Сила его раскаяния и то волнение, с которым он сделал это признание, удивили меня.
— Тебе не за что извиняться. Это была не твоя вина.
Он выглядел таким повергнутым. Я почувствовала необходимость утешить его.
— Я в порядке.
— Это всё моя вина, — он печально улыбнулся. — Если бы я лучше объяснил тебе коварство Мазиры…
— Что ты имеешь в виду?
— Я говорил тебе, что твой отец умный человек. И что желания, которые он придумывал, были достаточно точными, чтобы дать ему эту власть без каких-либо непредвиденных последствий. Я не сказал тебе, что он научился этому на собственном опыте.
— Тогда расскажи мне сейчас, — сказала я, натянув одеяло так, чтобы накрыть им руки, которые теперь были мокрыми от дождевых капель.
Джинн скрестил ноги. Он всё ещё казался слишком огромным для этого небольшого пространства.
— Когда он нашёл меня в оазисе, он сначала пожелал еды. Это было просто и было исполнено. Думаю, это была проверка — так же как в твоём случае. Он ел молча, очевидно размышляя о моих возможностях, о моём потенциале. Но он не подумал о Мазире. Через некоторое время он высказал мне своё второе желание: «стать единоличным правителем пустыни». Только представь, как могла интерпретировать это желание коварная богиня?
Я не представляла. В пустыне было так много правителей. Было понятно, почему властолюбивый человек желал быть единственным.
— Мазира не стала делать его единственным правителем в пустыне, как того желал твой отец. Когда желание было исполнено, за пределами оазиса раздался дикий вопль. Твой отец вскочил на ноги и повернулся в сторону каравана. Он побежал туда в большом волнении. Он узнал этот голос. Когда он добежал, то увидел, что люди, с которыми он путешествовал, окружили женщину, лежащую на песке. Его возлюбленную, его жену.
Жену? Он не был женат, когда нашёл оазис. По крайней мере, ни в одной из историй не была упомянута его жена.
— Ты должна понимать, что она была для него всем… именно из-за неё он искал границу пустыни и хотел стать могущественным правителем. Она была причиной всего, что он делал. Он хотел подарить ей комфорт и счастье. Он хотел дать ей всё. Когда он увидел её, он запаниковал. Он сжал её руки, начал бить по щекам. Он кричал, чтобы она очнулась, и чтобы с ней снова всё было в порядке. Он кричал на жителей деревни, умоляя объяснить ему, что случилось, ища того, кого можно было обвинить и того, кто мог бы помочь ему. Но твой отец явился слишком поздно. Она лежала мертвая у него на руках, белая пена текла у нее изо рта. Он пытался спасти её. Я чувствовал его отчаянное желание, оно было таким же сильным как песчаная буря. Я чувствовал, как сильно он её любил. Я чувствовал, как он со слезами на глазах, желал, чтобы она воскресла, чтобы она жила. Я также чувствовал, как он хотел своего ребенка — он был ещё теплым в чреве своей мертвой матери — он хотел, чтобы тот жил, чтобы он родился, и ему, по крайней мере, осталась бы частичка той, кого он любил. Но этому не суждено было случиться. Он опоздал. Ты теперь знаешь, что нельзя пожелать вернуть жизнь, если она уже была отдана хищной богине. Мазира охраняет души умерших, широко расправив свои крылья. В тот день он потерял жену и своего не рожденного ребёнка. Он потерял всё. Загадав всего одно лишь желание.
Я была поражена. Дождь не унимался.
— Как видишь, Мазира исполнила его желание. Он и так был Королем, хотя и не очень могущественным. Она подарила ему одиночество, которое он непреднамеренно пожелал. Он стал единственным правителем в пустыне, у которого не было никого.
— Почему я никогда не слышала эту историю?
