"Все молодые девки в Сузах только и мечтают попасть в мой гарем," тем не менее по-прежнему каждый вечер рассказывал Аман своим домашним, и Зерешь ему с готовностью поддакивала: "Все так и есть, правильно ты говоришь, правильно".
В детские и юношеские годы Зерешь мечтала стать пророчицей или жрицей в храме, но потом отец отдал её в жены к Аману Вугеянину, и за многие годы она привыкла ко всем привычкам, а в последнее время даже почти что не замечала мужа возле себя, и жила обособленной жизнью. С детских лет Зерешь с особым почтением, если не сказать - со священным трепетом относилась к бактрийским гадателям и прорицателям, которые умели читать таинственные письмена на воде, находить ответы в полетах птиц по небу, разгадывать тайны магических кристаллов и священных чисел, и теперь она в полной мере смогла посвятить себя любимым занятиям.
Как только дом Амана, который теперь был в Сузах вторым по роскоши после царского дворца, сделался вместительным, Зерешь сразу же снарядила в Бактирию, к своему родному брату, караван с дорогими дарами, чтобы тот прислал ей лучших гадателей, которых только можно найти в округе. Брат Зерешь, унаследовавший богатство отца, оказался человеком прижимистым несмотря на присланную корицу и серебро, в обратный путь он посадал на верблюдов только трех магов из своего дома, и причем таких, кого все равно считал самыми бесполезными. И даже придумал условие, что через двадцать лет все они должны обратно вернуться в родные земли, потому что на чужбине, якобы, их волшебный дар постепенно сходит на нет.
Но Зерешь все равно была без ума от радости. Она окружила гадателей такой заботой и почетом, что они мечтали бы навеки остаться под крышей аманова дома, если бы это было возможно и поняли, что все же, несмотря ни на что, родились под счастливой звездой.
Каждый день Зерешь советовалась с ними по всем важным и вовсе мелким домашним делам, и они отвечали на её вопросы при помощи особых, магических костей, на гранях которых были начертаны цифры и знаки, означающие так много, что разобраться в них могли только мудрейшие.
Но Зерешь была женщиной хитрой, и зачастую спрашивала ответы у трех магов по-отдельности, а потом складывала их суждения в одно, которые потом и выдавала за свое собственное, за что и слыла мудрой женщиной среди многих знатных людей в Сузах.
Например, сразу же после злополучного пира, на который не пришла царица Астинь, Зерешь с пристрастием расспросила всех своих гадателей, нужно ли ей предпринимать усилия, чтобы каким-то образом попытаться снова соединить царя и царицу, или же оставить все, как есть.
Со слов мужа Зерешь лучше других знала, как тосковал Артаксеркс по Астинь и в каких выражениях проклинал потом Мемухана, надоумившего издать письменный царский указ, который теперь никак нельзя переступить. А ведь если бы Аман каким-то образом вернул царю Астинь, их дружба упрочилась бы ещё сильнее и была бы скреплена тайными, а значит, самыми крепкими узами.
Но все трое гадателей сказали одно и тоже: с Астинь навсегда покончено, нужно забыть её и никогда больше не вспоминать, потому что скоро над Персией взойдет новая звезда, другая персидская царица, придется только немного подождать. Один из них даже назвал точное время - подождать пять лет и примерно восемь месяцев, так сказали ему магические кости.
Тогда Зерешь успокоилась и сказала Аману: "Забудь про Астинь, как будто бы её никогда не было на свете, и даже не называй её имени при царе."
За вс эти годы через своих мудрецов, а иногда и от себя лично Зерешь дала своему мужу немало хороших советов, и один из них особенно пригодился, когда Артаксеркс только что назначил Аману своим везирем.
"Для того, чтобы царь Артаксеркс не отсек тебя слишком быстро от своих милости, ты должен стать для него таким же необходимым, как любая из частей его тела, - сказала однажды мужу Зерешь. - Погляди сам - ведь никому из людей не приходит в голову даже в минуты сильнейшего гнева вырывать у себя из живота печень или отсекать собственные пальцы - всякий старается старается выместить зло на других, чтобы самому больно не было."
"Что же я могу? Не пойму, к чему ты клонишь? - удивился Аман, который хоть и любил сам много говорить, но не умел слушал и плохо понимал с первого раза, что втолковывали ему другие.
"Ты не можешь стать рукой молодого царя, потому что у него и без тебя длинные руки, а правая рука даже длиннее левой, - спокойно принялась объяснять тогда Зерешь. - И глазами ты его не сумеешь стать, потому что Артаксеркс и без тебя зорко видит, ни тем более сердцем, так как по твоим словам царь и так слишком часто бывает слишком задумчивым и прислушивается к своим желаниям. Но ты сказал мне как-то, что наш царь молчалив, не любит много говорить - значит ты, Аман, должен стать его языком."
