— Есть кому…
— Линия РКО. Роман Костя Олег. Повтори…
— Роман Костя Олег….
— Группа сигнальных кабелей. Первый вспомогательный.
— Принял. Группа сигнальных, первый вспомогательный.
— Дорожка вверх…
— Принял…
— Здесь…
— Слышу тебя. Первый номер Д4.
— Дима четверг…
— Утвердительно… Дорожка вверх…
— Принял вверх…
— Здесь…
— Аналогично…
— Второй номер У7.
— Ульяна семь…
— Красава!…Следующий сеанс завтра когда я родился на текущей частоте. Фиксируй.
— Принял…
— Отбой…
— Кончаю…
Я отключился. Рядом со мной находился только начальник станции. Остальных охранники даже к коридору не подпускали. Отдавая мне автомат и запасные магазины, Лео спросил:
— Признавайся, вы с братом скольких уже таким образом нагрели?
— Не понимаю о чем ты. Мы просто с братом жуть какие талантливые.
— Ага, таланты. Криминальные.
— Наговариваете на нас! Грех это.
— Ладно, идем посмотрим что из подключения вышло.
Едва мы вышли из кабинета и направились к платформе, из комнаты где ранее располагалась полиция, выскочил техник и радостно затрусил к нам.
— Леонид Сергеич, — зашептал он приблизившись. — Есть связь.
Глава 35
Ветер перемен в борьбе за светлое будущее
… Вот как то так и вышло, что я получил должность дежурного телефониста специальной линии связи на станции Ленинский проспект.
Поскольку круг посвященных в существование этой самой связи расширять руководству трех дружественных станций было неразумно и даже опасно, по крайней мере, до окончательного решения вопроса с бандитами Академической, «сеньор Леонидо», не долго думая, поставил вечными дежурными меня (один хрен, дыра в плече!) и того техника, который производил подключение. Работа была необременительная: записывай телефонограммы да сканируй эфир в поисках случайно болтающихся на разного рода волнах уцелевших групп мародеров и прочих сталкеров нашего нелегкого времени. Таковых в эфире, к слову, было немного…
Объяснялось это тем, что использовались в основном переносные рации, имеющие дальность до двух-трех километров. Да и сами такие группы были достаточно малочисленны и выходить на поверхность особенно не рвались. Однако иногда пробивались сильные сигналы достаточно мощных радиостанций, установленных не только на станциях метро, но и в других анклавах выживших. На чудом уцелевших или вновь изготовленных передатчиках не всегда сидели понимающие люди. Но кое-какая информация оказывалась нам полезной и фиксировалась дежурными в специальном журнале. Затем она обмозговывалась, фильтровалась от лишнего и дозированно спускалась руководством простому люду.
Но даже из этих скудных сообщений складывалась картинка, что война идет нешуточная. По обрывочным и неполным сведениям выходило, что основные усилия армий и флотов сосредотачивались в пограничных районах, а по крупным населенным пунктам долбили высокоточным оружием ракетчики и военно-космические группировки. Ядерные и химико-бактериологические боеприпасы были под строжайшим запретом и армиями не применялись. Но многочисленными группами террористов, которые воевали против всех «неверных», использовались… Благо, ресурсы у них были нищенские, применяли те материалы, что под руку попалось, но гадили они как могли. Наглядный пример был над головой (ну и толщей грунта разумеется) в виде радиоактивного заражения местности в результате подрыва «грязной бомбы». Таких очагов заражения — радиационных и химических — было уже несколько по всей Москве и области. И в будущем их число будет только расти…
Вот такие мысли невеселые! Они у меня всегда такие после перевязки. Плечо уже получше, но до полного выздоровления время еще есть — и с таким питанием, я думаю, его пройдет много.
Внезапно ожил зуммер телефона. Снял трубу представился:
— Ленинский проспект. Макс на связи.
— Хамстер. Я на Черемушках. Есть информация.
— Как сам, дружище? Готов фиксировать. Пишу.
— Час назад пост № 14 зафиксировал гул двигателей над разломом Профсоюзной. Затем в пролом был сброшен вымпел, металлический контейнер с прикрепленной красной лентой. Вызвали сапера, тот дистанционно вскрыл контейнер и дал отрицательный ответ. Не бомба. Осмотрели. Внутри КВ радиостанция «Северок» с гарнитурой и блоком шифровки-дешифровки, инструкция и таблица связи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Зафиксировал. Нашли быстро?
