Он давно создал абсолютный комфорт в своей жизни во всём. Собственный самолёт, роскошные дома, в которых не успевал жить, потому что покидал одно место за другим, стремительно перемещаясь по всему миру и огромная яхта, на борту которой был последний раз только в прошлом году, когда, наконец, оказался дома в Швейцарии.
Он создал мир роскоши, в котором не успевал жить и наслаждаться всем этим, потому что служение бизнесу и власти занимало всю его жизнь. Он сейчас почему-то вспомнил, как год назад, женщина, которой увлёкся, как мальчишка и пытался всеми правдами и неправдами добиться её расположения, сказала ему о том, что он продал за деньги душу дьяволу.
Не воспринял её слова сразу, как должное и лишь, когда вернулся в свой одинокий и пустой дом, понял, что она была права. В его жизни нет, и не было ничего кроме денег. Его никто и никогда не любил по-настоящему, как вещала ему та крошка в отношении своего возлюбленного. А ему бы так хотелось, хоть раз ощутить, что это такое, когда любят бескорыстно и преданно. Не обращая внимания на его деньги и его власть. Просто рассмотреть в нём человеческие качества, которые находят обычные женщины в других мужчинах, независимо от их социального статуса.
Он не умел быть нежным и трепетным с представительницами слабого пола, выбирал ярких и роскошных женщин, может от того и не оказалось среди них ни одной настоящей, а лишь временные и случайные порочные бабочки, которые слетались к нему, как на желанное пламя, в надежде вытащить золотой билет своей судьбы, удачи и обеспеченной жизни.
Он всегда давал в отношениях много и щедро, купая в роскоши и удовольствиях, но иногда так хотелось и хоть малую толику получать взамен от объекта своего обожания. Любви, нежности, уважения, преданности, всего того, что было в жизни его друга Ростислава Полонского.
Всегда немного завидовал Славке и боготворил его жену Машу, за её умение растворяться в любимом мужчине, за её умение поддержать и вдохновить, разделить с ним не только радости, но и беды. Всегда любил бывать в их большом доме. В доме с большим сердцем, преисполненным добротой и светом, которые царили там только благодаря необыкновенной хозяйке этого дома. Втайне сам мечтал о таком доме, потому что вырос в большой семье. Много детей, преданно и верно любящие друг друга родители.
Томашевский невольно улыбнулся, вспоминая своё детство и откинувшись на спинку кресла, прикрыл глаза.
– Эльдар Станиславович, простите, пожалуйста, – раздался над его головой голос помощника.
Эльдар открыл глаза и внимательно посмотрел на Кравцова.
– Что случилось, Игорь?
– Нам нужно составить ваше расписание на ближайшую неделю, – молодой человек крепко сжимал пальцами ежедневник и ручку.
– Присаживайтесь… – Томашевский кивнул на кресло перед собой. – Ну что ж, давайте составим, – он тяжело вздохнул, и немного подумав, снова посмотрел на молодого человека. – Только попрошу вас оставить полностью свободным воскресенье.
– Но ведь в воскресенье презентация новой выставки известного скульптора. Там соберётся ведь бомонд. Вы же приглашены.
– Я сказал, оставьте свободным этот выходной день. И отправьте извинение учредителям выставки и сообщите им, что я не приду. Все остальные дела перенесите на следующую неделю, – Томашевский снова посмотрел в иллюминатор.
Он целенаправленно изменил все заранее запланированные дела, потому что, уезжая сегодня утром из дома, и оставляя детей, уже точно знал, что непременно ближайший выходной день проведёт вместе с ними.
****
– И раз, и два, и три, и четыре… Девочки, вы слышите мой счёт? Аня спинку ровнее! – Стефания ходила вперёд и назад в центре танцкласса и пристально смотрела на своих воспитанниц. – Соня, сегодня совсем не стараешься! Держи спину ровнее! Плечи разверни, а нога… Где нога, тяни носок! Хорошо… – она подошла к музыкальному центру и, выключив его, повернулась к девочкам. – Вижу, всем нужен отдых. Полчаса свободного времени. Можно выйти в сад и подышать свежим воздухом, – она улыбнулась, заметив, как девчонки после её слов, шумной стайкой поспешно сбрасывая с ног балетные чешки, стремительно начали переобуваться и покидать репетиционный зал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Оболенская присела на стул и внимательно обвела взглядом пустое помещение. Заметив Еву, оставшуюся в одиночестве на скамье, она поднялась и стремительно направилась к ней.
