Толстый рыжий кот – и когда только подобрался? – с возмущенным мявом отлетел в сторону, а зеркала полетели оземь.
Охнув, царевна присела на корточки. Зеркала лежали рядом – одно целехонько, второе же покрылось сеткой трещин. Несколько мелких осколков от удара и вовсе из рамы вылетели.
И которое из них ее “потеря”?
– Целое забирай, – посоветовал Акмаль. – Все одно этому красавцу себя лучше пока не видеть.
– Бери да поехали уже, – кивнул Михайла и, обратившись к селянам, добавил, – вы уж простите – намусорили мы вам.
– Ничего, бабы приберут, – махнул рукой староста. – Рамку-то заберите только, чай серебряная. Нам чужого не надь!
– Да на кой мне та рама пустая! – взвыл королевич. – Тетушка… отец мне голову оторвет!
Михайла только плечами пожал безразлично. И Алька – следом.
– Ой, да все равно ты ею и не пользуешься! – уже выпалив это, царевна опомнилась и прикрыла ладошкой рот. А потом – снова пожала плечами – да и подобрала целое зеркальце.
*
…С нечистью лесной вышло странно. Местные жители из приграничных поселков жаловались: разгулялись, мол, лешие да кикиморы, полевики да полудницы, русалки да мавки – людишек почем зря морочат да топят бесперечь.
А только стоило богатырям прибыть да нечисть ту к ответу призвать – явился целый отряд лешаков с мавками. И ну на людей-злодеев жаловаться! Лес, мол, хороший рубят – куда столько, зачем? Зверье стреляют без меры да жалости, а то и подранков по кустам помирать оставляют. Поросль молодую топчут. Озера да реки травят…
Тут уж точно стало ясно, что нечисто дело. Лес рубить, зверье стрелять – дело житейское, бывает. А вот на кой селянам свои же реки-то травить, рыбу губить? И крестьяне местные клянутся – не было такого.
А еще на нежить пришлую что люди, что нечисть в один голос ябедничают. И не одних только волкодлаков поблизости видели – и упыри, и мертвяки попадались.
– Похоже, по Ратмировой части тут дело, – хмурился Михайла, когда уже ближе к сумеркам подъезжали к очередному селу, где собирались на постой остаться. – Порубить-то мы ту нежить небось порубим, но ведь надо и причину вызнать.
Для Ратмира богатыри оставили в доме записку, так что как сможет – так и прилетит колдун, чтобы присоединиться к отряду. А пока своими силами разбираться придется.
Алька разговоры братьев слушала вполуха – мысли-то другим заняты. Весь-то день, каждую минутку свободную все о глупостях разных думалось. Вот бы только Анжей не затеял всем рассказывать о том, как она сама к бывшему жениху с поцелуями полезла! А потом и вовсе… Как все это со стороны выглядело – лучше и не знать, пожалуй.
И не объяснишь ведь, что ей надо-то было только… а что ей на самом-то деле надо было? Сравнить? Понятное дело, тогда, в лесу, был один из богатырей, на этот-то счет царевна никогда и не сомневалась. Просто так давно хотелось вызнать – всегда ли от поцелуя так бывает, что коленки подгибаются, а в голове пусто-пусто, а во всем теле сладко-сладко… али это только с тем, кто… кто – что? Ох и дурость же! Просто еще тогда Алька думала – может, с Елисеем-то все не так было, просто потому как и не целовались они всерьез, по-настоящему? Может, стоило бы попробовать?
Ну вот и… попробовала. Выяснила, да. Теперь-то точно ясно: бывают поцелуи сладкие, со вкусом сидра и ароматом хвои, от которых в голове шумит почище всякого хмеля. А бывают слюнявые и противные. Вот и что ей теперь – всех богатырей для проверки перецеловывать?
Ох и трудная она – наука поцелуйная!
А еще тоска брала от того, что нынче целый день все разговоры разговаривали. Настроение-то было – самое то мечом помахать! Чтобы хрясь! Трясь! Было б куда злость свою девать незнамо на кого.
В село в этот раз въехали еще засветло. Катерина, хозяйка дома, где остановиться решили, всплеснув руками, кинулась ужин на всех готовить.
Тут бы Альке и отдыхать – чай, она, как все богатыри, в седле весь день, да не праздно каталась… а только глянула она на хозяйку, что здоровенным тесаком крошила овощи на окрошку – да и позавидовала. И в помощь вызвалась. Катерина же, обрадовавшись, вручила ей свой тесак, а сама помчалась мясо тушить да тесто на пироги заводить.
Овощи Алька рубила и кромсала яростно, споро. Хорошо дело пошло! Приятно же воображать на месте редьки да лука шеи да головы – всяких там женихов… хрясь!.. свидетелей лишних… шмяк!.. и поцелуйщиков заодно, которые целовать – целуют, а представиться не удосуживаются! Уууу, ну их, всех этих мужчин – одна головная боль от них!
Богатыри, отдыхая, только наблюдали за царевной с изумлением. Когда б от нее кто такого пыла хозяйственного ждал! Переговаривались меж собой, обсуждая завтрашний поход. Алька не прислушивалась.
Однако, хочешь – не хочешь, а рано или поздно и редька заканчивается. Хозяйка, осмотрев мелко покрошенную гору, только руками всплеснула да выдала гостье котел побольше. Осталось ссыпать все, кваском белым залить, подсолить с душой, хрена добавить. А мешать-то чересчур уж яростно нельзя – котел-то до самых краев вышел полный.
Тут и вышел как будто весь запал у царевны. К столу хозяйка уж одна собирать взялась. Пироги еще в печи доспевали, а Катерина споро черпала окрошку половником да разливала по мискам.
Алька сидела, подперев кулаками щеки. Справа от нее на лавке устроился Анжей. И зачем-то он вдруг наклонился к сидящему с другой стороны от него Акмалю – и зашептал что-то.
Алька попыталась прислушаться – не о ней ли Анжей брату названому поведать решил? Да как есть о ней! Вон, и косится на нее. И смехом оба давятся! Мерзавцы!
– И что она? – донесся до нее заданный вполголоса вопрос Акмаля.
– А она…
Тут Алька, не выдержав, вскочила да схватила свою миску с окрошкой.
– Я предупреждала! – яростно крикнула она и с размаху надела миску Анжею на голову.
Посудина, впрочем, тотчас съехала, подскочила, стукнувшись о плечо богатырское – да и об пол брякнулась.
Богатыри на мгновение замерли. Катерина, обернувшись, успела еще увидеть, как глиняная плошка напополам раскололась. А Алька как-то отстраненно подумала: видать, день нынче такой, – все падает да бьется!
– На счастье!.. – только и ахнула хозяйка дома.
Анжей же, по лицу которого все еще стекал с бровей белый квас, невозмутимо облизнулся, затем снял с уха укропную веточку, положил ее в рот и задумчиво прожевал.
– Пересолила, как всегда, – сообщил он. А потом так же невозмутимо