— Чего там искать, платформа пустая.
— Так там должно было быть все завалено обломками и арматурой всякой. Нет?
— Бандиты давно уж пленных пригнали и почти все к себе в туннель перетаскали. Уж не знаем для каких целей.
— Противодействие с их стороны было?
— Нет, они как гул мотора услышали, сразу в туннель ушли.
— А визуальный контакт был? Ну, с тем, кто контейнер сбросил?
— Наши с Калужской говорят — вертушка, типа «Робинсон». Двадцать вторая. Красная. Сразу на запад ушла.
— Интересно. Ну доложу… И как их не сбили? По автомобилям, бывает долбят, а тут вертолет.
— Загадка.
— Все. Не занимаем линию. До связи.
Я разбудил дрыхнущего в соседней комнате сменщика, техника Борис Семеныча (позывной Сёмыч), и, усадив его «за ключ», отправился искать Леонидо, так сказать «вручную». У него была, конечно станция, но по всем тайным делам мы радио не использовали — во избежание расшифровки! Леонидо уже вовсю рассекал с палкой, изготовленной по моему совету местным токарем. Или в руках с ней, тяжело опираясь (когда нога болела), или с ней же, пристегнутой в сложенном виде к рюкзачку (когда она подлая не болела соответственно). Причем он, хитрован, постоянно ее модернизировал. То клинок присобачит скрытый, чтоб из рукояти вытащить внезапно для супостата, то в резиновый набалдашник магнит вклеит на эпоксидке — чтобы разную железную мелочевку с пола подбирать, не нагибаясь…
Короче, игрушку завел себе.
Новость его оживила несказанно. Он бодро похромал в нашу дежурку и, внимательно изучив запись в журнале, выгнал нас «на погулять». С полчасика. Что мы добросовестно и исполнили. В процессе прогулки мы встретили «Дядюшек Ау» и те взахлеб нам стали вешать, что им под аграрные дела выделили большой участок вспомогательного туннеля, идущего от дублирующей подстанции — одной из тех, которая совсем недавно снабжала все метро киловаттами. Они туда мешками натаскали подходящего грунта из заваленного тоннеля и сейчас заканчивали монтаж системы освещения. А дамы у них, с миру по сосенке, собирали посевной материал.
— Представляешь, — вещали они мне в оба уха. — Мы тут мужика одного нашли, так у него мицелий был.
— А это что за болезнь такая неведомая?
— Темнота! Энта грибница такая, с питательным раствором. Шанпиньены всякие выращивать. Дырок в бревне насверлил, туды ее засыпал и деревянным клинышком закупорил. И все, дальше они сами прут. Причем, свет им вообще не нужен. Им темнота нужна и сырость. А этого здесь хватает.
— И много у него этой субстанции?
— Много. Сумка целая. Он этой хреновиной торговал раньше. Но поскольку мы с нашей идеей первыми выступили, то и этот… Приоритет наш. Начальство его под нашу команду определило. Но ему и так нормально, не один же он будет бревна ворочать.
— Вот видите, как бывает полезна идея, подсказанная вовремя! Вы уже и в начальство выбились, и, я гляжу, оружием обзавелись.
— А как же, начальство озаботилось. Дробовики выдало. Посевы охранять надобно!
— Вот какой я молодец! А вы мне только двадцать патронов дали. Скупердяи.
— Ха! Ну ты еврей!.. Ну заходи, позже еще десяток подкину. Заодно поглядишь на хозяйство наше. Может еще чего посоветуешь…
— Договорились.
Мы наскоро перекусили у пищеблока похлебкой с сухарями и отправились обратно.
Я брел мимо палаток и разнокалиберных времянок, отмечая про себя изменения происходившие повсеместно. Несмотря на крайне скудные возможности, станция обрастала барахлишком. В ход шло все: треснутая фанера и обугленный поликарбонат, алюминиевый профиль и вырванные с мясом плитки мрамора и гранита, старые плинтуса и двери. Насосная система откачки сточных и грунтовых вод была переделана и теперь закачивала грунтовые воды на станцию, где они, воняющие болотом и плесенью, проходили многоступенчатые самодельные фильтры, сотворенные из песка ткани и угля.
