как я подумала сначала, а частички порошка или раскрошенной таблетки.
Лекарство.
Он сам его выпил или же ему подсыпали?
Если Роджера Кирквуда убили, то весь самолет превращается в место преступления, и под подозрением – каждый пассажир.
И все члены экипажа, добавляет внутренний голос.
Раздается звонок вызова, но я не двигаюсь с места. Чувствую на себе чей-то взгляд, поднимаю голову: это Эрик пристально смотрит на меня. Он показывает на сигнал вызова.
– Можешь сходить? – тихо произношу я.
Кирквуд носил с собой фотографию моей дочери. Я в этом не виновата, и не виновата в его смерти, но что подумают и решат остальные?
Так ли это расценит полиция?
Эрик громко вздыхает и уходит в салон, а я заворачиваю бокал Кирквуда в тряпочку и засовываю его в дальний угол шкафчика.
Когда открывается дверь кабины пилотов и оттуда появляются Бен и Льюис, я чувствую, как заливаюсь краской, и отворачиваюсь, уверенная, что выгляжу так, будто мне есть что скрывать.
– Франческа и Майк такие классные, правда? – обращается Кармела к двум сменившимся пилотам. – Майк летал на последнем пробном рейсе, сами знаете. Он уговорил Диндара поставить его на первый официальный полет. Наверное, для послужного списка.
Кармела делает Бену и Льюису напитки, которые они возьмут с собой, а тем временем пилоты идут вдоль салона.
Снова раздается звонок вызова, и я замечаю, как Кармела и Эрик переглядываются, после чего Эрик складывает руки на груди и прислоняется к кухонному столу.
– Я пойду, – говорю я.
Он таращит глаза, словно моя работа ему внове, а я чувствую, как закипаю от злости. Эрик ведь понятия не имеет, что́ я сейчас испытываю. Сначала шприц, теперь вот фотография. Что-то меня очень тревожит, и разве не удивительно, что мысли мои не о том, чтобы тащить коктейли этой чертовой Элис Даванти?
Когда я возвращаюсь, очередь в туалеты тянется до самой кухни. От внезапного наплыва людей я нервничаю еще больше. Мне не хватает места. Нужно сбросить эту маску из улыбок, а потом подумать, что делать с Кирквудом. И с фотографией Софии.
А точно ли София на фото? Столько всего происходило, и все эти потрясения от смерти пассажира… Я заметила девочку с темными косичками, но вывел ли мой мозг ассоциацию, которой не существует?
На девочке была та же школьная форма.
– Туалеты также имеются в хвостовой части самолета, – обращаюсь я к очереди, безуспешно старясь говорить как можно мягче и любезнее.
Мужчина в очках и с аккуратной бородкой поднимает руку, будто ребенок, не уверенный в том, разрешат ли ему говорить.
– Один из них забило, и нас всех направили сюда.
Я недовольно морщусь. Интересно, насколько глубоко планировщики Диндара вникали в то, как туалеты справятся с максимально допустимым количеством пассажиров?
Возвращаются Бен и Льюис. Они явно не спешат отправиться отдыхать, прислоняются к большому столу в кухне и болтают со стоящими в очереди пассажирами. Меня бросает в жар. Журналист Дерек Треспасс выходит из туалета и присоединяется к разговору, задает Бену вопросы о высоте, максимальной загрузке и облачном покрове. Мне нужно всего пять минут в пустом салоне, лишь несколько мгновений, чтобы посмотреть на фотографию.
Это мог быть другой ребенок? Девочка с темными кудряшками в сине-белой школьной форме?
Повсюду слышны голоса, разговоры и смех, а за всем этим пробивается нескончаемый гул самолета. Я пробираюсь через столпившихся пассажиров и внезапно осознаю, как же я устала, как у меня ноют ноги и болит голова. Неожиданно на меня кто-то налетает и обливает мне рукав.
– Тут, знаете ли, не бар!
Все умолкают. Кармела таращится на меня.
– Простите. Я…
Я судорожно сглатываю, и на глаза начинают наворачиваться слезы.
– Из-за нас тут беспорядок начинается? – Бен нарушает молчание с профессиональной веселостью, разрядив напряженность так же быстро, как она возникла по моей вине. – Давай уйдем и не станем мешать бортпроводникам работать.
– Простите, – повторяю я, пока пассажиры расходятся. – Я немного…
– Ты выполняешь важную работу, – подмигивает он. – У меня, бесспорно, первым делом самолеты.
– Просто немного напряженно стало.
Если на снимке не София, тогда все нормально. Я сама пронесла на борт шприц, даже не догадываясь об этом. Скончавшийся – конечно, это ужасно, но он не имеет никакого отношения ни ко мне, ни к дочери. Все это так, если на фотографии не она.
Бен берет протянутый Кармелой бокал.
– Возьмем напитки наверх и перестанем вам мешать. Еще раз спасибо.
Они исчезают. Я знаю, что нагрубила, но тревога нарастает, и мне необходимо снова взглянуть на фотографию. На сей раз внимательно уловить разницу в лицах, убедиться, насколько нелепо повела себя, заметив какое-то сходство с дочерью.
Очередь в туалеты постепенно рассасывается. Раздается звонок вызова, на него идет Кармела, бросив на меня взгляд. Я пренебрегла своими обязанностями, и это замечают. Наконец, оставшись одна, я вынимаю из кармана распечатанную фотографию и разглаживаю ее.
Она не самая удачная. Не из тех, что вставишь в рамку или пошлешь бабушке с дедушкой. Даже не случайный снимок, который хранишь ради связанных с ним воспоминаний. София – а теперь нет сомнений в том, что это она, – сидит в своем школьном классе. У нее за спиной – доска с нарисованными бабочками, а над головой – планеты из папье-маше. На заднем плане сквозь открытую дверь класса я различаю детей в раздевалке, снимающих пальто и куртки. Значит, фото сделано перед началом уроков.
Может, его распечатали с веб-сайта школы? Пытаюсь вспомнить, подписывала ли я разрешение на размещение, и вообще как выглядит сам веб-сайт. Однако на переднем плане заметна какая-то размытость, так что вряд ли фото можно использовать как информационный материал.
Нет, это не размытость. Отражение. Кто-то фотографировал через оконное стекло. Я провожу пальцем по изображению дочери: по лицу, по кудряшкам на лбу, по косичкам, стягивающим кудряшки в две ровных линии у нее на плечах, и от ужаса кровь стынет у меня в жилах.
Один бантик красный, другой – синий.
Фотографию сделали сегодня утром.
Внезапно самолет кренится влево. Бутылочка с водой катится из одного конца стола в другой, на мгновение замирает и катится обратно. В салоне пассажиры держат бокалы прямо перед собой, стараясь их не опрокинуть, когда самолет клюет носом вперед. Очередной сильный толчок резко бросает в сторону возвращающуюся из туалета Элис Даванти. Она вцепляется в спинку ближайшего кресла, потом хватается за спинки других сидений, чтобы благополучно добраться до своего места. Я связываюсь с пилотами.
– Все нормально? Нас тут сильно болтает.
Пока я говорю, зажигается табло: «Пристегнуть ремни», после чего Кармела и Эрик идут по проходам, проверяя, все ли пассажиры пристегнуты.
– Извини, – отзывается Майк. – Боковой ветер. Пришлось повернуть, чтобы снова лечь на курс. Еще
