он лазутчик какой, то ли все же нежить лесная. Так-то оно надежней!
Когда Алька вихрем ворвалась в дом напротив, богатыри как раз озадаченно рассматривали “улов” местных жителей.
Возможно, Алька бы и не признала своего суженого в этом грязном оборванце, если бы заранее не ожидала его увидеть. Все-таки королевича она всегда видела при полном параде. И волосы-то его курчавые на солнце сверкали, и кафтан всегда был с иголочки, по заграничной моде, золотой нитью вышитый…
Да и не только в одежде дело. Все же потрепало королевича в пути изрядно. Да и похудел он так, что щеки ввалились, одна кожа да кости остались. Да и взгляд сделался какой-то отчаянный.
Сжалось сердце царевнино. Много чего она за последние дни передумала. И о женихе своем в том числе. А только сейчас ничего в душе не осталось, кроме жалости. Как же так?..
– Елисей! – вскрикнула раненой птицей, да и кинулась к нему – впрочем, сразу же и споткнувшись. – А почему он связан?!
…Вполне возможно, что и Елисей не признал бы сейчас свою нареченную – в мужской одежде, с загорелой чуть обветренной кожей и обрезанной наполовину косой. Возможно – если бы однажды он уже не видел такой царевну Алевтину Игнатьевну. Правда, лежала она тогда в хрустальном гробу, и даже дышать – не дышала. Сейчас-то хоть, вон, румянец на щеках играет.
– Алевтина! Любовь моя! – королевич попытался вскочить, однако крестьяне связывают в самом деле на совесть. В результате Елисей оказался согнут напополам – по форме стула, примотанного к нему, что панцирь на черепашке. Неловко переступив ногами в этой позе, королевич вынужден был плюхнуться обратно, гулко стукнув деревянными ножками об пол. – Ты жива!
А Алька, так и не дойдя до жениха, вдруг остановилась, сложив руки на груди, и нахмурилась.
– Жива, конечно… не твоими стараниями! – обида на нерадивого жениха никуда не делась и теперь всколыхнулась в груди, вытеснив жалость. Ведь обещал же – что найдет, спасет! Спасать-то в итоге ее не требовалось… не от богатырей, по крайней мере. Но Елисей-то об этом не знал! И не спешил на выручку отчего-то.
А еще с этим поцелуем любви странно вышло. Это что же – мало любил, стало быть, раз не сработало? А ведь клялся! О том, что, вполне возможно, это она недостаточно любила, Альке сейчас думать не хотелось. А то обижаться было б несподручно как-то.
Сколько раз, думая об этом, царевна решала, что не стоит понапрасну в себе обиду копить, зло таить. Мало ли как оно было-то! Всего ведь она и не знает. Вот встретит жениха, тут-то и выяснит, что за дела такие ему помешали, да и выскажет заодно… разом все!
Вот и встретились. И оказалось вдруг, что слов-то и не находится. И что сказать ему теперь – непонятно совсем… надо было, пожалуй, заранее речь заготовить. Да вот как-то не до того все было – то подвиги, то яблоки, то козу доить надо…
– Я спешил к тебе изо всех сил, – кротко сообщил королевич. – В этом вашем царстве совершенно ужасные дороги. И указатели. А уж люди… верно отец говорит – твердая рука Тридевятому царству надобна!
– Это у тебя, чтоль, рука твердая? – как-то очень уж нелюбезно усмехнулся Акмаль.
Богатыри стояли вокруг, сложив на груди руки. И Алька вдруг осознала, что в точности скопировала их позу. Даже одну ногу чуть вперед точно так же выставила.
– У отца моего, короля Демара, – Елисей хлопнул ресницами. Ресницы его всегда Альку восхищали – длинные, пушистые, чисто девичьи. – Все знают, что в Тридесятом королевстве порядок и благочиние…
Анжей, стоявший за спиной королевича, на этих словах отчего-то вдруг дернулся – и Акмаль придержал его, положив руку на плечо побратиму и едва заметно головой качнув.
– Подожди… – Алька недоуменно мотнула головой. – При чем тут твой отец?..
– Ты погоди-ка, ученица, с вопросами, – вмешался наконец Михайла. – Нам для начала надобно выяснить, с какой целью этот вот юноша в Тридевятом царстве находится. А там уж, ежели пожелаешь, мы тебя с ним и оставим… для личных бесед.
– Что значит – с какой цалью?! – Елисей возмущенно вскинулся. – А то вы не знаете! Сами меня еще в свою берлогу лесную притащили, а потом вышвырнули, как кутенка какого… ой!
Акмаль, не удержавшись, ткнул в спинку стула, на котором восседал пленный королевич.
– Невесту я свою искал! А потом, значит, как нашел, отец велел мне домой возвращаться!
– Да ты ж за этот срок пять раз успел бы вернуться! – изумился Светик.
– Две седмицы назад, – ровно произнес Михайла, – указ вышел от государыни Наины Гавриловны, что всем гражданам Тридесятого королевства надлежит покинуть пределы Тридевятого царства в трехдневный срок. Али не слыхал?
– Не слыхал, – ничуть не смутился Елисей. – А кабы и слыхал, так я к тому времени все одно давно домой возвращался.
Светик, стоя рядом, загибал пальцы, шепотом считая седмицы – от поцелуя того неудачного, стало быть. Загнув седьмой палец, ученик отряда вытаращил глаза и изумленно уставился на королевича. Хорошим ходом, да на добром коне, за этот срок можно было объехать едва не все Тридевятое царство кругом.
– Это ж какими ты путями ехал-то? – не выдержал он.
– А какие есть у вас, такими и ехал!
Савелий невозмутимо перевел взгляд на Михайлу.
– Так и запишем: причина пребывания – личная дурость несусветная, – записывать он, впрочем, ничего не спешил. Да и не на чем было. – Страже сдать до установления личности? – спрашивал он с таким видом, будто самого обсуждаемого пленника и не было рядом. Михайла покачал головой.
– Личность мы уж, считай, установили. А удерживать силой наследника чужой страны… ни к чему королю Демару лишний повод давать. – К чему – повод, он договаривать не стал. И без того все поняли. Или почти все. – Пусть царевна с женихом помилуется, коль уж встретились. Анжей – останешься.
Глава отряда сделал знак глазами, и богатыри потянулись к выходу. Один Анжей за спиной королевича не тронулся с места.
– А он мне тут зачем?! – вскинулась Алька.
– Не серчай, царевна, – Савелий, проходя мимо, ободряюще тронул ее за плечо. – А мы за твою безопасность головой отвечаем. Никак неможно тебя наедине оставить с королевичем. Как ни крути, а он – из страны, что союзного договора с нами не подписывала.
Алька моргнула. Союзный договор… об этом проклятущем договоре Наина говорила ей так часто, что царевна давно привыкла пропускать эти речи мимо ушей. Всегда, стоило наследнице престола заговорить о своих планах и женихе, сестрица