"Языком? Что ты снова болтаешь, Зерешь?" - засмеялся Аман и начал нарочно показывать жене язык, желая насмеяться над её глупой, женской болтовнюей.
"Да, ты должен стать его языком, научиться угадывать мысли царя и говорить их вслух, весело шутить, когда нужно, и вовремя давать ему хорошие советы. И совсем скоро царь не сможет обходиться без тебя ни на троне, ни за пиршественным столом, он неотступно будет держать тебя возле себя, а ты должен быть всегда наготове, как язык у него во рту", - пояснила Зерешь.
И ведь так все и получилось, по слову Зерешь - за четыре года Артаксеркс не только не поменял своего везиря на другого, как каждый год делал предыдущий владыка, но ещё больше возвеличил Амана и ни дня не мог обходиться без своего любимого советника и сотрапезника.
Правда, сам Аман тут же позабыл, что стремительное его возвышение началось с совета Зерешь, но она была не в обиде, потому что давно мечтала не о славе, а только о покое для себя и друзей дома, как называла она своих гадателей.
Зато сегодня опытным взглядом Зерешь определила, что её муж слишком много выпил вина за трапезой с царем, и, пожалуй, может наговорить много лишнего, поэтому устроилась выслушивать его наедине.
"Сердце глупого в его языке, а язык мудрого - в его сердце", - любила повторять она Аману, но сейчас он все равно не услышал бы её, потому что с порога начал громко рассказывать, сколько выпил с царем вина и сколько съели сладкой дичи, незаметно переходя совсем на другое.
- Род мой ещё более древний, чем даже род Артаксеркса, - говорил Аман, развалясь на ложе, громко икая и хватая ртом воздух - Ты ведь знаешь, что предки мои происходят из страны Агага, в самом центре Мидии, и каждому известно, что Кир Великий бы внуком последнего мидийского царя, Астиага, который тоже был агамитом, как и я. Ты хоть понимаешь, о чем я толкую тебе, Зерешь? Все остальные, кто называют себя Ахменидами, на самом деле, по древности крови - самозванцы, и не могут ни в какое сравнение идти с нами, агамитами.
- Да, да, все так и есть, правильно говоришь, - кивала Зерешь и крупная родинка на её щеке при этом шевелилась, как ночная бабочка, вот-вот готовая вспорхнуть с её спокойного лица.
- Всем известно, что Кир выступил против мидийского владычества, потому что больше всего боялся древней, сильной крови мидийцев, но она все равно по-прежнему течет в жилах лучших из лучших. Погляди сама: кто сделался первым при дворе? Разве не Аман агамит, сын Амадафа? А разве не великий князь Мемухан, князь Мидийский, клоторый тоже из агамитов, пользуется самым большим почетом по сравнению со всеми другими князьями? Нужно быть слепым, чтобы не видеть явного.
- Правильно говоришь, правильно, - твердила Зерешь, зорко поглядывая на дверь: как бы кто-нибудь не подслушал пьяного хвастовства Аман и не донес потом царю.
- Ха, а разве передо мной не падают ниц все служащие и стражники при царском дворце, как будто я тоже царь? Разве не ползают все они передо мной в пыли, целуя мои грязные сапоги?
- Да, да, все так и есть, правильно ты говоришь, - кивнула Зерешь.
Она приготовилась, что Аман ещё долго будет о чем-нибудь говорить, но он вдруг замер с открытым ртом, как будто бы вспомнил о чем-то важном и оборвал свою речь на полуслове.
- Правильно говоришь, все падают перед тобой ниц, ползают в пыли, осторожно напомнила мужу Зерешь, который сидел молча, выпучив глаза и на глазах наливаясь кровью.
- Нет, не все, - сказал Аман, сделавшись вдруг серьезным, и сразу же страшным. - Пока что не все.
Аман вдруг вспомнил, что сегодня, совсем недавно, только что, когда он выходил со слугами из дворца через дальние ворота, один высокий стражник, стоящий под деревом, не склонил перед ним головы и даже нарочно отвернулся. Аман отчетливо увидел перед собой его статную фигуру, темные волосы, гордый поворот головы и сразу же почувствовал, как у него начинается сильная изжога.
- Я прикажу затоптать его в пыль, а кишки размазать по траве, - сказал Аман, обращаясь теперь только к самому себе.
- Что? О ком ты? Куда собрался на ночь глядя? - воскликнула Зерешь, когда Аман вскочил на ноги, и приказал слугами срочно принести халат, в котором он обычно ходил во дворец. - За тобой вечером не приходили посыльные от царя.
