мы с Билли наблюдали, как он тихонько похлопал Мики по плечу. И резко побледнел, когда Мики повернулась, сверкнув на него глазами.
— Ну что еще? — хмыкнула она, любезная, как разъяренный бык.
От смелости парня не осталось и следа.
— Я просто хотел… — Смущенный, он водил рукой по стеблю, и взгляд Мики стал еще острее.
— Что?
— Нннет… ничего, — торопливо ответил он и, спрятав цветок за спину, нервно рассмеялся, а потом убежал, да так быстро, как будто земля горела у него под ногами.
Мы молча смотрели парню вслед.
— Одно можно сказать точно, — нарушила тишину Билли, — ты многих сводишь с ума. Мики замахнулась на Билли, и та весело взвизгнула. Они начали шутливую потасовку, извиваясь вокруг друг друга, как речные змеи. А я тем временем открыла свой шкафчик.
И в следующую секунду мир остановился.
Улыбка сползла у меня с лица, я перестала слышать окружающий шум, его, как бездна, поглотил открытый шкафчик.
Она была… черная.
Черная, как безлунная ночь.
Неправдоподобно черная. Не знала, что такие вообще бывают.
Чернильно-черная.
Забыв дышать, я потянулась и вытащила ее из металлической клетки. Перед моими глазами предстала черная роза, дерзкая и колючая, овеянная печалью.
Стебель она имела не гладкий и безобидный, как у других, а усеянный шипами. Я смотрела на розу так, как будто она ненастоящая. И на этот раз сомнений не возникло. Я вдруг все поняла. Сердце забилось, в мозгу щелкнул механизм. Я поняла то, что давно должна была понять. Учебники упали на пол, когда я попятилась, в пластыри впились шипы.
Я не теряла фотографию. Я никогда ее не потеряла бы. И чем глубже становилась моя уверенность, тем глубже роза впивалась шипами.
Я повернулась и побежала. Мир перед глазами расплывался, когда я летела по коридору, двору, через ворота, повинуясь внутреннему импульсу. Я слышала слова девчонок: «Она черная…»,
«Никогда не видела черную розу…», «Какая красивая!»
«Она черная, черная, черная», — грохотало в голове, пока я бежала домой без оглядки. Трясущейся рукой я вставила ключ в замок, вошла, бросила рюкзак у лестницы, куртку — на верхней ступеньке. Мой набег разбился об его дверь. Я остановилась.
Роза царапала пальцы через пластыри. Она как будто являлась доказательством его вины. Она развеяла мои сомнения, как бы безумно это ни было. Неправдоподобно, нелогично и абсурдно.
И все-таки, права ли я? Это он забрал фотографию?
Он мне сказал: «Не входи в мою комнату». Я резко нажала на дверную ручку и вошла. Ригеля дома точно не было, потому что после уроков он в наказание оставался в школе. Закрыв дверь, я осмотрелась. Все здесь стояло на своих местах. Шторы хорошо выглажены, кровать заправлена. Я не могла не отметить, что в комнате царил идеальный, я бы даже сказала, нечеловеческий порядок. Казалось, что Ригель никогда здесь не спал, хотя книги на прикроватной тумбочке принадлежали ему, и одежда в шкафу — тоже. Даже не подумаешь, что он проводил здесь большую часть времени…
Нет. Я нервно сглотнула. Это его комната. Ригель здесь спал, делал уроки, переодевался. Рубашка на спинке стула принадлежала Ригелю, и блокноты на столе, исписанные витиеватым почерком, принадлежали ему. В воздухе пахло его парфюмом.
Меня охватило странное беспокойство. Шипы кололи меня, напоминая, что надо поторопиться. Я осторожно подошла к столу. Перебрала стопку бумаг, передвинула несколько книг, потом заглянула в шкаф, в комод, даже в карманы пиджаков. Я рылась везде, стараясь класть вещи туда, где они лежали. Обыскала все ящики тумбочки, которые оказались полупустыми. Фотографии нигде не было.
Я остановилась в центре комнаты и провела ладонью по лбу. Где же она еще может быть? Вроде я везде посмотрела. Хотя нет, не везде…
Я посмотрела на кровать, подушку, на аккуратно подвернутый край простыни, на ровное, без единой складки покрывало. Потом глянула на матрас и вспомнила, как в приюте прятала под ним остатки шоколада, которым нас угощали гости, чтобы потом было чем себя побаловать; вспомнила, как прятала туда же палочки от мороженого, чтобы их не нашли во время уборки… Я должна была его услышать.
Может, если бы я не потянулась к матрасу, чтобы приподнять его и ничего не найти, я заметила бы его раньше. А если не сжимала так крепко розу, то ощутила в пальцах холодок, предвещающий эти слова.
— Я же запретил тебе входить в мою комнату.
Секунда, и я рухнула в черную реальность. Я оказалась в ловушке. Окаменевшая, я медленно повела глазами, пока наконец не уткнулась взглядом в стоящего в дверном проеме Ригеля, мрачного и надменного, таким только он умел быть.
Ужасный — по-другому его не описать. Взглядом он пригвоздил меня к месту. С по-кошачьи суженными зрачками, его черные глаза сияли, как две бездны, готовые меня поглотить. От страха я не могла пошевелиться, даже сердце замерло. В эту минуту он показался мне чудовищно высоким и страшным: напряженные плечи, жесткие глаза, как у хранителя ночных кошмаров. Я только что нарушила установленные им границы… Я надеялась найти путь к отступлению, когда он медленно поднял руку и закрыл дверь. Язычок замка щелкнул, как затвор пистолета, я вздрогнула. Ригель только что закрыл дверь…
— Я… я просто…
— Просто? — его угрожающий тон царапал слух.
— …просто искала кое-что.
Его взгляд был пугающе тверд. Я сжала розу, не зная, за что еще держаться. — Искала кое-что в моей комнате?
— Фотографию.
— И как, нашла?
Я не решалась ответить, мои губы дрожали.
— Нет.
— Нет, — зло прошипел он, прищурив глаза, и мне отчаянно захотелось убежать из этой комнаты как можно дальше.
— Ай-ай, Ника, ты забираешься в логово волка и при этом надеешься, что он не разорвет тебя на куски.
Я сжалась, когда он подошел. «Беги отсюда!» — громко и отчетливо звенело в голове, но я не сдавалась.
— Это был ты? — Я подняла черную розу. — Это ты положил ее в мой шкафчик?
Ригель остановился, равнодушно посмотрел на цветок, приподняв бровь.
— Я? — Его губы изогнулись в насмешливой улыбке, полной злобы. — Дарить? Цветок? Тебе? — Ригель опять кусал меня словами, и моя уверенность, что это сделал он, мгновенно рухнула. Его забавляла охватившая меня нерешительность, ухмылка на его губах сложилась в тонкую ниточку.
Вдруг он подошел и выхватил у меня розу. От неожиданности я открыла рот, потому что он начал обрывать с
