Стража у приземистого потемневшего от времени дома, невзрачного и надежного, встрепенулась и тут же расслабилась. Я оставил Фервинга у порога, поднялся по расшатавшимся ступенькам крыльца. Чтобы пополнить свиту, эссе не требуется согласие первого когтя, но мной овладела странная нерешительность, в кои-то веки вынуждая просить совета. Существовала и еще одна причина: я элементарно соскучился по Валгосу. В конце концов, его поддержка то единственное, что сохранилось от прежней, канувшей в небытие жизни.
Тусклое пламя витых ритуальных свечей едва рассеивало тьму, темным медом растекаясь по низкому потолку, дощатому полу, грубо вытесанной столешнице и скамьям, беленой известкой печи. Приветствие так не прозвучало, не осмелившись нарушить тишину.
Плотные шторы на окнах. Одиночество. Малая Церемония Прощания, устроенная драконом, не предполагала свидетелей.
Коготь, сгорбившись, сидел спиной к входу, угрюмо смотря на пиалу с горькой росой[2], вторая стояла напротив, перед пустым стулом. Молчание, заполонившее комнату, требовало фраз, которые уже никогда не прозвучат. Не достигнут того, кому предназначены.
Валгос потерял кого-то из друзей или родственников? Почему мне не доложили?
Слова сочувствия и извинений замерли на губах. Обычно хранят медальон с портретом либо боевое оружие, но в этот раз на память об ушедшем осталась тонкая истрепанная тесемка с золотой нитью — такой столичные модницы украшают замысловатые прически… а некоторые подвязывали чересчур длинный для алого хвост.
Из оцепенения вырвал вздох-вопрос когтя.
— Осуждаете?
Я помедлил, собираясь с мыслями, качнул головой, уселся третьим, протянул руку. Валгос вложил мне в пальцы пиалу. Напомнил.
— Сегодня шестьдесят девять дней.
Да? Сакральная дата. Считается, что добро и зло уравновесилось и душа наконец-то обрела покой под крылом Великого Дракона. Умиротворение, которого не познать мятущимся в поисках правильных ответов живым.
Губы обожгла соль ритуального вина.
Кейнот…
Мы не разговаривали с начала лета, да и раньше не стремились к задушевным беседам, замерев в шаге от того, что стало бы самой преданной и крепкой дружбой.
Кейнот…
Я не прошу простить.
Я не прошу понять.
Я прошу… наблюдай за мной, как наблюдал доселе. Ты обязательно должен увидеть, куда приведет выбранный путь.
— Эсса, знаю, это против традиций, но не могли бы вы…
По предателям и врагам не поют Песнь Прощания. Но сколько еще врагов, что были друзьями, нам предстоит потерять? И сколько друзей мы убьем во имя общего блага? Ведь наши мечты совпадают, различаются способы.
Вино впиталось в опилки на полу. Я непозволительно опоздал. Но поздно все же лучше, чем никогда?
— E’shron nih adel’e K’eynot tia Vayksit, relikt ali-v’uina tel’ Is…[3]
Валгос опустил взгляд, беззвучно повторяя за мной слова поминальной молитвы.
— Nih adel’e K’eynot, niha sei-rit, niha sei-ri, niha idmi’a K’eynot. Yu sel’er’e-n’e-rohta oilrand-sel’. Yu wingai’e-rohta sky oil-chrono, yu wingai’e-rohta Dargon, greta fata. Yui wingai sar e kalmat. E nih… Nih ver’e yui liabrity. Nih simen’e aler’e niha tel’, nih simen’e sel’e olga itron-rohta, sel’e loshorta-oilrand. Nih simen’e yui e yu sitk’e nih!..[4]
Свечи почти догорели. Молчание затягивалось.
— Зачем вы хотели видеть меня, эсса?
— Перемести головной отряд. Здешняя нездоровая атмосфера пагубно сказывается на моральном духе воинов.
Валгос задумчиво кивнул.
— Благодарю за совет. Но это не та причина, по которой вы приехали лично, — он угадал: чтобы командовать войсками, проще пользоваться ментальной связью; ради инспекции послать кого-нибудь из многочисленных подручных. — Что-то случилось?
— Я искал ответ на вопрос. И, пожалуй, нашел.