– Томашевская, ты почему не пошла вместе со всеми? – она остановилась за спиной девочки.
Ева повернулась к ней и грустно посмотрела на неё.
– У меня руки и ноги болят, голова кружится.
– Что случилось? – Стефания присела возле неё и с волнением во взгляде посмотрела в её лицо. – Ты ела сегодня, прежде чем идти на репетицию?
– Ела.
– Тогда в чём дело? – Стеша провела рукой по её лицу.
Девочка пожала плечами.
– Послушай… – Оболенская коснулась губами её лба. – Мне кажется у тебя температура. Ну-ка пойдём к врачу, – она протянула девочке руку, но заметив, что та, пошатываясь, поднялась на ноги, подхватила её на руки и стремительно направилась на выход из зала.
Температура действительно оказалась высокой, а горло сильно воспалённым. Стефания с трудом дождалась, пока за девочкой приехали её гувернёр и водитель.
Томашевский так и не появился, и Оболенская уже готовила для него гневную тираду на завтра. Она попросила Еву звонить ей в любой момент, если вдруг ей станет хуже. Зафиксировав в её смартфоне свой номер телефона, и проводив глазами машину, Оболенская, наконец, направилась в зал и продолжила занятия с воспитанницами.
Оставшуюся часть дня Стефания провела в жуткой нервозности, словно не находила себе места. Понимала, что несла ответственность за каждую из своих учениц только в пределах класса, но с Евой была отдельная история. Она с некоторых пор опекала её больше остальных, как свою лучшую ученицу, а учитывая, что малышка была сиротой, это было вполне естественно. Поэтому добравшись домой, и наспех поужинав, не удержалась и позвонила ей сама. Удостоверившись, что девочке днём вызывали врача на дом и с ней всё в порядке, она принялась собираться в ночной клуб.
Спустя час, остановившись у зеркала в прихожей и накинув на плечи сумочку, она тяжело вздохнула и покинула квартиру. В такси открыла новую книгу и погрузилась в чтение, но когда буквы её электронного приложения сменились на входящий телефонный вызов Евы, она слегка занервничала.
– Да, моя девочка, что случилось?
– Стефания Павловна, вы не могли бы к нам приехать, – раздался в трубке мальчишеский голос.
– Кто это?
– Я Стас. Брат Евы Томашевской.
– Господи, что-то случилось?
– Я не знаю, что делать, она вся горит. Её трясёт. Мне страшно!
– А где ваш нянька? Чёрт бы его подрал! – закричала Оболенская.
– Герман Борисович уехал в город за лекарствами, и его почему-то до сих пор нет.
– А ваш опекун, то есть дядя?
– Дядя улетел в Вену, приедет только завтра утром. Еве плохо, я боюсь, что с ней что-нибудь случиться. Она попросила позвонить вам. Сказала, что вы ей разрешили, звонить, если ей станет хуже.
– Диктуй мне свой адрес немедленно! Я сейчас приеду.
Быстро достав блокнот из сумки, и записав адрес, Стефания передала его водителю такси.
Мужчина удивлённо на неё посмотрел.
– Вы знаете, что это за городом?
– Конечно, знаю. Если приедем быстро, получите больше положенного, чем ожидаете.
Водитель согласно кивнул и, развернув машину, стремительно направился на выезд из города.
– Петя, добрый вечер! – Стефания крепко сжимала телефон пальцами и пыталась уловить настроение своего друга. – Пожалуйста, замени меня сегодня кем-нибудь. Только не кричи, умоляю тебя… Ну, могут же быть и у меня личные обстоятельства. Пожалуйста, умоляю тебя. Я тебя никогда и ни о чём подобном не просила. Обещаю пахать следующую неделю все семь дней и выложиться по полной. Да, отработаю. Спасибо тебе большое! Я тебя обожаю! – она отключила телефон и, заметив пропускной пункт элитного коттеджного посёлка, достала из сумочки свои документы.
