и впервые в жизни задумался и захотел хоть что-то в себе изменить. Как будто бы появилось осознание того, что если я не перестану вести себя как последний ублюдок, то закончу свою жизнь, не дотянув до тридцати.
А потом я познакомился с тобой. Ты невероятно бесила меня и выводила из состояния равновесия, но самое удивительное, что мне снова стало интересно жить без тусовок и алкоголя. Мне хотелось видеть тебя как можно чаще, пусть собирая этот гребаный мусор, но иметь возможность наблюдать за тобой. После каждой нашей встречи я был полон энергии и сил. Мне казалось, что я никого и ничего не хотел в своей жизни, так как тебя. И это стало моей ошибкой, нельзя теряя себя, погружаться в другого человека. После того, как мы перестали общаться, я провалился в безнадежную пучину мрака, даже сейчас, вспоминая это состояние, мне становится не по себе. Кошка же стала моим личным проклятием, живым напоминанием о тебе. И когда я принял решение уехать, возможно, на несколько месяцев, я не придумал ничего лучше, чем оставить её у тебя. Прости, просто я знал, что с тобой ей будет хорошо.
– Если тебе было плохо, почему ты не попытался поговорить со мной?
– Я приезжал, но встретил твоего брата, он доходчиво объяснил, что ты счастлива со своим парнем.
– Он что, сказал, что у меня есть парень? – удивилась я.
Глеб кивнул.
– Вот паршивец! – изумленно выдохнула я. Было неприятно, что брат решил за меня, но сильной обиды я почему–то не почувствовала. Неверное, потому что я понимала – он защищал меня так, как мог, и искренне в это верил.
– Значит, парня не было, – уверенно заключил Глеб. – Скажи мне, ты хоть иногда думала обо мне?
Полумрак палатки располагал к откровенности, а атмосфера была настолько непринужденной, что хотелось говорить только правду.
Все время. Утром, днем и вечером, и даже во сне ты не давал мне покоя. И даже когда мне казалось, что я ничего к тебе не чувствую, я продолжала мучиться вопросом: «Как ты там?» – подумала я, но выдохнула лишь тихое:
– Да… Почему ты уехал?
– Я хотел разобраться в себе и понять в чем смысл моей жизни.
Я замерла, судорожно соображая, что делать, потому что услышала шум приближающихся шагов и знакомые голоса.
Это что же сейчас будет?
Глава 31
Путешествия учат больше, чем что бы то ни было.
Иногда один день, проведенный в других местах,
дает больше, чем десять лет жизни дома.
А. Франс
Алиса
– Ложись, – шикнула я, в панике утрамбовывая Глеба в стенку палатки. Быстро устроилась рядом, укрывшись летним покрывалом. Я вплотную прижалась к парню, надеясь, что в темноте мы сойдем за одно спящее тело.
– Она уже спит? И одеяло моё приватизировала. Я вообще–то его для себя тащил, чтобы под спальный мешок постелить, – возмущённо произнёс Илья, не успев появиться в палатке.
Я почувствовала, как угол спасительной ткани пополз в сторону, и изо всех сил вцепилась в него. Ужас сковал моё тело, я почувствовала себя провинившимся ребенком, которого застукали на месте преступления любимые родители.
Раздался шлепок, похоже, верная подруга Тая встала на стражу моего сна.
– Только разбуди! – полушёпотом зарычала она. – Ей и так нелегко. Разве ты не понимаешь? Представь, как бы ты себя чувствовал, если бы увидел человека, которого любил, довольным и счастливым без тебя?
– Да она радоваться должна, что этот мудила достанется кому–то другому.
Мне захотелось взвыть от досады, кажется, мои щеки заполыхали алым. Я не знала, что было хуже: быть обнаруженным Ильей или то, что Глеб сейчас мог узнать про меня много нового и интересного.
– Сестру не трогай, – деловито распорядилась Тая.
– Да понял я, – пробурчал брат.
Раздалось шебуршание, видимо Тая и Илья укладывались в спальные мешки. От напряжения и июльской жары мне казалось, что моя одежда промокла насквозь, страшно было представить, что сейчас творилось с Глебом, ведь он полностью скрывался под одеялом.
Судя по звукам и перешептываниям, рядом со мной лег Илья, а у стенки расположилась Тая.
Было в этой ситуации что–то запретно–сладкое и одновременно абсурдное. Я напоминала себе сумасшедшую, потому что мне хотелось находиться в этом моменте как можно дольше. Чувствовать обжигающее дыхание Глеба на своих ключицах, вжиматься в его тело, ощущать всю силу его желания до головокружения в голове и пересохшего горла. Понимать, что он хочет меня, но не трогает и пальцем.
Он бы мог… О нет! О чем я думаю, находясь в сантиметре от собственного брата. Стало мерзко, но тело, охваченное самым древним инстинктом, так не считало. Оно хотело почувствовать руки Глеба везде, где только было можно, и даже там, где было нельзя.
За спиной послышалась возня, словно кто–то выбирался из спального мешка.
– Ты куда? – шёпотом спросила Тая.
– Там парни бухать пошли, чёт я подумал, зря я с ними не пошёл. Душно, твердо, трезвым не уснуть, – протянул брат.
– Но ведь завтра с утра в горы, – возмущенно выпалила Тая.
– А сегодня начинается мой законный выходной.
Никогда в жизни я так не радовалась намечающейся пьянке брата, как сейчас.
Я подождала, когда шаги Ильи окончательно удалились, и облегченно вынырнула из–под одеяла, заодно освобождая своего пленника.
– Это что такое? – послышался испуганный голос Таи. Думаю, если бы здесь было светло, то я бы смогла увидеть округлившиеся глаза девушки.
– Он уже уходит, – сообщила я, подталкивая Глеба на выход, когда парень скрылся за пределами палатки, Тая ошарашенно спросила:
– Это что, Глеб? Вы что, опять дружили?
– Нет! Ты что? Мы просто разговаривали.
– Под одеялом?
***
Азалия (сестра Глеба)
Я лениво листала книгу на телефоне, готовая вот–вот провалиться в объятия сна, как вдруг ночную тишину разрезал звук расстегивающейся молнии. Я резко села, отчего телефон выскользнул из рук и потерялся в груде лежащих рядом вещей, погружая меня в темноту. Во входном проёме палатки показалось огромное патлатое чудовище. Воображение нарисовало мне страшного и голодного Йети. Холодный страх пробежал по позвоночнику.
Я схватила попавшийся под руку термос и со всей силы метнула его в зверя. Зверь неожиданно для меня взвыл пьяным мужским голосом:
– Бля–я–я…
Я облегченно выдохнула. Все ясно, никакое это не чудовище, просто нажравшийся до зеленых соплей парень, перепутавший палатки.
– Молодой человек, тут уже сплю я, – сообщила я нарушителю моего спокойствия. Глаза уже полностью привыкли к темноте, и я смогла различить в патлатом чудовище парня, весь вечер играющего на гитаре, кажется, его звали Илья.
