Бунина с улыбкой встречала Томашевского на пороге своего кабинета.
– Эльдар Станиславович, даже не знаю, как вас благодарить за ремонт. Школа стала просто неузнаваема. Родители довольны, и педагоги тоже, а уж дети просто в восторге. Прошу садиться, – она показала ему рукой на кресло перед своим столом.
– Ну что вы, какие пустяки. – Томашевский опустился на сидение. – Мне хочется, чтобы детей окружала красота. Я полагаю, что тогда и успехи в танце будут значительные.
– Вы правы. Вот только в одном хотела вас пожурить.
Томашевский недоумённо посмотрел на женщину.
– Я вас не понимаю.
– Зачем такие траты? Право не стоило. Это ведь так дорого.
– Эвелина Алексеевна, вы можете объяснить мне, о чём речь?
– Этот букет, что вы прислали мне, был лишним, уверяю вас.
– Какой букет? – Томашевский нервно сглотнул.
– Вот этот… – Бунина показала рукой на розы, которые стояли у батареи.
Томашевский, конечно же, сразу узнал букет, который заказал для Оболенской.
– Но с чего вы решили, что его прислал именно я? – он внимательно смотрел на женщину.
– Оболенская сказала, что этот букет прислали для меня именно вы.
Томашевский под столом сжал ладони в кулаки. Он чувствовал себя полным дураком, и его идея сделать утро Стефании светлым и наполненным хорошим настроением, в результате превратилась в ужасный конфуз. Он немного помедлил, словно раздумывая и подняв глаза на директора школы, улыбнулся.
– Ну, это я бы так сказал подарок не конкретно вам, а всей школе, в честь окончания ремонта.
– Вот как… – Бунина улыбнулась. – Значит, я не совсем правильно всё поняла. Ну что ж, тогда я, пожалуй, отправлю розы в вестибюль, чтобы букет видели все.
– Вы правы. Так я думаю, будет лучше, – Томашевский поднялся на ноги.
– Эльдар Станиславович, вы что, уже уходите?
– Да, вы знаете, у меня ещё срочные дела сегодня и мне нужно уехать.
– А как же наш разговор о вашей спонсорской помощи в конкурсе юных балерин.
– Мы поговорим об этом в другой день. Я заеду нарочно для этого.
– Ну, хорошо. Как вам будет угодно. До свидания.
– До свидания, – Эльдар покинул её кабинет и вышел в приёмную.
Остановившись в коридоре, он подошёл к окну.
Очередная выходка Оболенской снова заставила кровь гулко застучать в его висках. Он машинально направился по коридору в зал, где она вела свои занятия.
Дверь была приоткрыта, и Эльдар остановился на пороге, пристально всматриваясь в её силуэт в центре зала. Она отсчитывала ритм и в такт хлопала в ладоши, громко обращалась к ученицам и произносила балетные термины, которые были непонятны Томашевскому.
Впервые видел её за работой. Она собственным примером показывала, как делать изящный наклон в сторону и демонстрировала лёгкие приседания у балетного станка. Пальцы её рук парили в воздухе грациозно, словно вычерчивая невидимые узоры.
Каждый раз, когда смотрел на эту женщину, силился понять и уловить, когда она была настоящей. В моменты, когда прожигала его ненавистным взглядом, сыпала колкости или сейчас, когда нежно улыбалась и, помогала одной из учениц удержать равновесие, когда девочка пыталась повторить приседание «плие».
Когда узнал о её выходке с букетом, который он прислал для неё, взбесился не на шутку, но теперь, когда смотрел на неё, казалось, позабыл обо всём. Он постарается не думать о ней в ближайшие несколько дней, и поездка в Вену будет, как нельзя кстати. Томашевский надеялся, что возможность избежать с ней встреч, поможет ему, наконец, избавиться от этого безумного наваждения и его личного проклятия по имени Стефания Оболенская.
Глава 8
Утро в доме Томашевских заполнилось суетой и поспешными сборами в дорогу главы семьи.
– Эльдар Станиславович, нам пора, – обратился помощник к Томашевскому, забирая из его рук портфель с документами.
