А в это самое время в другом районе Мадрида два масона-англичанина обсуждали с известным коммерсантом той же национальности и таким же, как и они, масоном, в котором часу им следует прибыть в резиденцию этого коммерсанта, чтобы затем отвезти его в карете на празднество во дворец Монклоа, на которое коммерсанта пригласил герцог де Уэскар.
— Вам не следует ни о чем беспокоиться. Мы сами позаботимся о том, чтобы нас не заметили, — сказал один из масонов. — Когда мы прибудем на место, станем действовать с максимальной осторожностью. А вот результат наших действий — можете мне поверить — будет весьма впечатляющим.
Все трое приложили руку к горлу. Это был жест, символизирующий масонскую клятву.
Празднество во дворце Монклоа
Мадрид. 1751 год
26 июля
— Никто не заметит этих ужасных царапин на твоем лице — мы их хорошо замаскировали.
Фаустина помогала своей приемной дочери закончить подготовку к празднеству. Это был не только самый блистательный из всех балов, устраиваемых в Мадриде, но и первый бал, на который Беатрис должна была явиться со своим женихом — герцогом де Льянесом.
— Сегодня, голубушка, ты будешь в центре всеобщего внимания, хотя многие девушки, конечно, попытаются затмить твою красоту. — Фаустина ласково поцеловала Беатрис в щеку. — Закрой глаза: я прикрою твое лицо платком и припудрю парик.
Графиня де Бенавенте очень радовалась перемене в поведении Беатрис, которая была заметна в последние два дня. Фаустина не знала, чем вызвана эта перемена, да и не хотела об этом расспрашивать девушку, однако для нее было очевидно, что Беатрис стала совсем другим человеком. Более того, не далее как сегодня утром она даже выразила удовлетворение тем, что поедет на бал вместе со своим будущим супругом.
У Фаустины было немало проблем, связанных с ее беременностью, а потому она, осознав, что Беатрис уже больше, пожалуй, не будет доставлять ей дополнительных хлопот, почувствовала некоторое облегчение.
Беатрис еще раз посмотрелась в зеркало и попросила Фаустину надеть ей корсаж, который должен был подчеркнуть округлость груди. Фаустина сначала расстегнула дорогое верхнее платье из сиреневого шелка, которое Беатрис сегодня надевала в первый раз, а затем принялась возиться с завязками ее нижней юбки. Потом она надела на нее корсаж, и Беатрис, критически осмотрев свою ставшую еще более стройной и привлекательной фигуру, удовлетворенно кивнула. Фаустина начала застегивать ее одежду, а заодно поправила кринолин, увеличивающий объем бедер Беатрис, и разгладила светло-розовую юбку. Затем Фаустина посмотрела на отражение Беатрис в зеркале и с гордостью подумала, что ее шестнадцатилетняя дочь уже превратилась в юную цветущую женщину.
— Чтобы быть идеально красивой, тебе не хватает только вот этого… — Фаустина надела на шею Беатрис жемчужное ожерелье. — В комплекте с серьгами. Это наш тебе подарок в такой важный для тебя день.
— Мама, тебе не нужно было этого делать! — Девушка с благодарностью обняла свою приемную мать.
Беатрис тщательно скрывала от Фаустины свои настоящие чувства и нежелание участвовать в этом празднестве. Она была глубоко уязвлена отказом человека, которого сильно любила, и от отчаяния и безысходности придумала способ, как ей отомстить Браулио: она поедет на бал и будет на глазах у Браулио со счастливым видом общаться с герцогом де Льянесом, стараясь в течение всего вечера не танцевать ни с кем, кроме своего жениха.
— Прошу меня извинить за вторжение, но только что подъехала карета герцога де Льянеса, дона Карлоса Урбиона, и он хочет видеть сеньориту Беатрис, — произнеся эти слова, слуга стал ждать распоряжений графини.
— Пожалуйста, передай герцогу, что Беатрис выйдет к нему через несколько минут.
Когда дверь закрылась, Фаустина и Беатрис взволнованно посмотрели друг на друга.
— Беатрис, постарайся вести себя с доном Карлосом любезно и обходительно. — Увидев, что Беатрис поморщилась, Фаустина добавила: — Герцог — благородный человек, и, как мне кажется, он вряд ли ожидает от тебя чего-то большего, чем обычный невинный поцелуй, и, если ты решишь его поцеловать, сделай это со стыдливым видом — так, как и подобает порядочной девушке.
— Надеюсь, что ему не придет в голову до меня дотрагиваться! — Беатрис было противно даже представить, что старческие руки герцога станут ее ласкать, хотя она, конечно, понимала, что рано или поздно ей придется к этому привыкнуть.
