Я больше не могла слушать, как он защищает Сабру, тогда как меня побили плетью, оставили на мне шрамы и посадили в тюрьму. Я могла признать, что она не хотела для меня этого наказания, потому что, как бы я её не презирала, я знала, что я не хотела, чтобы она испытывала что-то подобное. Но я не могла простить её за то, что она позволила своим страхам и ревности к моей судьбе уничтожить моё будущее. Это нельзя было простить.
Словно почувствовав моё разочарование, он сказал:
— Могу я посмотреть на твою спину? Твоё лицо хорошо заживает.
Я дотронулась до следа в форме полумесяца, который оставил перстень моего отца.
— Зачем?
Я была уверена, что мне больше не хотелось его сочувствия.
— Я могу облегчить боль.
Повернувшись к нему спиной, я перекинула волосы через плечо. Он резко вдохнул, увидев мою вздыбленную плоть, покрытую корками, которые тянулись до моей шеи и выглядывали из-под моего простого платья.
— Я должен буду коснуться твоих ран. Как тогда.
В тот день он стёр кровь с моего лица и рук.
— Хорошо.
Слегка касаясь меня, он прошёлся по ранам, которые были на виду. Я вздрогнула, ожидая боли, но неожиданно мои раны, покрытые коркой, начали чесаться, после чего наступило невероятное облегчение. Я коснулась своей шеи. Кожа была гладкой и не болела.
— Боги, — выдохнула я.
— Если ты хочешь, чтобы я позаботился об остальных ранах, ты должна позволить мне увидеть их.
Я обернула бедра одеялом и сняла платье через голову. Когда холодный воздух и дождевые капли коснулись моей спины, я напряглась и обхватила себя руками, чтобы прикрыть грудь. Джинн что-то тихо пробормотал себе под нос, затем убрал пряди волос с моей спины и перекинул их через моё плечо. Он опустил руки и мягко скользнул ими по моим ранам, облегчая боль. Его тепло проникало очень глубоко, и вскоре всё моё тело согрелось, словно я сидела перед тлеющим пламенем костра зимой. Мне больше не было холодно из-за дождя. Я вздохнула.
— Мне придётся оставить шрамы. Если я этого не сделаю, это будет выглядеть подозрительно.
— Все в порядке, — сказала я, почувствовав лёгкий укол огорчения.
Без них моё будущее сложилось бы более удачно. Я надела платье через голову. Облегчение было таким сильным, что я засмеялась.
Когда я развернулась, чтобы посмотреть на него, наши колени почти касались.
— Как ты можешь выбирать, что делать с помощью своей магии?
Мой взгляд упал на его руки, которые лежали у него на коленях. Любопытство заставило меня коснуться его. Когда я это сделала, меня окатило волной тепла, точно водой. Я встретилась с ним взглядом. Его глаза сверкали, точно пламя.
— Воля Мазиры и моя воля переплетены. Я проводник и действую от её имени. И я могу делать, что пожелаю, с некоторыми ограничениями.
— Значит, она хотела, чтобы мои раны зажили?
Длинные линии тянулись через всю его ладонь, и я провела по ним своими пальцами. Капля дождя упала на его раскрытую руку, и я накрыла её своей рукой.
— Нет. Этого хотел я.
Он согнул пальцы поверх моих, и я крепко сжала его руку. Дождевая капля была теперь зажата между нашими ладонями. Я задержала дыхание. Это действие было таким невинным. Таким сокровенным.
— Я этого не забуду, — сказала я едва слышно.
Я надеялась, что он почувствует силу моей благодарности через моё прикосновение, через мои мысли.
Он поднес мою руку к своим губам и поцеловал костяшки моих пальцев. Глубокое, запретное желание расцвело внутри меня.
— Прости, — сказал он, всё ещё неподвижно смотря на меня, точно камень. — Я не должен был. Я пойду.
Его очертания начали расплываться, мелкая золотая пыль закружилась на его плечах и начала ниспадать.
— Нет. Стой! — крикнула я слишком громко.
Я зажала рот рукой, а джинн резко остановился и снова стал цельным.
— Эмель? — крикнул Латиф сквозь дождь. — Ты что-то сказала?
— А. Я… спала, — крикнула я в ответ. — Это, вероятно, был сон.
