— Ворота…
— Все в порядке. Смотрите!
Проследил за рукой алого: конница черным бурлящим потоком вливалась во двор, заполняя его, точно вода сосуд. Сражение сместилось ближе к центральным постройкам, шло на крыльце у главного хода. Массивная грузная женщина в боевом доспехе, придержала лошадь, оглядываясь, кого-то тревожно выискивая.
Я приветственно махнул ей, почти повиснув на Фервинге. Поморщился от боли, сдавившей виски тугим обручем. Приказал.
— Выведи меня.
***
В крепости догорали пожары, зло пыхая вверх клубами дыма — чудилось, неведомый пес-великан раскидал по грязно-желтому ковру закатного неба клочья черной шерсти. Стены и башни пустовали, приспущенные флаги траурно обвисли. Сквозь ворота нескончаемой вереницей текли люди и обозы, связав неразрывной нитью павший замок и раскинувшийся у холма лагерь. В душе царило чувство опустошенного удовлетворения и заслуженной неги, что приносит трудная, но наконец-то завершенная работа. Лень, безмолвие, сонливость патокой растекались по миру — штиль, всегда наступающий после бури.
Эта особенная лень читалась во всем: в тяжелой поступи тянущих подводы волов; задумчивой тишине, нарушаемой редкими пошлыми шутками рассевшихся вокруг костров солдат; в расслабленных позах дежуривших чуть ниже драконов Фервинга, чей отряд я временно назначил в свое личное охранение; усталых плавных движениях рук целителя, накладывающего швы.
Даже скачущие вдалеке галопом всадники и те приближались обманчиво медленно, теряясь среди бескрайних просторов степи. Отряд обогнул лагерь, встал у подножия холма. Возглавляющая алых женщина спешилась, направилась ко мне. Караульные встрепенулись, но, узнав прибывшую, снова расслабились, отступили, пропуская.
Излишняя бдительность охраны имела вполне объяснимую подоплеку — желание произвести впечатление на эссу. Фервинг после спасения моей жизни мог рассчитывать на награду и, чем Хаос не шутит, заслужить благосклонность, стать когтем. Причина нынешнего назначения дракона ни для кого не являлась секретом: я присматривался к воину.
Кадмия приблизилась, сняла шлем, преклонила колено. Доложила.
— Эсса, сопротивление подавлено. Замок полностью в наших руках. Какие будут распоряжения?
— Что ты думаешь насчет небольшого рейда? Слышал, у эссы Анзеля возникли затруднения на севере. Я собираюсь повторить наш маленький трюк.
Женщина вскинула голову, на ее лице отчетливо читалось неодобрение. И все же она промолчала, готовая простить мне любое сумасбродство. Пусть я ценил Кадмию именно за беспрекословное повиновение, но сегодня покладистость когтя неожиданно разозлила. Ей следовало отбросить вечную выдержку, один-единственный раз высказать те мысли, что тенями мелькали в глазах, но никогда не добирались до воплощения в словах! Отчитать меня, как мать отчитывает провинившегося мальчишку, способного пострадать из-за собственных шалостей и упрямства!
Я, морщась от ломоты в висках, то ли усмехнулся, то ли скривился. Кланы не воспитывают свободомыслие. Каждый из нас инструмент, и Кадмия просто меч в моих руках — превосходный меч, верный, исполнительный, понятливый… таким же был я сам. Был, пока судьба не свела меня с Кагеросом. Я ни на мгновение не забывал мечту о принадлежащем драконам Небе и все же временами сомневался, верно ли поступил, разрушив существующий миропорядок, привнеся в кланы независимость.
Благо это или зло?
Что хуже? Слепое подчинение приказам? Преступным, чудовищным, временами кажущимся бессмысленными? Абсолютное доверие к командирам? Убежденность: тем, кто парит выше, видно дальше — всю картину, а не отдельный фрагмент мозаики — и всякий их выбор, бесспорно, важная деталь глобального, пусть и неясного обычным драконам плана. В подобной системе есть свои достоинства… если считать, что тот, кому принадлежит право повелевать, ошибочно ли, намеренно не ведет следующих за ним к гибели.
