Запиской я не ограничился. Адресат может и не положить на нее взгляд, когда на столе целый Кавказский хребет бумаг. Подступаюсь к М. Горбачеву с просьбой выделить мне несколько минут своего времени. «Сейчас никак не получится, но вечером обязательно вам позвоню», — ответил генеральный.
Вечер давно перешел в ночь. Через четверть часа начнутся новые сутки. Звонок.
— Что вы хотели сказать мне?
— В дополнение к написанному считаю долгом зафиксировать ваше внимание на трех моментах:
а) нам навязывают аншлюс. Он имел бы тяжелые последствия. Все моральные и политические издержки, а при механическом слиянии двух разнородных экономик, социальных структур и прочем они неизбежны и значительны, взвалят на Советский Союз и его «креатуру» в ГДР. Распространение юридических норм одного государства на другое сделает нелегальным все, что совершалось в ГДР на протяжении сорока лет, и превратит несколько сот тысяч человек в потенциальных подсудимых.
— Понятно, что дальше?
— ...б) неучастие объединенной Германии в НАТО. Самое меньшее, на чем необходимо стоять до конца, — это ее неучастие в военной организации союза (по примеру Франции) и неразмещение на немецкой территории ядерного оружия. Согласно опросам, восемьдесят четыре процента немцев за денуклеаризацию Германии;
в) все вопросы, касающиеся нашего имущества и собственности в ГДР, а также материальных претензий к Германии, вытекающих из войны, должны быть отрегулированы до подписания политических постановлений. Иначе, по опыту Венгрии и Чехословакии, мы втянемся в бесплодные и обременительные для отношений дебаты. Наши эксперты должны научиться считать не хуже американских, а также приготовить свою ведомость по экологическим издержкам нападения Германии на Советский Союз, если немцы на это напрашиваются.
М.С. Горбачев задает несколько уточняющих вопросов, в частности по правовому статусу нашего имущества, особенностям процедур присоединения земель ГДР к ФРГ на основании статьи 23 боннской конституции, последствиям неучастия государства в военной организации НАТО. Потом говорит:
— Сделаю, что могу. Только боюсь, что поезд уже ушел.
После такого заключительного аккорда — «боюсь, что поезд уже ушел» — впору было поперек рельсов лечь. Как же так, вокруг вопросов, и отдаленно не шедших в сравнение с тем, что выносилось на переговоры с Г. Колем, порой по пустякам Политбюро и другие «инстанции» кудахтали днями и неделями. В преддверии, по почину генсека, устраивались мозговые штурмы, созывались синклиды экспертов, игры в генштабовских песочницах. Часто с нулевым результатом. Вспомним, как невозможно было подвигнуть М. Горбачева на признание черного черным, когда речь заходила о секретных протоколах к договорам, заключенным Сталиным с Гитлером. «Слишком велика политическая ответственность», — отговаривался он. Откат до Архыза, который ближе к Сталинграду, чем к Москве, что, тут ответственность меньше?
В своих «Воспоминаниях» Х.Д. Геншер передает услышанный им от М. Горбачева рассказ о том, как в 1979 году принималось решение об интервенции в Афганистан. Генеральный не раз опробовал эту легенду на нас. Если верить рассказчику, Э. Шеварднадзе ничего заранее не ведал, М. Горбачева тоже обошли, как и большинство других секретарей и членов Политбюро ЦК. Тогда-то два приятеля и сговорились добиваться «коренного изменения системы», дабы исключить подобные безобразия, то есть принятие решений не по регламенту.
За пять лет перестройки многое переменилось. Судьбу Афганистана в 1979 году определяла четверка или пятерка «наиболее равных» из равных. Новую военно-политическую карту Европы в 1989—1990 годах кроил по западным лекалам один М. Горбачев с сотоварищем. Явный прогресс, и бесспорно «демократический».
А еще говорят, в Советском Союзе не было приватизации. Сообразно расставленным «бесспорным приоритетам» экономику, правда, попросили потесниться и встать в очередь. Но зато приватизация политики и власти в целом зашла при М. Горбачеве дальше некуда. В этом отношении первый и последний советский президент обошел всех предшественников дома и большинство глав государств за рубежом.
Как и все остальные, кого не уместил Архыз, члены государственного и политического руководства СССР узнали об «исторических свершениях», учиненных на Северном Кавказе, непосредственно из репродукторов радио и от дикторов телевидения. Слава Богу, собственных. Интересовавшимся деталями спешили на помощь «Немецкая волна» и немецкое информационное агентство ДПА. А кто установил, что руководитель тем умнее, чем больше он читает шифротелеграмм и меньше липнет к телеэкрану?
