себя многочисленными чиновниками, жрецами, магами и хранителями регалий наподобие лиц, стороживших копья, царские могилы, барабаны, троны и короны, а также людьми, которые возлагали корону на голову царя, поварами, банщиками, пастухами, гончарами, изготовителями ткани из лубяной коры и музыкантами. У многих чиновников также было несколько помощников. Прочие советники, прорицатели и приближённые слонялись по двору в надежде, что их наделят титулом вождя. Кроме того, у мукамы имелись обширный гарем и многочисленные дети, домочадцы от полигинных браков его братьев и других особ монаршего рода. Для сохранения своей власти в неприкосновенности мукама и представители его двора совершали частые путешествия по всей земле буньоро, останавливаясь в дворцах за пределами столицы, которые содержались за счёт вождей и простых людей.
Как отмечает Битти, многие особенности царской власти у буньоро были характерны и для европейского феодализма после падения Римской империи. Например, Вильгельм Завоеватель в XI веке, подобно мукаме, вместе со своим окружением постоянно разъезжал по Англии, проверяя, чем занимаются его «вожди», а все сопутствующие расходы покрывались за счёт их гостеприимства. Английские короли того времени продолжали демонстрировать свидетельства того, что когда-то и они были «великими кормильцами», стоявшими во главе перераспределительных сетей. Тот же Вильгельм Завоеватель ежегодно устраивал три больших пиршества, на которых надевал свою корону и развлекал огромное количество лордов и подданных. Однако, как будет показано далее, последующая эволюция государственных систем постепенно привела к исчезновению всяческих обязательств правителей в качестве «великих кормильцев» своих подданных.
При каких обстоятельствах может произойти преобразование перераспределительного вождества в феодальное государство? К интенсификации, демографическому росту, войнам, складированию зерна и наследственному статусу лица, занимающегося перераспределением ресурсов, добавляется ещё один фактор – уплотнение (импакция). Вслед за Робертом Карнейро ([Carneiro 1970 / Карнейро 2006) можно допустить, что некая группа людей, в которой действуют лица, занимающиеся перераспределением, расширяется в пределах территории, которая ограничена или замкнута природными барьерами. Эти барьеры не обязательно представляют собой океаны, которые невозможно переплыть, или горы, на которые невозможно взобраться, – в этом качестве могут попросту выступать переходные экологические зоны, где люди, вырвавшиеся из перенаселённых деревень, обнаруживают, что для выживания им придётся сильно снизить свой уровень жизни или полностью её изменить. В условиях уплотнения появляется два типа групп, которые могли прийти к выводу, что выгоды от постоянно подчинённого положения превышают издержки попыток сохранить свою независимость. Во-первых, в деревнях, где проживают люди, которые были вынуждены перебраться в переходные зоны, будет возникать искушение принять зависимые отношения в обмен на дальнейшее участие в процессах перераспределения, которые обеспечиваются их исходными поселениями, где живут их родственники. А во-вторых, жители деревень, потерпевших поражение от рук неприятеля, могут обнаружить, что платить ему налоги и дань менее затратно, чем бежать в эти переходные зоны.
Чтобы удерживать в узде нарождающееся крестьянство, требовалось совсем незначительное прямое физическое принуждение. Для обоснования легитимности дифференцированного доступа к ресурсам со стороны младших и старших родов или союзных групп, которые отдают и берут себе жён (те, кто отдавал жён, ожидают получить взамен дань и трудовые услуги), можно использовать родственные связи. Доступ к складам с зерном можно поставить в зависимость от оказываемых ремесленных или военных услуг. Либо же «большие люди» из более могущественной группы могли попросту начать облагать остальных налогами, перераспределяя меньше, чем они получили. Внешние войны становятся всё более частыми, а побеждённые деревни будут регулярно включаться в сети сбора налогов и дани. Растущий корпус профессионалов в военном деле, религии и ремёслах начинает получать продовольствие из центральных зернохранилищ, укрепляя образ правителей как благодетельных «великих кормильцев». А социальная дистанция между элитой, выполняющей полицейские, военные, культовые и управленческие функции, и формирующимся классом работяг – крестьян, выращивающих продукты питания, – будет всё больше увеличиваться по мере роста масштабов интегрированного производства продовольствия, расширения торговых связей, роста населения и дальнейшей интенсификации производства при помощи увеличения налогов, трудовых повинностей и дани.
В какой степени гипотеза экологических ограничений и импакции согласуется с фактическими данными? Для шести наиболее вероятных регионов возникновения первичных государств действительно характерны чётко выраженные ограничения зон производства. Как указывал Малкольм Уэбб [Webb 1975], во всех этих регионах присутствуют плодородные ядерные территории, окружённые зонами с резко пониженным сельскохозяйственным потенциалом. По сути, эти регионы расположены в речных долинах или близ озёрных систем в окружении пустыни, или по меньшей мере крайне засушливых территорий. О зависимости Древнего Египта, Месопотамии и Индии от затопляемых пойм Нила, Тигра-Евфрата и Инда хорошо известно. В Древнем Китае климатические, почвенные и ландшафтные условия создавали ограничения для интенсивных форм сельского хозяйства за пределами окраин бассейна Хуанхэ. Центральная высокогорная часть Мексики к югу от Теуантепека также является засушливой территорией, а кроме того, «она страдает от суровых эффектов дождевой тени [25] в высокогорных массивах и долинах рек, где находились центры проживания коренного населения». Наконец, побережье Перу известно своим резким контрастом между пышной растительностью по берегам коротких рек, стекающих с Анд в Тихий океан, и пустынными условиями, которые преобладают на всей остальной территории. Во всех этих регионах присутствуют особые трудности для возможных попыток деревенского населения спастись от растущей концентрации власти в руках слишком агрессивных военных вождей, занимавшихся перераспределением.
Кроме того, не вызывает сомнений то, что все эти регионы были территориями, где быстрый демографический рост происходил ещё до появления государства. Выше уже упоминалось, что между 8000 и 4000 годами до н. э. население Ближнего Востока увеличилось в сорок раз. Согласно оценкам Карла Бутцера, население Египта между 4000 и 3000 годами до н. э. удвоилось. Уильям Сандерс полагает, что в высокогорных зонах появления ранних государств в Мексике население выросло в три или четыре раза; аналогичные оценки также справедливы для Перу, Китаю и долине Инда. «Применительно ко всем этим территориям складывается впечатление, что увеличилось не только общее количество мест поселения человека, но и плотность их распределения, их размер и сложность» [Sanders 1972].
Малкольм Уэбб также проанализировал свидетельства, связанные с ведением войн. Легендарная история Египта начинается с рассказа о завоеваниях, а в археологических данных рано появляются специализированные орудия ведения войны и фортификационные сооружения. В Месопотамии оружие и изображения рабов и сражений также присутствуют рано, ещё в додинастическую эпоху [26]. Фортификационные сооружения и документальные свидетельства указывают на то, что и Китай эпохи династии Шан, во времена возникновения первых государств в бассейне Хуанхэ, был чрезвычайно милитаристским обществом. Недавние открытия, сделанные в ядерной территории самых ранних государств долины Инда, подтвердили существование основательно укреплённых неолитических деревень, которые были разрушены в результате завоеваний. В Новом свете, «как в прибрежной части
