находился большой круглый «дом совета», где коллегия вождей обсуждала вопросы, касающиеся многих деревень, а также там проводились пиршества, на которых перераспределялись ценные вещи. В совете присутствовал верховный вождь, или
мико, который выступал в роли ключевого звена в перераспределительной системе чероки. Согласно сообщению Бартрэма, во время сбора урожая на каждом поле сооружалась большая житница, именуемая «закромами мико». «Каждая семья приносит туда и складывает определённое количество [зерна] в меру своих возможностей или побуждений – либо при желании вообще ничего». Закрома мико функционировали в качестве «общественной казны, к которой можно было обращаться за помощью» в случае неурожая, были источником продовольствия, когда чероки «принимают чужестранцев или путешественников» и военным складом, «когда они отправляются в походы против неприятеля». Каждый чероки, по утверждению Бартрэма, имел «право свободного и открытого доступа» к этим закромам, однако обычным людям приходилось признавать, что в действительности они принадлежат верховному вождю, поскольку «казна находится в распоряжении их монарха мико», который обладает «исключительным правом и полномочиями… распределять поддержку и блага в пользу нуждающихся». Тот факт, что мико у чероки, как и вождь у тробрианцев, отнюдь не был настоящим «монархом», становится ясен из следующего замечания Бартрэма: за рамками совета «он присоединяется к своему народу как обычный человек, общается с ним, и люди тоже говорят с ним совершенно легко и фамильярно».
Перераспределение, несомненно, даёт ключ к пониманию многочисленных древних памятников и сооружений, которые на протяжении столетий озадачивают учёных и туристов. Как уже отмечалось, «большие люди», старейшины и вожди, наподобие муми и лиц более высокого ранга, обладали способностью к организации труда в интересах общего дела. Среди таких начинаний были работы по сооружению больших каноэ, зданий, гробниц и монументов, в которых участвовали сотни людей. Колин Ренфрю обратил внимание на довольно впечатляющее сходство между круглыми деревянными домами совета чероки, где проводились их главные пиршества, и загадочными круглыми сооружениями в Великобритании и Северной Европе – отверстия для их деревянных свай были обнаружены в границах так называемых хенджей, огороженных мест для проведения ритуалов эпохи неолита. У имевших всё более сложную конструкцию европейских погребальных камер, земляных курганов и мегалитических комплексов, характерных для промежутка между 4000 и 2000 годами до н. э., имеются довольно точные параллели среди курганов, возведённых первобытными обитателями долин рек Огайо и Миссисипи, каменных погребальных платформ и монолитных скульптур Полинезии, а также монолитных гробниц и мемориалов сегодняшнего Борнео. Все эти сооружения играли некую роль в бесперебойном функционировании существовавших до появления государства перераспределительных систем, выступая в качестве мест, где проводились пиршества с раздачей ценных вещей и общинные ритуалов, задачей которых был контроль над силами природы, а также эти сооружения напоминали о щедрости и доблести почивших «больших людей» – героических вождей. Все эти объекты кажутся загадочными лишь потому, что представляют собой лишённые сущности каркасы перераспределительных систем. Поскольку в нашем распоряжении нет свидетельств того, как люди тех времён вкладывали дополнительный труд в сельскохозяйственное производство, возведение монументов представляется нам чем-то вроде иррациональной одержимости этих древних народов. Но если поместить эти гробницы, мегалиты и храмы в по-прежнему существующий контекст перераспределительной системы, то они предстают в качестве функциональных компонентов, затраты на которые были не слишком велики в сравнении с увеличением урожая, ставшим возможным благодаря ритуализированной интенсификации сельскохозяйственного производства.
Чем больше становится численность и плотность населения, тем шире оказывается перераспределительная сеть и тем большим могуществом обладает военный вождь, осуществляющий перераспределение. В определённых ситуациях дисбаланс между возможностями осуществления власти этим лицом и его ближайшим окружением, с одной стороны, и рядовыми производителями продовольствия, с другой, становился настолько значительным, что вожди, занимавшиеся перераспределением ресурсов, фактически становились главной принудительной силой в социальной жизни. После того, как это происходило, пожертвования в центральные закрома больше не были добровольными – они превращались в налоги. Право свободного доступа к сельскохозяйственным угодьям и природным ресурсам перестало принадлежать каждому – теперь оно предоставлялось. А лица, занимавшиеся перераспределением, больше не были вождями – они стали царями.
Чтобы проиллюстрировать эти исключительно важные трансформации в контексте небольшого государства доиндустриальной эпохи, обратимся к описанию народности буньоро, сделанному антропологом Джоном Битти. Эти люди проживали в регионе Великих Африканских озёр на территории нынешней Уганды, занимая площадь в пять тысяч квадратных миль. Численность буньоро составляла около 100 тысяч человек, источником их пропитания было выращивание проса и бананов, а во главе их стоял наследственный правитель, именуемый мукама. Буньоро имели социальную организацию феодального типа, но всё же это было подлинно государственное общество. Мукама был монархом, а не просто вождём, занимавшимся перераспределением ресурсов. Он предоставлял привилегии на использование всех земель и природных ресурсов примерно десятку вождей, которые затем передавали эти права обычным людям. В обмен на это предоставление привилегий в резиденцию мукамы по каналам властной иерархии поступали значительные объёмы продовольствия и ремесленных изделий, а также налагались трудовые повинности. Мукама, в свою очередь, определял, как эти товары и услуги будут использоваться в интересах государственных инициатив. На первый взгляд, мукама выглядит просто ещё одним вождём-перераспределителем – «великим кормильцем». Как утверждает Битти,
«царь воспринимался и как верховный получатель товаров и услуг, и как верховный даритель… От великих вождей, которые сами получали дань от зависящих от них лиц, требовалось передавать мукаме часть того, чем они располагали в своих владениях – урожая, скота, пива или женщин… Однако дань царю должны были приносить все – не только вожди… Но и роль мукамы как дарителя возлагала на него не менее сложные обязательства. Во многих из его особых титулов делается акцент на его великодушии; традиционно ожидалось, что мукама будет заниматься масштабной раздачей даров как во время пиршеств, так и в индивидуальном порядке» [Beattie 1960: 34, 36].
Однако сравнение мукамы с верховными вождями тробрианцев или чероки демонстрирует инверсию властных отношений. У тробрианцев и чероки вожди зависели от великодушия производителей продовольствия, тогда как у буньоро производители продовольствия зависели от великодушия монарха. Только мукама мог предоставить или отозвать разрешение на осуществление кровной мести, а неспособность пополнять казну мукамы могло привести к тому, что человека лишали его земель, изгоняли или подвергали телесным наказаниям. Несмотря на организацию расточительных пиршеств и репутацию «великого кормильца», мукама использовал значительную часть своих доходов для укрепления монопольного распоряжения силами принуждения. Контролируя главные зерновые амбары, он содержал постоянную дворцовую стражу и осыпал наградами воинов, которые проявляли храбрость в бою и демонстрировали преданность его персоне. Кроме того, мукама тратил значительную часть государственной казны на то, что сегодня мы бы назвали имиджмейкерством и пиаром. Он окружал