Мы с джинном уставились друг на друга в тишине, в ожидании того, что внимание Латифа переключится на что-то ещё. Под его взглядом я вдруг осознала, каким неумытым было моё лицо, и какими грязными были мои волосы и моё платье, заляпанное кровью. Он внимательно изучал меня. Казалось, он был заинтригован. Я тоже изучающе оглядела его, восхищаясь тем, что, несмотря на то, что он казался таким твёрдым и суровым, в нём была какая-то нежность. Я представила себя в его объятиях. Он улыбнулся, и я резко отвернулась, смахнув невидимый песок со своего колена.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Как ты смог уйти от моего отца? — спросила я, желая поскорее сменить направление своих мыслей.
— Он всё ещё спит у себя в комнате, так происходит всегда, когда он пьёт весь вечер. Я охранял его шатер. Я просто попросил другого стражника занять ненадолго моё место. Я сказал ему, что моя жена больна и мне надо проверить её.
Выражение его лица сделалось хитрым.
— Значит, тебе скоро надо уходить, — ответила я.
— Да, это так.
— Хорошо.
— Хорошо.
— Саалим… — начала было я.
Его улыбка стала шире.
— Да?
— Я хотела бы, чтобы ты снова навестил меня.
— Правда?
— Да. Если ты сам этого захочешь.
— Конечно. Я приду, когда смогу.
Я встала на колени. Этот джинн мне нравился. Я не понимала его, или его мотивы, но я знала, что могу ему доверять.
Наклонившись к нему, я почувствовала, как тепло волнами исходит от него. Я коснулась губами его бородатой щеки, почувствовав себя застенчивой и глупой. Он опустил глаза и понимающе, а может быть даже одобрительно, кивнул. Затем, когда дождь совсем замедлился, практически превратившись в брызги, джинн исчез.
ГЛАВА 10
Прислонившись к центральному столбу, я вытянула ноги. Стало опять жарко, прохладная погода ушла вместе с дождем, но я была благодарна тому, что лето прошло. Осень всё ещё была теплой, но, по крайней мере, у меня не потели сгибы локтей и коленей.
Водянистые остатки нарезанных фруктов лежали на тарелке рядом со мной. Я взглядом прошлась по деревянным балкам, удерживающим мой шатер — на них были вмятины в виде завитков и коротких изогнутых линий, оставленные скучающими пальцами — а затем снова посмотрела на Саалима.
Он сидел напротив меня, положив подбородок на руки, а локти уперев в колени. Он часто посещал меня после того ливня. Каждый раз эти встречи проходили сухо и длились недолго. Словно мы оба на цыпочках ходили вокруг чего-то неизведанного. Обычно он приносил мне еду. Чаще всего это были экзотические фрукты и в таких количествах, которые превосходили мой аппетит. Он чувствовал себя виновным в моём заточении, поэтому не хотел оставаться надолго. Думаю, ему не нравилось видеть меня здесь. Он приходил только для того, чтобы узнать, как у меня дела и убедиться, что у меня все в порядке. И хотя я понимала это, я не могла устоять, чтобы не втянуть его в разговор и не начать задавать вопрос за вопросом, либо попросить его рассказать мне историю, лишь бы заставить его задержаться подольше. Я отчаянно нуждалась в компании, и он всегда соглашался.
— Твоё заточение почти закончилось. Луна прибывает, — сказал он.
Поскольку дождь больше не мог приглушить наш разговор, он использовал магию, чтобы другие не могли слышать наши слова.
— Остался день или два.
Я надавила ногтями на столб и начертила волнистую линию, которая уходила вверх по деревянной балке.
— Ты как будто не рада.
Я покачала головой.
— Я рада. Конечно, я скучаю по сёстрам, но я также буду скучать по тишине и по моим прогулкам, которые не требуют от меня побега или подкупа, — я помолчала, а потом указала на нас с ним. — И, знаешь, я буду скучать вот по этому.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Я буду приносить тебе фрукты, когда бы ты ни пожелала.
— Это мило. Но дело не только в этом, — сказала я.
Он ждал, что я продолжу.
— Мы не будем видеться, как сейчас, и я не смогу уйти из дворца. Пока Сабра рядом.
