Я решил заночевать на станции. Чего мне было бояться? Отпуск — законный, документы — в порядке, ни один патруль не докопается. Но сначала захотел еще раз попытать счастья у Люции. Интересно, думал при этом, если бы она узнала, что я здесь, поторопилась бы? Как она вообще ко мне относится?.. Тю-ю‑ю! — одернул сам себя. — Что за детская песенка?! Отношение к себе формировать надо, а не ждать, пока оно само собой сформируется, как весь наш сущий мир сам собой образовался из не пойми чего, по мнению Чарльза Дарвина. Иной раз, оглянувшись по сторонам и видя отдельных представителей гомо сапиенс, думаешь, что и получился, не пойми кто. Потом вспоминаешь, от кого они произошли, и успокаиваешься — все закономерно…
Мой звонок в дверь Люции отзвучал и затих, не породив там, за дверью, ни одного ответного шевеления — сколько я ни прислушивался. Возможно, что и сам Господь не смог бы поднять и заставить выйти из пещеры Лазаря, если бы того в пещере не было! Словом, чуда не произошло. Однако, пройдя коридором до выхода на лестницу и потянув на себя дверь, я встретил… Люцию! Господи, что я, презренный червяк, только что мусолил про отсутствие чудес?!!
Сначала увидел удивление в ее глазах: это кто в парадной форме выходит из их коридора? — потом узнавание:
— Ты?.. — Улыбка стала расцветать на ее губах, как солнышко проглядывает сквозь постепенно рассеивающуюся дымку облаков. — Не думала, что еще увижу тебя… Привет!
— Привет. Мое слово — тверже гороха. Экзамены сдал, отпуск получил. Хочу отправиться в путешествие. Не составишь мне компанию?
— Как это?
— Очень просто. Поедем ко мне в Горький, покажу тебе город, Чкаловскую лестницу, домик Каширина, площадь Минина и Пожарского, где собиралось ополчение… Ты не волнуйся, там сейчас не так людно… Познакомлю тебя с друзьями. Можно по дороге тормознуться в Москве, навестишь сестру. Она закончила со своим дацаном?
— Еще нет, но, думаю, вот-вот закончит.
— Значит, подождем ее там. У меня тоже есть, где остановиться в столице.
— Ты будто мои мысли прочитал. Я как раз собиралась в Москву.
— Вот видишь!
Она шагнула на последнюю ступеньку, я посторонился, освобождая проход, Люция пошла тихонько по коридору, я — рядом.
— Надо же! — Все никак не могла прийти в себя моя красавица, рядом с которой у меня просто дыхание теперь останавливалось! — Просто поверить не могу, что ты вот так взял и приехал, и — свободен…
— На время отпуска — совершенно. А дальше… будет видно. Что ты делаешь сегодня вечером?
Она улыбнулась и растерянно пожала плечами.
— Тогда я приглашаю тебя в кино.
— Сто лет не была.
— Со мной — еще дольше. От сотворения мира… Что-то у меня сегодня все мысли — в одну сторону. Туда, откуда все началось… Ты сама что об этом думаешь? О сотворении мира?
Она пожала плечами:
— Я даже не знаю, что было раньше, яйцо или курица…
— Сначала было слово — так считается. Понятно, Чье. Но к человеку, думаю, это не относится. У нас, полагаю, сперва был рисунок. Это я не то чтобы свою творческую профессию защищаю… Просто иначе мы бы в тех пещерах сейчас такое прочитали, наши заборы со своими надписями поблекли бы!..
Белиберда, которую я нес, помогала унять волнение и прийти в себя.
В кино мы, конечно, попали на последний сеанс и сели на последний ряд. Не знаю, как Люция, а я испытывал внутреннюю потребность устроиться так, чтобы никто нас не мог видеть. Они все были в другом измерении, мы — отдельно, мы — сами по себе. Я обнимал ее, ощущал, какая она осязаемая, и как же это меня волновало! Наполняло чувством нереальности. Вроде бы я — в армии, в то же время — свободен. На мне все еще военная форма, и в то же время — она ничуть не стесняет свободы. Могу идти, куда захочу, никакого периметра! Какое это чудесное чувство — быть отпускником, если ты не один! Я прежде думал, что отпуск солдата срочной службы, как радость нищего: сытно покушать, зная, что завтра снова придется голодать. А это, оказывается, такое блаженство!
Провожая Люцию до дома по окончании фильма, вспомнил, что вопрос с приютом до утра по-прежнему не решен. Люция тут же прочитала мои мысли:
— Ночевать-то вам, товарищ младший сержант, вероятно, негде?
Я беспечно пожал плечами:
— На станции… Вообще-то меня Гоменские приглашали… Но товарищ майор сегодня дежурит, судя по всему. Поэтому пришлось отказаться.
— А что так? — спросила с ехидством Люция — Лизочка, наверное, была бы не против?
— Педофилия омерзительна. На костре сжигать таких надо, как заразу.
— Слов-то каких нахватался! — усмехнулась моя красавица.
— Отец — журналист, раз! — Я стал загибать пальцы. — Дядя в прокуратуре служит, два! Мама преподает в университете…
— Ух ты!