– Да, Игорь, идите в машину. Я сейчас, ещё пару минут, – обратился Эльдар к Кравцову. И когда тот покинул дом, он медленно подошёл к гувернёру и детям, которые стояли у лестницы. – Ну что, давайте прощаться… – обратился он к ним.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Эльдар Станиславович, вы не волнуйтесь, у нас всё будет в порядке, – тихим голосом обратился к нему молодой человек.
– Надеюсь. Уже завтра утром я приеду, так что очень надеюсь, что в моё отсутствие вы не спалите дом, маленькие разбойники, – он нежно коснулся рукой головы Евы.
Она потянула его за рукав пиджака, и когда он присел на корточки перед нею, крепко обняла его руками за шею.
– Мы будем вести себя хорошо, – прошептала она ему на ухо.
– Девочка моя, как приятно это слышать, – он поцеловал её в щёку. – Ну что ж, в таком случае, я думаю, что могу принять от каждого из вас по одному запросу на подарок. Ну, о твоём желании я знаю… – он посмотрел на Стаса с улыбкой. – Только надеюсь, знаменитые венские сладости не испортят твоего спортивного режима?
– Не испортят, – Стас улыбнулся. – Я их разделю с друзьями.
Томашевский улыбнулся.
– Хорошо. Ну а ты, моя маленькая балерина, чего хочешь? Знаешь, Вена, это столица мировой музыкальной культуры и балета, в том числе. Так что привезти тебе?
Она с улыбкой на него посмотрела.
– Танцующую балерину в шкатулке. Только чтобы она не пряталась под крышкой, а была всё время перед моими глазами.
– Ну что ж, задача не простая, но думаю осуществимая, – он поцеловал её в щёку и поднялся на ноги. – Ладно, дорогие мои, я поехал, – он обнял племянника за плечи и направился на выход.
На пороге у входной двери ещё раз остановился и, обернувшись, долго смотрел на них обоих.
Стас обнимал за плечи Еву и прижимал её к себе.
Улыбнувшись, Томашевский развернулся и покинул дом.
В машине задумчиво смотрел в окно. Впервые за две недели, что они жили вместе, оставлял их одних так надолго. Почему-то впервые в жизни испытывал необъяснимый трепет и волнение, чего раньше никогда не замечал за собой.
Эльдар улыбнулся. Может так, и чувствуют себя настоящие родители, когда уезжают и оставляют своих детей.
Он никогда не стремился к отцовству, поэтому эти незнакомые ему чувства в его жизни напрочь отсутствовали прежде. Личная жизнь изначально не заладилась и все три жены, что жили с ним под одной крышей не то, что о детях, они и о нём не думали. Развлечения, поездки на дорогие курорты, спа-салоны, светские рауты и бесконечные подарки, которые он возлагал к их ногам, не заставили ни одну из них подумать о детях.
Конечно, он понимал, что время неумолимо движется к золотой середине, а его жизнь по-прежнему пуста в личном плане. Судьба, сделавшая крутой поворот несколько недель назад, подарила ему в одночасье сразу двоих детей. Конечно не своих, но от этого не менее любимых.
Рядом с ними, наконец, начал испытывать новые чувства и ощущения, которые делали его привычную жизнь, как у робота, отточенную до миллиметра, насыщенной, необычной и удивительной. Вынужденное отцовство прибавило дополнительных проблем в виде бесконечных проказ двух маленьких разбойников. Но в то же время давало ему возможность ощутить ранее неизведанное чувство трепета в душе, когда вечерами медленно обходил их спальни, и по очереди укрывая одеялами и одного и другого спящего сорванца и целуя на ночь, понимал, что безмерно счастлив. Чётко осознавал, что отныне в этой жизни он не один, и ещё два маленьких сердечка бьются рядом с ним, искренне любят его и всегда ждут с работы.
Томашевский невольно улыбнулся и, заметив на дополнительной взлётной полосе свой самолёт, готовый к взлёту, достал мобильный телефон. Сделав необходимый звонок своему деловому партнёру, и сообщив ему, время своего прилёта, покинул автомобиль, как только он остановился у трапа.
Поприветствовав пилота и стюардессу, Эльдар медленно поднялся по ступеням и, оказавшись в салоне самолёта, присел у иллюминатора, пристально вглядываясь в здание аэропорта. Уже много лет подряд видел его, с другой стороны. Забыл, что такое общая регистрация и посадка в самолёт по билету, тесные кресла и бесконечно болтающие соседи рядом.