Н. Рыжков, В. Крючков и другие из правительственной команды, в том числе входившие в Совет обороны и президентский совет, получат пакеты с «секретными протоколами» Архыза «для сведения» и «на одобрение» два или три дня спустя. Путь «основных» бумаг до парламента занял пару недель. Партия была к этому времени уже отлучена от государственных дел. Возлюбите журналистов и выписывайте газеты. Относительно цельная картина — не надо только принимать ее за подноготную происшедшего — раскрылась в 1992 году, когда М. Горбачев опубликовал часть записей своих бесед с Г. Колем и Х.Д. Геншером.
Между прочим, Х.Д. Геншер лично известил Дж. Бейкера и французского министра иностранных дел Р. Дюма о подробностях «кавказской экспедиции» через несколько часов после завершения встречи в Архызе. Туда же, в Париж, а не, скажем, к советским парламентариям, заспешил Э. Шеварднадзе. Он агитировал «своих» в переговорах «два + четыре» энергично провести заключительный этап согласований с тем, чтобы к 12 сентября, к предстоящей встрече в Москве, все было готово к подписанию. Советский министр пугал, что промедление было бы на руку противникам урегулирования, которые скоро оправятся от шока.
Сделка в Архызе во многом уникальна. Судьбу ГДР, как-никак члена ООН, решили без участия Республики, в отсутствие ее представителей. СССР прекращал действие всех договоров и соглашений, заключенных с ГДР, не считаясь в большинстве случаев с предусмотренным в договоренностях порядком их денонсации. Ликвидация ГДР с распространением на ее территорию компетенций НАТО предваряла конец восточноевропейской системы обороны. Однако консультаций в канун Архыза с союзниками не проводилось, информации от советского руководства они не получали. Архызские договоренности ставили крест на четырехсторонней ответственности великих держав за Германию и лежавших в ее основе международно-правовых актах. США, Англии и Франции предлагалось не обсуждать этот вопрос, а оформлять свершившийся факт.
Продолжать ни к чему. Какие бы нормы ни брались в расчет — внутренние или международные, — архызские решения юридически весьма уязвимы. С моральной точки зрения они были гнетуще несправедливы, оскорбительны для памяти 27 миллионов советских людей, павших в борьбе за правое дело.
Раскол Германии стал несчастьем для немцев и всей Европы. Ради собственных интересов СССР обязан был действовать решительней и последовательней, чтобы помешать раскольникам. С созданием двух германских государств немцы не перестали быть одной нацией. Сойдя здесь с принципиальных позиций, советская политика совершила грубый просчет. Его должна была исправлять не история, а мы сами, исправлять, пока предоставлялся выбор, а не будучи прижатыми спиной к стене. А. Громыко не хотел снять шоры, признать, что средневековье с его «что с возу упало, то пропало» и прочими дикостями минуло безвозвратно. Но что мешало М. Горбачеву одуматься до того, как зазвонил колокол?
«А что я, собственно, сделал? — с невинной миной кокетливо вопрошал и по сию пору повторяет экс-президент. — Отдал Германию немцам». Но он не находит, что сказать, когда слышит: неужели немцы перестали бы быть немцами вне НАТО? Что, немцы хуже французов, испанцев или кого-то еще и потеряли бы себя вне военной организации НАТО? Что, немцы не выиграли бы от создания общеевропейской системы безопасности, вобравшей в себя все полезное от сепаратных западной и восточной систем? Что, немцы лишились бы сна от беспокойства за свое завтра, если бы на немецкой земле не размещалось ядерное оружие?
Архыз можно признать закономерным финалом, если взглянуть на него вот с какого угла. Ричард Никсон, потеряв президентский пост, увлекся, как известно, публицистикой. Одна из его книг называлась «1999 год: победа без войны». В ней, как и в ряде других сочинений, он сетовал: «В последние сорок лет верхушка Америки (с точки зрения образованности, денег, власти) утратила чувство направления в мире. Она увлекалась всеми интеллектуальными странностями, какие только попадали в ее поле зрения. Разоружение и пацифизм ныне на подъеме, и это могло бы оказать губительное воздействие на судьбу Запада. И если стратеги в нашем обществе и те, кто оказывает на них влияние, утратят волю к руководству, тогда весьма вероятно, что большинство в Америке не сможет пресечь сползания к катастрофе».