— Да. Я — из приличной семьи. Так что, если ты мне постелешь раскладушку на кухне, обещаю вести себя тихо…
— У меня нет раскладушки, — сказала Люся безо всякого выражения. Как хочешь, так и понимай. Видимо, придется топать на станцию, решил я. Однако возле крыльца она не сделала попытки попрощаться, а сказала, что с удовольствием выпьет кофе сейчас. Как я понял, имелось в виду, что кофе мы будем пить вместе…
— На работе тебя отпустят? — спросил я, жуя бутерброд, возвращаясь к нашим совместным планам.
— Я уже взяла отпуск.
— Здорово! Значит, я и вправду подгадал?
— Я же говорю. У меня в Чите все приготовлено. Вещи в сумку побросать, и можно на вокзал.
— Но билеты ты еще не брала? Вот и отлично. Завтра будем прорываться!
— Значит, пора отдыхать, — сделала вывод моя будущая спутница. Времени было уже явно за полночь. Она вышла из кухни, где мы чаевничали, вернулась с большим махровым полотенцем в руках, показала мне его.
— Вот, тебе! Повешу там. — Она махнула в сторону ванной, куда и удалилась. Потом настала моя очередь. После армейской бани цивильный душ — гигантское наслаждение! Выйдя, я первым делом разведал кухню. Включил свет, ожидая найти какую-нибудь импровизированную постель на полу, но тщетно. Бум! — сильно стукнуло сердце… В гостиной при интимном освещении от ночника увидел Люцию под одеялом на разложенном диване. Услышав, что я вошел, она, не открывая глаз, протянула руку, потянула за веревочку, и свет погас.
«Так и будешь стоять, идиот?» — спросил мой внутренний голос. Раздевшись, я тихонько присел на край кровати и осторожно пробрался под одеяло, большая часть которого была оставлена хозяйкой в мое распоряжение. Нашел ее руку. Рука была сжата в кулак: Люция лежала вся напряженная, собрав в кулак простыню, будто боялась, то ли закричать, то ли улететь. Мне сделалось смешно. Добрался губами до ее уха и тихонько подул: ф‑ф‑ф…
— А! — Она коротко простонала на вдохе, вздрогнув. — Ты… ты… — стала хватать ртом воздух, но, не подобрав слова, только зарычала, попадая в мои объятия…
Под утро бурная сцена повторилась в новых красках! Но странно. В голове моей прочно засел какой-то гвоздь. Что это за гвоздь, откуда он взялся, не мог понять. За всю ночь в голове этой, конечно, не появилось ни одной мысли, и сейчас тоже думать не хотелось. Люция готовила завтрак, накрывала на стол, подставляя мне по молчаливому требованию для поцелуя то шею, то губы, прикрывая глаза длинными ресницами. Завтрак находился под угрозой срыва в любую минуту…
— Пока ты собираешься, я родственникам позвоню с переговорного, — сказал я Люции в Чите.
К счастью, Одессу дали очень быстро. Тетя Алла была так рада, так удивлена, опять так рада… Я нашел, чем удивить ее еще больше! — «Узнать, чей это номер телефона? Могу. Ты же знаешь, чьих детишек мы тут только не выводили!.. Чтоб они были здоровы! Но зачем тебе? Какой-то нужный человек? Хорошо, узнаю… Срочно? Боже мой, Олежка! Я сейчас все брошу и побегу узнавать, раз это тебе так важно, зайчик мой золотой! Я уже побежала!..»
С билетами нам повезло — сезон отпусков закончился. Я решил шикануть и выкупил все купе.
— Красиво жить не запретишь, — оценила Люция.
— На свои гуляю, — оправдался перед ней. Несколько сотенных купюр я хранил за обложкой военного билета и никому о них не говорил, иначе давно лишился бы. Нет, не украли бы, боже упаси! В армии воров же нет! — профукал… До поезда оставалось несколько часов. Солдату попить кваску и купить эскимо положено, если он один, а далекая любимая ждет где-то там… Если же девушка рядом, то почему бы не пригласить ее в кафе? Что я и сделал. Потом гуляли в сквере. Я заметил, Люция пару раз оглянулась как-то тревожно. Может, показалось. На глаза попалось еще одно отделение связи. Сверившись, сколько времени в запасе, попросил у спутницы разрешения еще разок позвонить. Потом пойдем за ее сумкой, сказал. Даже не думал, что этот звонок окажется так важен!
— Олежек, зачем тебе понадобился этот тип? — затараторила тетя Алла. — Твой вопрос привел человека, которому я его задала, в жуткое волнение, чтоб ты знал! Знаешь, кто это? Вениамин Диксман. Нет, с виду он врач. Но клятва Гиппократа, это не про него, между нами говоря. Он не столько лечит больных в своем мрачном (не приведи, господи!) диспансере, сколько поставляет пациентов моей больнице, ты понимаешь меня? Догадался, на чем делает гешефт? Доказать только не могут. Я даже боюсь, когда рассказываю тебе это по телефону! Извини, но я уже позвонила Васе в Москву. Ты можешь ругать свою тетю…»