— В общем, постарайся вести себя как можно более учтиво. Однако имей в виду, что от детских игр ты уже переходишь к новой игре — а именно к игре в любовь, и здесь есть свои четкие правила. Тебе не следует ни забывать о них, ни пренебрегать ими.
— Я это понимаю, мама, однако могу тебя заверить, что не позволю ему прикоснуться даже и к сантиметру моего тела. — Беатрис надела на себя накидку, желая как можно быстрее отправиться навстречу тому, что приготовила ей в этот вечер судьба.
По дороге во дворец Монклоа герцог вел себя с Беатрис весьма корректно, он интересовался ее вкусами и наклонностями, обсуждал с ней некоторые вопросы подготовки к свадьбе и не пытался проверить, насколько Беатрис неприступна.
Подъехав к воротам резиденции герцога де Уэскара, они встретились с Марией Эмилией Сальвадорес и ее поклонником Хоакином Тревелесом, поздоровались и перекинулись с ними парой фраз, прежде чем войти во дворец.
Беатрис с удивлением увидела, что Мария Эмилия приехала на празднество без Браулио, и поинтересовалась у нее, где сейчас находится ее сын. Она страстно желала встретиться с Браулио на этом балу, причем из двух соображений: во-первых, чтобы попытаться вызвать у него чувство ревности и тем самым как можно больнее уязвить его; во-вторых, чтобы иметь возможность снова его увидеть и побыть рядом с ним. Из-за огромной любви, которую она к нему испытывала, два проведенных без него дня превратились в настоящую пытку.
— Он приедет сюда с дочерью маркиза и маркизы де Вильянуэва, которые, как ты знаешь, являются моими хорошими друзьями. Они еще вчера поинтересовались у меня, не хочет ли Браулио быть кавалером их дочери на этом вечере, и, поскольку Браулио с удовольствием согласился, я с охотой приняла их предложение.
«Инее де Вильянуэва будет на балу вместе с Браулио?» — подумала Беатрис, приходя в ярость.
Она знала Инее достаточно хорошо, потому что они учились в одном классе в школе монастыря Лас-Салесас-Реалес и были заклятыми врагами. Теперь получалось, что Беатрис в своих попытках досадить Браулио испытает то же самое, а может, ее мучения будут еще ужаснее, потому что Инее, будучи такой же молоденькой, как и Беатрис, имела репутацию девушки, позволяющей себе определенные вольности в общении с юношами. Крайне огорченная, Беатрис спросила у Марии Эмилии, почему Браулио принял это предложение, и удивилась тому, что, как сказала сама Мария Эмилия, он принял его с удовольствием.
Мария Эмилия, заметив реакцию Беатрис, придумала какое-то объяснение, не став, конечно же, рассказывать Беатрис, что на самом деле все это было организовано ею самой и Фаустиной с целью испортить отношения между Браулио и Беатрис.
Беатрис с доном Карлосом и Мария Эмилия с Хоакином были радушно встречены герцогом де Уэскаром и его супругой в просторном вестибюле роскошного дворца Монклоа, после того как вышколенные слуги приняли накидки у обеих женщин и плащи — у мужчин.
Великолепный боковой зал, находившийся рядом с пока еще закрытым — в ожидании прибытия короля и королевы — центральным залом, постепенно заполнялся гостями. Игра придворного оркестра делала ожидание не таким утомительным, а целый отряд официантов, которых становилось все больше и больше, разносил на подносах отменные напитки и вкуснейшие закуски.
Беатрис и ее пожилой спутник расстались с Марией Эмилией и Тревелесом и стали разгуливать по залу, то и дело кивая в знак приветствия налево и направо. Герцог знакомил Беатрис со своими друзьями, и она старалась как можно очаровательнее улыбаться под завистливыми взглядами, которые бросали пожилые мужчины на нее и ее будущего мужа, и игнорируя произносившиеся вполголоса и с заговорщическим подмигиванием остроты женщин и их глуповатое хихиканье.
Все восхищались красотой невесты и поздравляли герцога с его превосходным выбором. Беатрис изо всех сил пыталась выглядеть счастливой, старательно играя ту роль, которую она для себя выбрала. Однако при этом она то и дело бросала взгляды на входную дверь, нетерпеливо дожидаясь, когда же наконец появится Браулио.
Некоторые из лиц, на которые наталкивался ее взгляд, оказывались ей знакомыми, и она, в частности, вспомнила, что полная женщина, нацепившая на себя уж слишком обтягивающие для ее фигуры одежды, была женой английского посла Кина. Сам посол стоял за ее спиной и разговаривал с венецианцем, которого Беатрис уже видела на других празднествах.
