— Конечно была. Более того, Маринка, как всегда, перебрала и какое-то время отсыпалась в Юлькином кабинете. И если свою посуду она хранила именно там...
Именно в Юлькином кабинете и стояли аквариумы.
— Ты можешь дать мне ее телефон? — перебила Даша.
— Да, пожалуйста... — Похлопав себя по карманам, Истомин достал кожаную визитницу, вынул нужную карточку. — Держи. Можешь оставить себе, у меня еще есть. Только... — он чуть прищурил глаз, хитро, с лукавством, — на всякий случай не говори, кто тебе ее дал.
— Идет. — Даша осмотрела визитку с двух сторон. Оказывается, неизвестная вдова работала в том же институте, что и Юлька. Любопытно. — Так говоришь, она рыбами не занимается?
— Насколько мне известно, нет. А что?
— Зачем же тогда Паэгле ее пригласила? Они что, дружат?
Истомин с интересом посмотрел ей в глаза:
— Паэгле ни с кем не дружит. Маринка сама пришла. Зачем — не знаю. Это имеет значение?
«Хотела бы я сама об этом знать». И, уклоняясь от ответа, спросила:
— Кстати, как ты меня раскусил?
— В смысле?
— Почему передумал покупать мальков?
Истомин смешно сморщил нос, будто собирался чихнуть:
— Потому что я понял: никаких рыб ты продавать не собиралась.
— Но как ты догадался?
— У этой породы цихлозом мальки в таком возрасте не плавают, — улыбнулся директор зоомагазина.
— Как это не плавают? — поразилась Даша. — А что же они делают?
— Родители хранят их во рту.
4
Поразительно, но увидев на пороге человека, который не далее как пару часов назад обругал ее последними словами и поклялся не возвращаться даже на похороны, Паэгле даже бровью не повела.
— Посмотри за супом, я по телефону разговариваю, — бросила она через плечо, исчезая в глубине квартиры.
Поставив сумку на пол, Даша сняла туфли, повесила пиджак.
— Стабильность — залог успеха, — недовольно пробурчала она под нос. — Вообще-то я не нанималась супы варить.
Но поскольку ни попугаев, ни рыб, ни саму Юльку ее мнение не интересовало, пришлось идти на кухню — не пропадать же продукту.
Суп на суп похож не был и пахнул почти так же, как чай, которым Юлька все это время пыталась ее напоить. Возрадовавшись тому, что уже пообедала, Даша брезгливо помешивала зеленоватую бурду, при этом искренне жалея Антошку — такому славному ребенку и такая зверская мать!
Появилась Паэгле минут через десять, довольно бодрая, и с места в карьер поинтересовалась:
— Что нового узнала?
— А почему я должна была узнать что-то новое? — спросила Даша, передавая ложку хозяйке.
— Потому что в противном случае ты бы не вернулась. Кроме того, ты чертовски самолюбива и, как мне помнится, ненавидела проигрывать. Душу вынимала, а своего добивалась.
— И что? — Несмотря на резковатость формулировок, Даша была польщена.
— И то... Ты бы все равно вернулась. Вернулась и доделала то, за что взялась. Через день, через неделю, максимум через месяц.
— Как же ты в себе уверена!
— Ерунда, — отмахнулась Паэгле,— особенности психологии и ничего личного. Так почему ты вернулась?
— По кочану. — Страшно не хотелось признавать правоту этой заумной зануды. — Захотелось на всякий случай еще раз уточнить: не приходил ли еще кто-нибудь в тот день?
— Нет, — Паэгле даже не моргнула.
— Вот как? — Больше всего Дашу удивил не сам ответ, а то, как Юлька ответила — ни на секунду не задумываясь, не размышляя, не пытаясь восстановить хотя бы тень того дня. — Но ведь ты могла забыть почтальона, соседку...
— Нет, больше никто не приходил, у меня прекрасная память.
Это становилось даже забавным.
— Но ведь кто-то мог заскочить на секунду.
— Говорю же тебе — нет.
Странно. Чем ей так вдова Шувалова не мила, что она даже мельком упоминать о ней не желает?
— Тебя что-то не устраивает? — Юлька краем глаза следила за выражением ее лица.
— В общем, да.
— Почему?
