Теперь Резерфорд известен как ученый с мировым именем, родоначальник атомной физики, нобелевский лауреат. Выходец из Кавендишской лаборатории, выдавшей этих лауреатов в количестве семнадцати человек. Именно там Резерфорда прозвали Кроликом - за дотошность. Но он не обижался, ведь эта дотошность отчасти и помогла сделать столько больших открытий в физике, ставшей смыслом его жизни (фраза в эпиграфе - наглядное тому подтверждение).
Кролик Резерфорд достиг таких высот, что даже среди его учеников сплошь громкие имена - Капица, Гейгер, Чедвиг, Бор. Хотя преподавал он из рук вон плохо: вместо плановых (но таких скучных!) лекций пространно, с увлечением рассказывал о своих замыслах и идеях. Распад радия он демонстрировал со словами: «Теперь вы видите, что ничего не видно, а почему ничего не видно, вы сейчас увидите». А уж если собирался привести какое-нибудь доказательство, то лучше бы он этого не делал! Мысль уводила его в сторону, он ошибался посреди математических выкладок, а потом еще журил аудиторию: «Сидите тут олухи олухами, и никто не подскажет, где я ошибся!»
Но ученики Резерфорда обожали. Шанс проявить себя он давал каждому, потому что неудачи иногда приносят пользу не меньше, чем успехи. Студенту Нильсу Бору из Дании он вообще не смог поставить плохую оценку, когда тот решил физическую задачу целой кучей разных способов, не имеющих к физике никакого отношения. Вопрос был предельно ясен: как можно измерить высоту здания с помощью барометра? По мнению Бора, проще всего привязать барометр к веревке и спустить с крыши, а потом измерить длину веревки. А еще проще - подойти к консьержу и сказать ему: «У меня есть отличный новенький барометр. Я отдам его вам, если вы сообщите мне высоту этого здания». Такой студент не мог не ходить у Резерфорда в любимчиках, а потом не получить Нобелевскую премию.
Кличка Резерфорда в те времена была уже другой. Крокодилом теперь звали его с подачи Капицы, потому что только крокодилы не умеют пятиться назад, и Резерфорд тоже не умел «пятиться» и отступать. Только вперед! И когда в 1933 году в Кембридже торжественно открывалось новое здание лаборатории, на его торцевой стене красовался высеченный из камня громадный крокодил, карабкающийся вверх и нарушающий все законы классического архитектурного стиля. И все улыбались, прекрасно понимая, к чему он тут.
Открытие протона, планетарная модель атома, первая ядерная реакция. Исследование радиоактивных излучений принесло Резерфорду славу и Нобелевскую премию, а заодно и самый большой курьез. Премия оказалась совсем не такой, какой ему хотелось бы! «Я имел дело с многими разнообразными превращениями, но самое замечательное превращение заключалось в том, что я в один миг превратился из физика в химика», - сказал Резерфорд. Почти так же был ошарашен физик Вольфганг Паули, узнав, что жена ушла от него к химику. «Я бы еще понял, если бы она вышла за тореадора. Но за химика!». И все потому, что (прочтите эпиграф еще раз!) из всех «коллекционеров марок» наименьшим уважением физиков пользовались именно служители химии.
А еще Резерфорд получил за заслуги титул лорда. Но об этом скромный ученый вообще распространяться не любил.
Благодетель человечества
Пастера жаждали заполучить в свои ряды и физики, и химики! Ему наперебой предлагали кафедры и выгодные места, уговаривали выдвинуть свою кандидатуру в Академию наук. Разумеется, Пастер немало для этого потрудился, но узнали о нем, когда ему было всего-то ничего - двадцать шесть лет.
В его двадцать шесть Луи уже пригласили в Страсбург занять должность профессора университета. Ректор лично встретил его и даже позвал к себе на обед - познакомиться. Юноша понравился ректору; правильно, тогда еще у Пастера не было привычки разглядывать в лупу каждый поданный к столу деликатес и перемывать овощи и фрукты кипяченой водой, опасаясь микробов! Но понравился Пастер не только хозяину дома. Одна из его дочек, Мари Лоран, начала украдкой посматривать на молодого профессора, да и молодой профессор не остался в долгу: девушка была очень симпатичной.
В общем, спустя всего две недели ректор получил письмо, в котором Луи просил руки его дочери. Жених писал, что хоть не имеет никакого состояния, но обладает здоровьем и добрым сердцем, а остальное, как говорится, приложится. Свадьба была сыграна!
Честно говоря, здоровье Пастера оказалось не таким хорошим, как он думал. Но это не помешало ему делать открытия для здоровья других. Но начал Пастер не с людей, а. с гусениц!
В южной французской провинции неизвестная болезнь поразила гусениц тутового шелкопряда. Не справившись сами, шелководы начали звать на помощь науку. Наука поспешила - в лице Пастера, который имел о насекомых довольно смутное представление, занимаясь вообще-то кристаллической химией. Но видно, это его доброе сердце отозвалось на чужую беду, и Пастер вместе с супругой отправились сортировать червей.
Он потратил годы, но все-таки определил виновника - бактерию; научился сам и научил «хозяев» шелкопрядов, как распознать больного червя и как заставить здорового не жевать зараженные листья. Мало-помалу болезнь искоренили, за что правительство не знало как Пастера и благодарить, а жители вообще хотели воздвигнуть ему памятник из чистого золота!
Если уж за шелкопряда готовы ставить памятники, то что говорить о другом деянии Луи Пастера - вакцине от бешенства. Просто он начал проникаться к бактериям справедливой ненавистью! После гусениц Пастер по возрастающей переключился на кур и петухов. Из его лаборатории с восходом солнца каждый день доносилось кукареканье: профессор изучал птичью холеру.
Плодотворно поработав и выяснив, что болезнь вызывает очередная мерзкая бактерия - холерный вибрион, Пастер впервые за долгое время решил передохнуть и уйти в отпуск, оставив пробирки с микробом в термостате. К его возвращению культуры успели прийти в негодность и не подействовали даже на самых маленьких цыплят. Но дальше случилось непредвиденное: когда этим же цыплятам вкололи заведомо опасную дозу, им снова было хоть бы что!
Так появился совершенно новый способ профилактики инфекций - вакцина, попросту прививка. Пастеру вначале просто не поверили. С академиком Гереном они по этому поводу так повздорили, что тот прислал секундантов (правда, дуэль не состоялась: ни один из противников не умел стрелять).
Апофеозом стало открытие Пастером лекарства против бешенства. Не зря его назвали благодетелем человечества!
Укусы бешеных животных обрекали их жертв на верную смерть, но и колоть препарат с возбудителями болезни, пускай и ослабленными, тоже поначалу было боязно (а вдруг эта миленькая собачка была вовсе и не бешеная?). Девятилетний школьник Жозеф Мейстер был первым, кому спас жизнь такой укол. И скоро все академики-дуэлянты замолчали: укушенные люди выздоравливали один за другим.
Однажды едва ли не пешком добрались в Париж со Смоленщины покусанные волком крестьяне: русский врач, будучи не в силах помочь им, отбил телеграмму буквально «на деревню дедушке», точнее, «в Париж Пастеру». Но волшебника по фамилии Пастер уже знала каждая собака (особенно бешеная), и телеграмма пришла по адресу! В Париже выздоравливающим крестьянам понравилось, только с едой оказалось туговато: все так заботливо несли им разные изысканные закуски, что пациенты запросили хоть немножечко черного хлеба и соленых огурцов.
