— Разве ошибка — это не всегда грех?
— Нет. Грех может быть следствием ошибки. И обратно: ошибка может оказаться следствием греха. Но они — разное. Хотя бы потому, что, боясь греха, можно стать святым, но, боясь ошибок, не станешь даже более-менее зрелым человеком. Вы удивительно ясно и верно продемонстрировали это сейчас своей решимостью. Я на миг подумал даже: а вдруг вся моя жизнь со всеми ее промахами и трагедиями сложилась так лишь из-за того, что я не смог, не захотел остановиться и та, которая могла бы…
— Вы говорите о мадам Аделаиде? Ой, простите, я снова совершаю бестактность…
— Уже ничего не изменишь, милая девочка, и хватит об этом. Все это вздор, но уже одно то, что подобная чепуха пришла мне в голову, говорит о многом.
— Не знаю, заслуживаю ли я всех этих комплиментов, сэр Фрэнсис, — ничего, что я называю вас так, как привыкла? — но по-другому я просто не умею, — ответствовала Элейна. — Но все мои мысли заняты сейчас другим. Скажите, сэр, как вы думаете, мне удастся умолить Бога о прощении Уильяма и соединиться с ним за гробом?
— Я нисколько не сомневаюсь, дорогая Элейна, что Господь Бог услышит и зачтет ваши молитвы об Уильяме, но, что касается вашего соединения, поверьте, оно произойдет гораздо раньше и на этом свете. По крайней мере, мне бы очень хотелось на это надеяться.
— Но как же… Или вы полагаете, что его могут оправдать?
— Я полагаю, что его не будут судить. Хотя бы потому, что еще не поймали. Да-да, милая барышня, вас обманули — как это ни неприятно, ибо я догадываюсь, кто убедил вас в том, что Харт арестован. Большому кораблю, вернее, тому, кто на нем прибыл, совершенно нет дела до вашего возлюбленного, и цель миссии англичан совершенно иная. Я это знаю. Кроме того, Харт никоим образом не может быть схвачен никакими англичанами, поскольку в данный момент находится довольно далеко от Тортуги, на континенте.
— На континенте?!
— Да, где-нибудь в сельве. Незадолго до моей… гм… гибели у Харта на руках оказались непреложные свидетельства того, что сокровища были вовсе не на Эспаньоле, а где-то в дебрях Новой Гвианы.
— Подождите, сэр Фрэнсис, я ничего не понимаю. Слишком много событий за раз: ваше чудесное воскресение, поход в сельву, какие-то свидетельства и… Вы уверены, что Уильям жив и ему ничто не угрожает?!
— В последнем совершенно не уверен: сказать, что ему не угрожает ничего, было бы наивно. Угрожать может что угодно, особенно в дикой сельве — так индейцы называют джунгли на берегах великих рек их родины. Но великий британский королевский флот и все его адмиралы, вместе взятые, Уильяму сейчас определенно не страшны.
— Сэр Фрэнсис, милый мистер Рэли, вы просто настоящий волшебник! Вы как… как ангел: сами воскресли и меня вернули к жизни. Кстати, а как вам удалось спастись? Расскажите, пожалуйста, это так интересно!
— Едва ли, милая Элейна, едва ли. Мое спасение только кажется чем-то необыкновенным — со стороны. Быть может, вы замечали, что многие вещи, которые кажутся людям привлекательными, яркими и замечательными, на самом деле гораздо будничнее и проще, чем о них думают? Между прочим, с теми же грехами и ошибками: большинство обывателей уверено, что ошибка — вещь поистине ужасная, даже хуже греха. Потому что грех — это страшно и поэтому даже по-своему красиво (ибо трагично), а ошибка глупа и смешна. А для простого смертного нет ничего хуже, чем показаться смешным.
— Как мне отблагодарить вас, сэр Фрэнсис, за то, что вы подарили мне надежду?
— Подарите мне при случает томик Шекспира, тот, что дала вам мадам Аделаида. И прощайте, дитя мое. Мне пора. Вы еще обязательно встретитесь с вашим Уильямом.
Псевдомонах поднялся и, надвинув капюшон на лицо, зашагал в сторону, противоположную той, откуда они пришли.
— Но как же вы, сэр…
— И ничего не говорите папеньке! Это смертельно не только для меня, но и для него!
Растерянная Элейна поднялась со скамьи и, отряхнув платье, двинулась обратно домой. Она была истинная дочь своего отца, посему в ее прелестной головке уже зрел план.
Глава 9
Господин, приятный во всех отношениях
Карибское море — Тринидад
Настойчивый стук в дверь каюты оторвал Кроуфорда от очень интересного занятия. Он брил бороду, то и дело вытирая лезвие бритвенного ножа о полотняную салфетку. На прикрученном к половым доскам столе возвышался роскошный шандал в стиле барокко, полдюжины свечей освещали помещение. В свете этой непозволительной роскоши парик, небрежно кинутый на спинку стула, отливал таинственным золотистым блеском, словно был сделан из золотых нитей. Кроуфорд трудился, облокотившись коленом на стул. На нем красовалась тончайшая батистовая рубаха, отделанная кружевами по вороту и манжетам, и облегающие светло-голубые панталоны из атласа. Такой же голубой, расшитый серебряными цветами по обшлагам камзол лежал на неубранной койке.
Бриг «Морская дева», шедший под французским флагом, разместивший на борту солдат, оружие, пушки и роскошный паланкин, привязанный к палубе и накрытый парусиной, подходил к порту городка Сан-Хосе[14], столицы острова Троицы[15], заложенного неким Антонио де Беррио. Ирония судьбы заключалась в том, что именно с этих берегов более ста лет назад испанские авантюристы собирались начать поиски рокового Эльдорадо — золотого города. Что ж, круг замкнулся. Сегодня в залив Парья вошел тот, кто найдет Эльдорадо.
Море было на редкость спокойно. Ветер дул самый благоприятный. Черное небо искрилось тысячами звезд. Смутные очертания острова медленно выступали из мглы.
Капитан «Девы» не раз ходил через пролив, однако маневрировать в темноте не рискнул и приказал бросить якорь на расстоянии четырех кабельтовых от берега. До рассвета оставалось около часа.
На корабле спали все, кроме капитана, сэра Кроуфорда, мистера Смита и вахтенных.
Кроуфорд не вмешивался в управление судном. Практически все время проводя у себя в каюте, он тщательно разбирал свой новый гардероб и пытался привести в порядок лицо, избавляясь от изрядно опостылевшей ему бороды.
Стук в дверь оторвал его от этого увлекательного занятия. Отложив бритву, Кроуфорд отпер дверь. На пороге каюты стоял безупречный и полный достоинства мистер Джон Смит.
— A-а, это вы, Смит. Все бдите?
Кроуфорд отступил на шаг, глядя на своего визави тем особенным взглядом, которым часто пользовался, когда бывал в свете. При этом, хотя глаза его были устремлены на собеседника, они смотрели как бы сквозь него, точно собеседник был всего лишь бледной тенью самого себя, если вообще не ночным кошмаром смотрящего. Поговаривали, что из-за этого взгляда у Кроуфорда даже состоялось две или три дуэли. Хотя в данный момент убийственный эффект был несколько смазан щекой, перепачканной мыльной пеной.
