К счастью, они оставили свои аптечки нетронутыми, и Таре удалось набрать полную обувную коробу таблеток: транквилизаторов (таких как Xanax и Valium), стимуляторов (Риталин и Adderall), регуляторов давления, таблеток для похудения, бета-блокаторов, антидепрессантов, препаратов для понижения холестерина. Ещё она нашла пару бутылок бронходилататоров, полезных старику. Филип втайне посмеивался над надуманным предлогом Тары заботиться о здоровье каждого: он-то хорошо знает, что она ищет что-нибудь, от чего сможет заторчать. И кто он, черт побери, такой, чтобы ее винить? Медикаменты в этой ситуации так же хороши, как и любой другой побег от реальности.
Правда в том, что уже вторую ночь, несмотря на постоянный шум нежити за окнами, Филип чувствовал себя одним из Чалмерсов. Они нравятся ему. Их деревенская раскрепощённость, их отвага, и в том числе, ему нравится находиться в компании других выживших. Ник также, кажется, заряжается энергией от объединения двух семей. Пенни начала снова говорить, её глаза ясно сияют в первый раз за несколько недель. Присутствие других женщин для его дочки, по мнению Филипа, это именно то, что доктор прописал.
Даже Брайан, чей грудной кашель почти полностью прошёл, кажется более сильным, более уверенным. Ему ещё, по скромному мнению Филипа, предстоит пройти долгий путь, но его, кажется, стимулирует возможность образования сообщества, каким бы маленьким и разношёрстным оно ни было.
* * *
Следующий день начинается с урегулирования повседневных дел. С крыши Филип и Ник следят за наличием зомби на улицах, в то время как Брайан проверяет слабые места вокруг первого этажа: окна, пожарные лестницы, внутренний двор, передний холл. Пенни продолжает знакомство с сёстрами Чалмерс, а Дэвид в основном держится сам по себе. Старик героически сражается с заболеванием лёгких. Когда он не дремлет, то старается провести с новичками как можно больше времени, прихватив с собой свой ингалятор.
Во второй половине дня, Ник начинает работать над импровизированным переходным мостиком, который он планирует запустить между крышей их дома и крышей соседнего строения. В своих планах он решает сделать пешеходный мост, чтобы не было необходимости ступать на землю. Филип считает его сумасшедшим, но позволяет ему распоряжаться своим временем, как ему заблагорассудится.
Ник считает, что этот маневр на самом деле является ключом к их выживанию, тем более, что все они тайно обеспокоены, и это написано на лице у каждого, кто заходит на кухню, что их запасы скоро закончатся. Вода в здании отключена, и перемещение ведра отходов из ванной комнаты в окно, выходящее на внутренний двор, является наименьшей из их проблем. Запас воды ограничен, что заставляет всех очень волновались.
После ужина в тот вечер, чуть позже восьми часов, когда неловкое молчание в разговоре напоминает всем о безжалостных звуках, доносящихся из темноты, Филипа озаряет идея.
— Почему бы вам не сыграть что-нибудь для нас, — говорит он. — Заглушим этих ублюдков.
— Эй, — говорит Брайан, и его глаза сияют. — Это отличная идея.
— Мы чего-то подзаржавели, — говорит старик со своего кресла-качалки. Этим вечером он выглядит усталым и выпотрошенным, болезнь подточила его.
— Если хотите знать правду, мы не сыграли ни одной ноты с тех пор, как это началось.
— Ты трусишь, — комментирует Тара с кушетки, перекатывая крошки табака, семечки и табачные отходы на дне небольшой баночки из-под пластыря Банд-Эйр.
Остальные, собравшиеся в гостиной, приготовили уши, чтобы послушать Всемирно Известную Семейную Группу Чалмерс.
— Ну давай, папочка, — вступила в разговор Эйприл. — Мы не можем играть ‘The Old Rugged Cross’ без тебя.
— Нет, они не хотят слушать религиозную трескотню, учитывая обстоятельства.
Тара уже маневрирует своим полным телом через комнату в сторону огромного футляра для скрипки, и с ее губ свисает самокрутка..
— Всё что пожелаешь, папочка, а я ударю басом.
— И кто бы тебе помешал? — Дэвид Чалмерс уступает и поднимает свое скрипучее тело с качалки.
Чалмерсы достают инструменты из футляров и настраивают их. Они заканчивают подготовку и встают в сомкнутый строй, синхронно как морская натренированная команда, с Эйприл впереди, на гитаре, и Дэвидом и Тарой по краям позади, на мандолине и басе соответственно. Филип легко может представить их на сцене Гранд Оул Оупри и видит Брайана, наслаждающегося происходящим с другой стороны комнаты. Вот уж кто истинный ценитель музыки. Филип всегда поражался глубоким знаниям брата о музыкальном мире, и теперь, Филип полагает, Брайан должен быть рад столь неожиданному подарку.