— Когда желание исполняется, оно влечёт за собой невероятные перемены — необъяснимые, едва заметные, либо резкие изменения в нашей жизни — память тех, кто их наблюдает, стирается. Если у людей нет никаких других объяснений для этих изменений кроме магии, они ничего не запомнят. Но воспоминания похожи на паутину, и даже если их стереть, они иногда оставляют за собой липкий след. Только тот, кто загадал желание, и джинн, исполнивший его, смогут вспомнить то, что было до. Как видишь, именно так сохраняется тайна магии. Так предотвращаются беспорядки, которые могло бы вызвать исполненное желание. Но твой отец не сразу понял, что произошло. И что именно его желание стало причиной этих смертей. Он сорвался и убил двух номадов в порыве ярости. Но никто так ни в чем и не признался, все искренне горевали. Жители деревни любили её почти так же, как и он. Когда его жена и ребенок были преданы небу, люди начали забывать, что они вообще существовали, и начали воспринимать его так, словно он всегда был одинок. Вскоре никто уже не помнил о семье, которую он потерял. А он думал, что сошёл с ума, пока не спросил меня. Я рассказал ему о коварстве Мазиры, и о его намерении, когда он загадывает желание. Может быть, он поругался с ней в тот день. Или был расстроен из-за неё и по глупости задумался о том, что ему было бы лучше без неё. Разве мы не предаёмся фантазиям, даже если знаем, что они не принесут нам истинной радости? Я не стал спрашивать об этом твоего отца — чувство вины и так уже прожигало его насквозь. Последствия его желания, осознание того, что явилось причиной смерти его жены стали для него тяжёлым бременем. И он должен был нести его один, так как не мог ни с кем разделить эти воспоминания. Ему никогда уже не суждено было стать прежним. Он отбросил своё горе и своё прошлое, точно змея сбрасывает кожу, и вместо них надел на себя самую крепкую броню. Ему было больше нечего терять, и он начал желать, и желать, и желать. Так он стал Соляным Королем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Эмель, — продолжал он. — Ты понимаешь, зачем я тебе это говорю?
Я покачала головой.
— Когда я последний раз видел тебя, ты пожелала пока не возвращаться домой. Ты помнишь?
Я вспомнила своё желание. Я не помнила своих мыслей в тот день. Я не понимала, как мои слова и то, что я чувствовала, привели меня сюда, но я понимала, что имел в виду джинн. И я понимала, что одно желание, которое кажется простым, может быть очень опасным.
— Всё именно так, как я и пожелала. Я так и не вернулась домой, — прошептала я.
— Мне следовало предупредить тебя.
— Даже если бы ты это сделал, мне надо было научиться этому на своих собственных ошибках.
Это была ужасная ошибка. А ведь я могла пожелать что-то такое, что могло привести к ещё более страшным последствиям. К чему могло привести желание свободы? Магия Мазиры вдруг показалась мне слишком коварной, слишком рискованной. Хотела ли я торговаться с капризной богиней? Я содрогнулась.
Дождь начал слегка униматься.
— Ты в порядке? — его слова прозвучали тихо из-за шума дождевых капель.
Я пожала плечами.
— Да. Правда, — добавила я, увидев, что на его лице отразилось сомнение. — Ты знаешь мою мать? Она в порядке?
Он потёр браслеты на своих запястьях.
— Да. Твой отец рассказал ей, что случилось.
Мои глаза округлились, когда я представила этот разговор, который, вероятно, было слышно за стенами шатра. Должно быть, он кричал, что моё поведение было её ошибкой, и что причиной всему был тот яд, что она вливала мне в уши.
— Она в порядке?
— Она в порядке. Хотя она печалится о тебе. Она вздохнет с облегчением, когда снова увидит тебя. Я и не предполагал, что ты сможешь так со всем справиться. Твоя семья тоже этого не ожидала. Я передам твоей матери и сёстрам, что видел тебя, и что ты в порядке, — он заметил мою растерянность. — Под видом стражника, конечно же.
— А что насчёт Сабры? — спросила я, уставившись на свои пальцы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Он вздохнул.
— Я не могу притвориться, что знаю, что она чувствует. Но я провёл достаточно времени среди людей, наблюдая за их действиями, чтобы понимать, что они чувствуют. Несмотря на то, что она испытывает боль после своего наказания, я думаю, что груз её вины гораздо больше.
— Я в этом сомневаюсь.
— Она сейчас в темноте, но даже она не желала тебе зла. Не такого точно. Она не понимает вашего отца так же, как ты. Я не знаю что это, осознанная слепота или чувство самосохранения.