Другой полюс — свобода воли, желание жить согласно собственному разумению. Даже если отбросить присущий любому существу эгоизм, темное начало, временами толкающее самых праведных и добродетельных на неблаговидные поступки, если верить, что каждое деяние вызвано исключительно заботой о клане и ближних, когда сотни стремлений — правильных, ошибочных, поспешных, стихийных, разных — столкнутся друг с другом, словно цветные шарики в детской игре, родится Хаос. Пожалуй, если существует что-то опаснее деспотии, это анархия.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Молчание затягивалось. Кадмия ждала конкретных указаний, я размышлял. Если я решу шагнуть с обрыва, воспримет ли коготь мой выбор с привычным смирением, полагая, что мне виднее? Отправится ли следом? Кейнот бы вмешался… Тьфу! Слишком часто я за последние сутки вспоминал лиса. Мы оба оказались плохими… непослушными клинками.
Я мягко отстранил хлопочущего надо мной эскулапа, тихо бурчащего под нос, что травмы головы порой имеют непредсказуемые последствия и даже легкое, на неопытный взгляд, ранение без должного лечения способно привести к смерти.
— Забудь. Я пошутил. Три дня на отдых, учет и дележ добычи. Оставляю организационные вопросы на твое усмотрение.
Горячка боя выжгла все силы: как физические, так и душевные. Я, шатаясь, направился в палатку. Для одного дня достаточно безумств. Мне требовалась передышка.
***
— Как вы себя чувствуете?
— Твоими молитвами.
Кадмия смущенно отвернулась. Судя по тому, что мой сон затянулся почти на сутки, без магического вмешательства или настоек не обошлось. Вряд ли женщина сама отдавала приказ целителям — она была отменным исполнителем и совершенно бездарным безынициативным организатором — скорее, невзначай наябедничала Валгосу или Альтэссе Запада, а те подсуетились. Следующая фраза подтвердила подозрения.
— Первый коготь просил вас воздерживаться от необдуманных поступков.
— Дай воды, — женщина услужливо вложила ковш в мою протянутую ладонь. Мне не нравилось, когда принимали решения за меня, но ворчать на искреннюю заботу было глупо.
С сомнением изучил отвар, терпко пахнущий горечью трав, подозревая эликсир сна, но осушил, залпом, забивая противную сухость во рту. От приторной сладости свело зубы, зато и вялость сняло как рукой.
Я принялся облачаться в доспех, без чьей привычной тяжести ощущал себя голым. Военное время диктовало свои правила: убийцы Альтэсс могли напасть в любой момент. Хорошо, кописы обнаружились рядом, даже правый клинок, потерянный мной в крепости.
Кадмия ждала. Приказов, вопросов, позволения идти.
— Что ты думаешь о Фервинге? — неожиданно для самого себя осведомился я, затягивая ремни на наручах.
Воительница заложила руки за спину, отчеканила.
— Фервинг из рода Сэлерис, второй сын старшего брата здравствующего главы рода. Сто тридцать восемь лет, не женат, не помолвлен. Первое столетие провел затворником в кругу семьи, практически не участвуя в жизни клана. Обучался на дому, но, судя по списку приглашенных наставников, парень натаскан не хуже, чем выпускники Пламени. После смерти лорда Ранкера с неожиданной легкостью выдержал испытания в крыло теней, а спустя еще десятилетие был рекомендован в основу…
О, как! Успела подготовить полное досье?
— Нет. Что думаешь ты? — оборвал я доклад.
— Он превосходный маг и умелый мечник, — Кадмия запнулась, ощутив мое недовольство, спросила. — Эсса, не могли бы вы уточнить, что именно вас интересует?
— Как ты считаешь, он способен стать моим когтем?
Вопрос обрадовал воительницу: по ее мнению, свита командора отличалась редкостной скудностью — всего две опоры вместо принятых пятидесяти. Появление еще одного защитника усилило бы мой личный круг охранения и сняло часть обязанностей с остальных. Мысленно леди Виккер уже дала положительный ответ, хотя вслух всего лишь осторожно заметила.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Этот вопрос вам следует задавать первому когтю, эсса, не мне.
— Непременно.
Я потянулся, взмахнул руками, убеждаясь, что броня села как следует и не сковывает движения, удовлетворенно улыбнулся, подхватил клинки, направился к выходу. Воительница покорно тащилась следом.