Я дружески хлопнул здоровяка по плечу, удивив его проявлением чувств, вышел из комнаты. Махнул рукой, подзывая Фервинга. Обратный путь, благо до точки сопряжения сфер оказалось не больше версты, мы проделали в молчании. Воин мастерски скрывал недоумение, вызванное внезапной холодностью, но я догадывался, какие вопросы крутились у него на языке: о чем мы разговаривали с Валгосом и что сообщил мне первый коготь, раз я изменил свое отношение.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я обернулся только у командирских палаток, отпустив лошадей.
— Благодарю за службу. Отдыхай.
И мне, и Фервингу было ясно: это отказ. Плечи алого разочарованно поникли, губы скривила горькая улыбка, знакомая, а потому отталкивающая и притягивающая одновременно — так улыбался Кейнот, получая не слишком приятный приказ, в частности, когда я отсылал втайне увязавшегося за мной алого домой.
Наконец-то я понял, чем меня притягивает лорд Селэрис.
Любое живое существо испытывает инстинктивную, непреодолимую тягу к себе подобным, ищет «якоря», которыми цепляется к этой жизни. Кейнот, я, сам того не осознавая, отчаянно нуждался в друге — друге, с которым разделил бы тяжесть выбора, друге, с которым бы сбросил вросшую в кожу маску эссы, глашатая воли Древних. Друге, которым мог стать ты. Я поздно признал собственное желание, вероятно, к лучшему, потому что удел Повелителей Небес — одиночество.
Я обрадовался, найдя знакомые черты во встреченном случайно драконе. И чуть не совершил новую ошибку, в заблуждении считая, что исправляю старую. Но прошлое — это иллюзия, а иллюзии — это непозволительная слабость, их следует отпускать.
Демону льда не нужны друзья.
Приказав не тревожить меня до рассвета, я закрыл вход в палатку с твердым намерением лечь спать. Пусть и сомневался, что сумею без медитации избавиться от навязчивых мыслей о Кейноте и его отражении — Фервинге.
— Mii Gard? Это ты?
Девушка, зябко кутаясь в накинутый поверх платья кардиган, шагнула навстречу.
Я споткнулся. Дыхание перехватило.
— Вьюна…
Она пришла!
Зачем? Как? Когда? Треволнения минувших суток разом вылетели из головы, потеряли яркость, превратились в незначительные, не заслуживающие внимания мелочи. Важно одно — моя снежная фея здесь! Счастье переполняло от ее присутствия, и вместе с тем я боялся поднять взор, увидеть отголоски той ненависти, что погнала прочь из Западного Предела. Зачем она пришла? Сказать, что все кончено? Если так… молчи! Дай мне еще один шанс!
— Ты быстро покинул Морской дворец, милый. Неужели ратные подвиги тебе дороже, чем я? Я чувствую себя оскорбленной.
Она… не злится? Раздражена, но ровно в той мере, что это выглядит кокетством, приглашением к игре, которую с нескончаемых времен ведут женщины, пряча за показной холодностью желание упасть в объятия. Я пересек разделяющие нас пять шагов, прижал девушку к себе, зарываясь в шелковые пряди. Вдыхая знакомый запах лилий. Как же мне не хватало ее!
— Все не так. Все совсем не так. Я думал… — Какая разница, что! Зачем огорчать пери моими заблуждениями? Довольно того, что Альтэсса ветров оказался прав, а я ошибся. — Вьюна, прости меня.
— Глупый, — бархатная ладонь скользнула по щеке. — Это я должна просить прощения. Я была… расстроена, вспылила, наговорила гадостей. Кагерос сказал, ты чуть не погиб из-за нашей ссоры.
Она волновалась? Пришла, потому что переживала за меня?
— Прости, драгоценная, — я нагнулся поцеловать ее, губы наткнулись на поднятую ладонь. Вьюна слегка отстранилась.
— Ты слишком важен, чтобы необдуманно жертвовать собой, mii Gard, — пожурила пери. — Пообещай, больше никаких глупостей.
— Любое твое желание…
— Любое? — девушка проказливо улыбнулась. Тонкие пальцы сноровисто распутывали шнуровку на вороте плаща. — Тогда позволь мне загладить вину. — Я растерялся, промедлил: воспоминания о Кейноте не желали отпускать, не позволяли расслабиться и отдаться удовольствию. Пери недоуменно подняла лицо. — Что-то не так? Ты против, mii Gard?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я качнул головой, впился в послушно раскрывшиеся губы.
Демону льда не нужны друзья.
Но это не полный ответ.
Я решил. Единственная моя опора, мой желанный «якорь», единственная, кому принадлежит моя слабость всегда и сейчас, — Вьюна.