Они заиграли. Филип замер, чувствуя, как сердце его словно надувается гелием.
* * *
Завораживает не только их первоклассное исполнительское мастерство, но и сама чудесная старая ирландская джига, с печальной, глухой басовой партией и повторяющейся мелодией гитары, звучащей как столетняя шарманка. Милая маленькая Пенни, сидящая на полу, тоже захвачена мелодией — её глаза становятся все мечтательнее. Эта простая, но утонченная мелодия, посреди бесчеловечного ада вокруг, практически разбивает сердце Филипа. Когда Эйприл начинает петь, душа Филипа наполняется сиропом нежности:
На моей стене есть тень, но она не пугает меня вовсе
Я счастлива всю ночь в своих снах
Чистый и свежий, как хрустальный колокольчик, хорошо поставленный, захватывающий, бархатный голос Эйприл заполнил комнату. Ласкающий, почти божественный, немного дерзкий, он напоминает Филипу хориста в деревенской часовне:
В моих снах, в моих снах.
Я счастлива всю ночь в моих снах.
Я в безопасности в постели, а в голове только счастливые мысли.
Я счастлива всю ночь в моих снах.
Голос пробуждает в Филипе ноющее желание — такого он не чувствовал после смерти Сары. Внезапно у него словно появляется рентгеновское видение. Он видит кое-что в Эйприл Чармерс, пока она играет на шестиструнке и издает жизнерадостные трели, чего не замечал раньше. Он видит тоненькую цепочку браслета вокруг её лодыжки и маленькую татуировку розы на сгибе руки и бледные полумесяцы её груди, одновременно белые и перламутровые, между застегнутыми пуговицами блузки.
Песня подходит к концу и все аплодируют, Филип рукоплещет с большей энергией, чем остальные.
* * *
На следующий день, после скудного завтрака из чёрствого хлеба и сухого молока, Филип замечает Эйприл, стоящую около входной двери, надевающую ботинки для прогулок, и обертывающую рукава её трикотажной рубашки клейкой лентой.
— Я решил, что ты не откажешься от чашечки, — произнёс невинно Филип, подходя к ней с чашкой кофе в руке.
— Быстрорастворимый, но не слишком плохой. — Он замечает ленту, обернутую вокруг лодыжек. — Что, чёрт возьми, ты делаешь?
Она смотрит на кофе.
— Ты использовал остаток воды на это?
— Полагаю, что да.
— Последнего баллона не хватит семерым на всю жизнь.
— Что ты втемяшила в свою голову?
— Не раздувай из этого проблему. — Она застегивает свою трикотажную рубашку и собирает резинкой волосы в конский хвост, пряча его в капюшон. — Я планировала это некоторое время и хочу сделать всё самостоятельно.
— Планировала что?
Она тянется к одежному шкафу и достает оттуда металлическую бейсбольную биту. — Мы нашли её в одной из квартир, и я знала, что она когда-нибудь пригодится.
— Что ты делаешь, Эйприл?
— Ты знаешь пожарный выход на южной стороне здания?
— Ты не выйдешь наружу одна.
— Я могу выскочить из 3F, спуститься по лестнице и отвлечь Кусак от здания.
— Нет… нет.
— Увести их достаточно далеко, достать припасы и проскользнуть обратно.
Филип видит свои грязные берцы возле двери, где он оставил их прошлой ночью.
— Подай-ка мне те ботинки — говорит он.
— Если ты ещё не потеряла разум, то знаешь, что в это дерьмо не стоит ввязываться одной.
Глава 12
И вновь этот запах, что поразил его, когда он впервые высовывался из южного окна квартиры 3F: ржаво-мясное блюдо человеческих отходов, тщательно протушенных в свином жире. Запах настолько ужасающий, что заставляет Филипа вздрогнуть. Его глаза начинают слезиться, когда он протискивается через отверстие. И навряд ли он когда-либо сможет привыкнуть к этому запаху.
Он выползает на ржавый, покосившийся чугунный лестничный пролёт. Платформа, соединённая с лестницей, спускающейся зигзагами вниз на три этажа к улице, трясётся от веса Филипа. Его желудок сжимается от внезапного изменения в гравитации, и ему приходится держаться за перила.
Погода становится сырой и мрачной, небо приобретает цвет асфальта, северо-восточный ветер задувает по бетонным склонам. К счастью, внизу совсем немного Кусак бродит по узкой улице вдоль южной стороны дома. Филип посмотрел на часы.
