он называет джин «похлебкой для горластых». А когда он летал на самолете, всегда брал с собой бутылку.
— Почему?
— Говорил, не доверяет качеству джина, который предлагают в самолете.
— Моя красавица. Ты что, приходила сюда с ним?
— Да. Постоянно. Это мой любимый ресторан в Вашингтоне. Поэтому я ужасно удивилась, что ты выбрал это место.
— Я так и знал, что тебе понравится. Твой отец сильно привязался к Вашингтону?
— С тех пор как вернулся домой, в Севен Оукс, невозможно оторвать его от кресла-качалки на веранде. Теперь у него есть охотничьи собаки, он любит гулять с ними в полях, ловит перепелок и фазанов. Вот чем ограничиваются его путешествия.
— Я никогда не был в Луизиане, — сказал Хок. — Может, выберемся как-нибудь к нему в гости?
