Земная жизнь скоротечна, даже если с высоты наших семнадцати, двадцати пяти или сорока лет нам и кажется, что она длинна. А вечность… она тянется целую вечность, как ни глупо звучит подобный каламбур. Обеспечить столь долговременное существование своей бессмертной душе — задача не из легких. Особенно если тебя ожидает перспектива остаться непогребенным злодеем, которому морские чайки выклюют глаза и части тела которого отправятся на корм рыбам! Вспомнив, как Черный Пастор с мрачным вдохновением рисовал судьбу пиратов, повешенных у входа в гавань и долго, мучительно умирающих о жары, голода и жажды, Элейна все-таки расплакалась: философия философией, мужество мужеством, а Уильяма она обожала. Ей уже мерещилось, как его, связанного цепями, волокут к месту казни, как он извивается в предсмертных корчах, а потом, неприкаянный, является в виде призрака, пугая тех, кто довел его до столь жалкого конца, и умоляя о помощи оставшихся в живых друзей в надежде, что их молитвы хоть немного облегчат его загробную участь…
Ну уж нет! Если она не может помочь Уильяму на земле, если даже они никогда больше не увидятся в этой жизни — жизнь будущую и участь после смерти Элейна постарается ему обеспечить наилучшую! И приложит все усилия, чтобы в вечности они с Уильямом все-таки соединились.
Во-первых, она примет католичество, и как можно скорее. Во-вторых, тайно покинет дом и начнет вести богоугодную жизнь, совершать как можно больше добрых дел — тогда она сможет «поделиться» ими с Уильямом! Прекрасную голландку всегда очень удручало одно место в евангельской притче, которую ей в детстве часто рассказывала кормилица. Десять девиц пошли встречать жениха. Дело было ночью, поэтому в руках у девиц были масляные лампы, чтобы освещать дорогу. Но пять из них были мудрыми и догадались захватить с собою пузырьки с маслом на случай, если придется долго ждать на темной улице, а пять неразумных такого запаса не сделали, и в результате их светильники угасли раньше, чем пришел жених. Пять дев, лампы которых потухли, стали просить пятерых запасливых поделиться с ними маслом, но те отвечали: «Тогда никому не хватит, ни нам, ни вам, идите и купите себе». Пока недогадливые девы ходили в лавочку за маслом, пять предусмотрительных встретили жениха и отправились вместе с ним на брачный пир, а неразумные туда опоздали, и их не пустили вовсе. Маленькой Элейне было отчаянно жаль неразумных, недогадливых и незапасливых девиц, и она, топая ножкой, всегда высказывала свое возмущение няне: «Ну почему же, почему они не поделились с подружками?!» — «А ты поделилась бы, ласточка?» — спрашивала нянюшка. — «Конечно!» — запальчиво отвечала в таких случаях Элейна. — «Но ведь мудрые девы не дали неразумным масла потому, что в таком случае не хватило бы ни одной из них!» — «А я бы специально взяла бы с собой побольше, чтобы не только мне хватило! Вдруг кому другому понадобится?»
Однажды на этом месте в детскую неожиданно зашел папаша Абрабанель. Услышав ответ дочери, он крепко отругал и отшлепал ее, а разобравшись, в чем дело, просто рассвирепел. В тот же вечер нянюшка была с позором выдворена из дому, а девочку коадьютор приказал запереть на несколько дней и месяц оставлять без сладкого. Правда, из этого ничего не вышло. Сначала Элейна радостно представила себя христианской подвижницей, святой Варварой[10], заточенной в башне не знающим Христа отцом; а вскоре и Абрабанель смягчился и отменил наказание.
Теперь эта история всплыла в мозгу Элейны в мельчайших подробностях. Девушка вообразила, что приходит время исполнить сказанное ею нянюшке. Судьбоносное решение о перемене веры начало вызревать гораздо раньше, но сейчас!.. Дело в том, что, как ни благодарна была девушка своей няне, научившей ее когда-то основным христианским понятиям, но уже давно ощущала, что в рамках протестантизма ее душе тесно и она не находит ответов на многие свои вопросы среди кальвинистских догматов. Полюбив католика, Элейна еще более утвердилась в мысли, что нашла разрешение своим смутным душевным чаяниям и порывам. Если бы судьба была к влюбленным более благосклонной, перед венчанием юная красавица все равно перешла бы в католицизм. Теперь это представлялось даже более важным: смена веры должна духовно приблизить ее к Уильяму, который так далеко, и стать гарантом того, что они встретятся в будущей жизни (если бы они исповедовали разные религии, то как смогли бы соединиться за гробом?!). Значит — решено!
К тому же переход в католичество поможет ей не выходить замуж! Она не согласна принадлежать никому, кроме Уильяма, и поступит в какой-нибудь монастырь, чтобы день и ночь молиться за него. Она пойдет служить больным, обездоленным или даже прокаженным вроде тех, чьи кости нашли в пещере Эспаньолы вместо сокровищ, — только ради него, ради Уильяма. Даже если Господь не примет его покаяния, то уж ее усердие Он должен будет оценить? Она постарается, сделает все для того, чтобы ради ее стараний Бог простил ее возлюбленного. Ведь Он любит всех Своих детей, следовательно, Уильяма тоже. Любит гораздо больше, чем она сама. Разве Он не услышит?!
Да и не может Небо быть так несправедливо, как люди! Разве Харт не каялся, разве не страдал от того, что ему приходится быть пиратом? Разве не сгорал от стыда и горя, видя, как его собственные поступки отличаются от поступков истинно верующего католика? И разве он оправдывал при этом себя? Нет! Напротив, обвинял еще жестче, несмотря на то что даже друзья, даже она, Элейна, убеждали: далеко не он один повинен в ошибках и преступлениях, но и другие люди, и обстоятельства… Так неужели за такое раскаяние и самоукорение Бог не помилует ее возлюбленного, как благоразумного разбойника, распятого вместе с Ним на кресте и в последние минуты жизни попросившего: «Помяни меня, Господи, во царствии Твоем»?!
На этом месте Элейне окончательно надоело размышлять в тишине — она решила, что пора действовать. Неприметное платье и скрывающий лицо головной убор, которые позволили бы ей беспрепятственно ходить по улицам неузнанной и без сопровождения, подобающего барышне из общества, были предусмотрительно заготовлены несколько дней назад. Переодевшись, Элейна убедилась, что ее вполне можно принять за прислугу, посланную господами в лавку или еще куда-нибудь. Запрятав поглубже в складки одежды кошелек с золотом на всякий случай и убедившись, что все в доме еще спят, девушка незаметно выскользнула из дома, мысленно упрашивая Бога помочь ей.
Прежде всего, рассуждала про себя Элейна дорогой, нужно найти священника, который согласился бы присоединить ее к Католической церкви. Идти в городской собор она, разумеется, не собиралась: там запросто можно было встретить знакомых если не Абрабанеля, то губернатора и его шурина Жюля-Бертрана де Клима. Да и время такое раннее, что ворота заперты, а на улицах — ни души.
