На следующий вечер мы обсуждали запутанный роман Эмили, действие которого происходило на наших родных йоркширских пустошах. Она назвала его «Грозовой перевал» — в честь дома, играющего важную роль в романе. Эпитет «грозовой» указывал на те атмосферные явления, от ярости которых дом, стоящий на юру, нисколько не был защищен в непогоду.
— Прежде я сомневалась, поддерживать ли структуру твоего романа, — сообщила я, когда Эмили закончила читать особенно мрачную, но захватывающую главу. — Эти постоянные скачки во времени, многочисленные повествователи, ни одному из которых нельзя особенно доверять… но теперь я считаю ее блестящей.
— Согласна, — отозвалась Анна. — Смена точек зрения дает совершенно новую перспективу. Пожалуй, опробую этот прием в своей следующей книге.
— Ты держала в голове «Роб Роя», Эмили? — поинтересовалась я. — Мне видится определенное сходство с сюжетами и персонажами Вальтера Скотта.
— Возможно, отчасти, — задумалась Эмили. — Он всегда был одним из моих любимых романов.
— Кэти во многом похожа на Диану Вернон, — отметила Анна. — Обе белые вороны среди своих неотесанных родственников.
— А Хитклиф своей дьявольской решимостью уничтожить Эрншо и Линтонов, захватив их наследство, напоминает Рашлея Осбальдистона, — рассуждала я. — Но если честно, Эмили, твоя история намного более яростная и темная. Я всем сердцем презираю Хитклифа. Он такой грубый, жестокий и безжалостный! Ему нет оправдания.
— Неужели? — Эмили подняла брови. — Может, всепоглощающая страсть к Кэтрин служит ему оправданием?
— Страсть не может извинить его хладнокровной мести Хиндли Эрншо и Линтонам, — возразила я, — или того, как он унижает и третирует Изабеллу Линтон и Гэртона. Он отвратителен.
— Мне все равно, что он отвратителен, — произнесла Анна. — В каждой истории нужен злодей.
— Но разве он злодей? — не сдавалась Эмили. — Или он сродни Манфреду Байрона, Каструччо Мэри Шелли или Сатане Мильтона — готический герой, персонаж, являющий собой воплощенное зло?
Я покачала головой.
— Он вампир, ифрит, демон. Разумно ли создавать таких персонажей, как Хитклиф?
— Я слышала голос Бренуэлла во всех воплях Хитклифа, — промолвила Анна.
— Точно! — подхватила я. — То, как он без конца распространяется о своей драгоценной Кэти: «Дорогая, любимая! Я не могу жить без моей души!» — и жаждет последовать за ней в могилу — это вылитый Бренуэлл. Но брат совершенно измучил нас, Эмили. Кому будет приятно читать об этом? Почему ты выбрала такой безнадежно мрачный сюжет?
— Я хотела рассказать эту историю, — просто ответила Эмили.
— Главы, с которыми ты знакомила нас на прошлой неделе, такие жестокие и страшные, что я до утра не сомкнула глаз, — содрогнулась я. — Образы, вызванные ими в моей голове, не давали мне покоя и днем.
— Глупости, — фыркнула Эмили. — Я не верю тебе.
— Может, ты все же подаришь некоторым своим персонажам немного счастья? — попросила Анна.
— Непременно подарю, — пообещала Эмили. — Вам только нужно дождаться финала.
Эмили судила мой роман без экивоков, как и я ее. Сестра раскритиковала заголовок. Она заявила, что название «Хозяин» ассоциируется с историей землевладельца и его служанки, и я изменила его на «Учитель». Затем она указала, что начало слишком затянуто, что роману в целом не хватает событий, что главный герой — на редкость бесцветная личность. Я не согласилась. Мне нравились сюжет и персонажи. Позже я переменила мнение, но тогда не замечала недостатков. Я восторгалась тем, что снова пишу и свободно и живо общаюсь с двумя яркими, увлеченными, смышлеными родственными душами, с которыми могу разделить самые сокровенные плоды своих трудов.
Каждый новый день я встречала во взволнованном предвкушении. Мне не терпелось взять карандаш и приняться за работу, узнать, что мои персонажи скажут и сделают. Я была счастлива, жизнь улыбалась мне; казалось, я проспала пять лет и только что проснулась; давным-давно питалась впроголодь и наконец села за пиршественный стол.