— Потому что, с моей точки зрения, а также с точки зрения здравого смысла под подозрением должны быть все, кто находился в тот день в доме.
И опять в лице бывшей одноклассницы не дрогнул ни один мускул.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Повторяю, больше никого не было.
— А Шувалова?
Паэгле опустила руки.
— Ах, вот оно что... — Тонкие губы дрогнули. — Как узнала?
— Догадайся с трех раз. Спросила.
— У кого?
— У одного из подозреваемых.
По инерции Паэгле хотела возобновить упреки, но поняв, что это абсолютно бессмысленно, просто поинтересовалась:
— Послушай, я одного не пойму: зачем тебе вообще понадобилось общаться с ними? Ты что, мне не доверяешь?
— При чем здесь доверие? Для того чтобы во всем разобраться, прежде всего необходимо точно знать, что произошло в тот день.
Некоторое время Паэгле изучала одной ей видимую точку на столе.
— Кажется, я тебе все подробно описала.
Даша отрицательно покачала головой:
— Со слов одного свидетеля ясной картины не составишь. И потом, я же не сказала, что назвала им истинную причину своих расспросов.
— Да? А что ты им сказала? — Оторвав глаза от стола, Юлька сердито глянула на нее.
Даша выдержала паузу:
— Я сказала, что в результате их визита у тебя пропало фамильное серебро.
— Что?! — У Паэгле от удивления вся сердитость слетела. — Ты обвинила моих гостей в краже? Ты что, ненормальная? Что они обо мне теперь подумают?
— А какая тебе разница? — Даша не преминула напомнить вредной подруге ее же слова: — Они ведь тебе не друзья.
— При чем здесь это!
— А при том. — Скрестив руки на груди, Даша посмотрела бывшей однокласснице прямо в глаза: — Кто-то сообщил твоим знакомым, что я детектив.
Юлька заморгала.
— Не может быть.
— Представь себе, может.
— Кто?
— Откуда я знаю! Тебе виднее.
— Черт! — Паэгле в сердцах ударила по столу. — Черт! Черт! Тем более ты не должна была с ними встречаться.
— Это почему?
— Потому! Я не хочу, чтобы в меня тыкали пальцами и говорили, что я нанимаю частных детективов ради каких-то пропавших ложек!
— Успокойся, я сказала, что это не просто ложки, а бабушкино наследство.
— Поправь меня, если я ошибаюсь. — Паэгле сосредоточенно сдвинула брови. — Ты приходила к людям и спрашивала: «Не вы ли обворовали на прошлой неделе квартиру вашей знакомой?» — и по выражению их глаз делала выводы о том, кто именно мог отравить рыб?
— Разумеется, нет. Как мы и договаривались, я выдавала себя за домработницу, но когда Истомин, глядя мне в глаза, заявил, что знает, кто я есть на самом деле, что мне оставалось делать? Пришлось придумать историю про серебро. И он тут же назвал мне имя еще одного человека, побывавшего в тот вечер у тебя дома. В связи с этим вопрос: почему ты мне ничего о ней не сказала?
Наверное, переход был слишком неожиданный, потому что Паэгле, не задумываясь, ответила с легкой растерянностью:
— Она здесь ни при чем.
— Откуда такая уверенность?
Но, получив несколько секунд на размышление, Юлька тут же замкнулась:
— Просто знаю, и все.
Тогда Даша разозлилась не на шутку:
— Юль, приди в себя! Если ты действительно хочешь узнать правду, то позволь мне действовать так, как я считаю нужным, и начинай говорить сама. А если по-прежнему будешь продолжать скрывать какие-то факты, то далеко мы не уедем. Итак, почему ты исключила из списка подозреваемых Шувалову?
— Ты с ней уже разговаривала? — хмуро спросила Паэгле.
— Слушай, у тебя евреев в роду случайно не было? — Даша снова скрестила руки на груди. — На вопросы принято отвечать, а не задавать встречные.
Юлька упрек проигнорировала.
— Так разговаривала или нет?
— Еще нет. Но обязательно буду.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ну вот когда поговоришь, тогда все поймешь сама.
— И все-таки?
Некоторое время Паэгле словно колебалась.
— Маринка немного не в себе, — нехотя выдавила она. — И помешана на животных. Я скорее поверю, что она убьет человека, а не рыбу.