Мы творили, месяцы летели. Пришло и минуло Рождество, забрезжил 1846 год; деревню засыпал снег. К концу января мы так и не дождались ни единого отклика на мои письма издателям касательно судьбы нашего поэтического сборника. Однако я получила весьма разумный совет от Уильяма и Роберта Чемберсов, издателей одного из моих любимых журналов — «Чемберс Эдинбург джорнал». Они объяснили, что поэтический сборник неизвестного автора или авторов вряд ли вызовет читательский интерес, следовательно, не стоит излишне надеяться, что какой-либо издательский дом предпримет подобную попытку — если только упомянутый автор не согласен печататься за свой счет.
Сначала мы с сестрами отчаялись, но, немного поразмыслив, воспряли духом.
— Можно взять немного денег из наследства тети Бренуэлл, — предложила я, — если это не слишком дорого.
— Я не против, — согласилась Эмили. — Давайте надеяться, что на книгу будут хорошие рецензии и вложения хоть как-то окупятся.
— Если сборник вымостит дорогу нашим романам, овчинка стоит выделки, — рассудила Анна.
И я приступила к очередной серии писем издателям.
28 января 1846 года
Джентльмены!
Не желаете ли опубликовать сборник стихотворений в одном томе ин-октаво?
Если вы не склонны рисковать своими средствами, готовы ли вы издать его за счет автора?
Ваша покорная слуга, Ш. Бронте.
К нашей радости, «Айлотт энд Джонс», небольшое лондонское издательство, вскоре согласилось напечатать сборник «за счет автора». С немалым волнением мы увязали законченную рукопись в два свертка и отправили по почте. Я сообщила, что авторы стихотворений — некие Беллы, добавив только, что они мои родственники и вся последующая корреспонденция должна доставляться на имя «их представительницы мисс Ш. Бронте».
После короткой деловой переписки мы с удивлением узнали, что стоимость печати нашего поэтического сборника намного выше, чем ожидалось.
— Тридцать один фунт! — воскликнула я. — Это в два раза больше, чем я зарабатывала за год в Брюсселе.
— И больше трех четвертей моего ежегодного жалованья в Торп-Грин, — заметила Анна.
— Возможно, нам следует передумать, — засомневалась Эмили.
Я тяжело опустилась на стул и покачала головой.
— Нет. Мы столько сил вложили в сборник, что не можем просто сдаться. Много месяцев я представляла эту книгу. Я мечтаю увидеть ее, подержать в руках. Мы не позволим каким-то деньгам встать у нас на пути. Я отправлю в «Айлотт энд Джонс» банковский чек на названную сумму.
Пока мы с сестрами ждали публикации поэтического сборника и усердно трудились над своими романами, папина немощь тяжелым грузом лежала у меня на сердце. Недовольная прогнозом местного врача относительно папиного состояния, я решила нанести короткий визит в «Брукройд» к Эллен и проконсультироваться с мужем ее кузины, хирургом, практиковавшим в Гомерсале. Визит оказался весьма обнадеживающим.
— Катаракту, несомненно, можно оперировать, — заявил мистер Карр, практичный медик с добрым лицом.
— Вы бы порекомендовали подобную операцию мужчине под семьдесят?
— Да. Хотя существует риск — небольшая доля пациентов слепнет после процедуры. Однако ваш отец и так слепнет, а потому риском можно пренебречь. Для большинства пациентов итог превосходен: зрение возвращается полностью.
— Куда нам отправиться для подобной процедуры, мистер Карр?
— В Манчестере есть учреждение, которое специализируется на лечении болезней глаз. Уверен, там вы найдете нужного врача. Не исключено, правда, что вам придется подождать. Операция невозможна до тех пор, пока катаракта достаточно не затвердеет, а из ваших слов неясно, готовы глаза вашего отца или нет.
Второго марта я вернулась в Хауорт с обретенной надеждой. Возможно, папину слепоту удастся исцелить! Сестры пообещали встретить меня на вокзале, но, никого не дождавшись, я дошла до дома одна.
— Наверное, они выбрали новую дорогу в Китли, — предположил папа, которого я застала в обществе мистера Николлса в кабинете. — Вы разминулись.
Мы с мистером Николлсом обменялись прохладными, но вежливыми приветствиями. Он каждый день приходил в пасторат обсуждать с отцом дела прихода, и я постоянно сталкивалась с ним в церкви и воскресной школе, где преподавала под его руководством, однако последние три месяца мне удавалось избегать неуместных бесед — с того самого дня, как он принес в подарок сверток с бумагой. Я уже хотела удалиться, но папе не терпелось узнать прогноз мистера Карра, и потому я вкратце описала свою поездку.
— Прекрасная новость, — с энтузиазмом произнес мистер Николлс. — Если вы найдете в Манчестере искусного хирурга, мистер Бронте, я посоветовал бы вам рискнуть.
