Он видел впереди мешок Кости и шел за ним.
Потом тропа спустилась вниз. У темного кирпичного строения остановились на минуту. Передохнули. Рыжухин с Гороховым и командиры отделений шепотом посовещались о чем-то, и группа метнулась дальше, перебегая от здания к зданию. Совсем рядом с ними прошла машина. Потом до них донеслась громкая, отрывистая немецкая речь, впервые услышанная собственными ушами вражеская речь — противник считал, что ему не от кого прятаться, и вся группа вбежала вслед за Петей через калитку в воротах в глубокий двор и переждала, пока голоса не удалились и не замерли в ночи. Спереди все сильней бил в нос запах бензина. Он густел, крепчал, и скоро от него стало мутить и поташнивать — они приближались к цели.
Нефтебаза, как они уже знали, сильно охранялась, и пробраться к ней незамеченными было невозможно. Пока что десантникам везло: их не обнаружили. Осталось последнее — бросок к воротам. Подождали, оглядываясь, выбирая момент, и по жесту Рыжухина ринулись через открытую площадь: впереди — отделение прорыва и саперы. У высокого проволочного заграждения, окружавшего нефтебазу, их окликнули. Бесшумно убрать часовых не удалось, и тишину ночи прорезала автоматная очередь. И все же удар был так внезапен, что противник почти не оказывал сопротивления. Костя, с напряженным, застывшим лицом стоявший у кипариса (он прислонил к нему мешок с толом), крикнул Калугину и двум другим морякам с толом: «За мной!»
Очевидно, передовое отделение уже прорвалось на территорию нефтебазы, расчистив им дорогу. Они кинулись к воротам. Перестрелка усилилась. Частые вспышки и трассирующие пули разрывали тьму. Спереди и справа, захлебываясь, беспрерывно строчили пулеметы, раздавались испуганные крики немцев. Нельзя было понять, где свои, где чужие. Вблизи разорвалась граната, осколки с визгом прошли возле головы Калугина, и один осколок, кажется, задел его бушлат. Вокруг свистели пули. Рядом, пригнувшись, пробежал Рыжухин. Он не стрелял: можно было попасть в своих. Внезапно дорогу им преградил сильный пулеметный огонь.
— Ложись! — закричал старший лейтенант, и они, как подкошенные, плюхнулись на землю. Мешок столом едва не раздавил Калугина, когда он упал вместе со всеми. Рыжухин послал одного моряка с гранатами подавить пулемет. Моряк пополз, однако его тут же срезала пуля. Командир послал другого бойца, но и тому не удалось доползти живым на расстояние броска гранаты. Тогда моряки открыли бешеный огонь по пулемету. Он замолк. Моряки поднялись — двое помогли Калугину встать на ноги с мешком — и бросились через пули и осколки к воротам.
Огонь усиливался. Казалось, уже со всех сторон работают пулеметы. Все гуще прорезали ночь струи трассирующих пуль. Красные, желтые, синие. Вспыхнули прожекторы и заметались по морю и небу. Впереди ярко загорелся сарай. Над головой повисло на парашютах несколько осветительных ракет. Стало светло, как днем.
Калугин бежал за Костей, бежал на осколки и пули, и они обходили его. И все равно хотелось уменьшиться, сжаться в комок, упасть, зарыться в землю. Но нельзя было упасть, нельзя — он не встал бы уже с этим мешком один, без помощи товарищей. А товарищей могло не оказаться рядом.
Наконец он вбежал за Костей во двор нефтебазы, спотыкаясь о трупы — чьи — некогда было разглядывать. Один раз он споткнулся о раненого десантника, корчившегося на земле, и грохнулся бы со всей поклажей наземь, если бы чья-то рука не поддержала его. Калугин устоял.
— За мной, за мной! Не отставай! — кричал Костя, время от времени оглядываясь на него и на второго моряка с толом. Третьего не было с ними — где он? Погиб?
— Сюда! Полундра!
И Калугин бежал за Костей.
Вот и огромные, тускло отсвечивающие от вспышек металлические емкости — баки с горючим, впаянные в бетон; за ними — длинные каменные сараи, горы металлических бочек, служебные строения и большие щиты с грозными надписями еще на русском языке: «Огнеопасно! Не курить! Одна спичка может уничтожить всю нефтебазу!» И хорошо бы, если бы уничтожила…
Десантники бежали дальше. Под ногами гремел твердый бетон. Вдруг Костя остановился. Оглянулся, что-то выискивая.
— Сюда! — Он потащил Калугина за руку к гигантскому, круглому, уходящему в небо баку. — Снимай! — перекосил плечи и стал поспешно сдвигать лямку мешка. Два бойца их отделения, тяжело дыша, рывками принялись стаскивать мешки с Калугина и второго матроса. Остальные с автоматами залегли вокруг, готовые прикрыть их огнем. Костя с Калугиным подтащили мешки к самому баку, вывалили из них взрывчатку — желтые, как мыло, брикеты толовых шашек. Костя воткнул в конец черного бикфордова шнура взрыватель, прикусил зубами, вставил взрыватель в дырку одного брикета, подсунул его под гору взрывчатки, прикрыл эту гору валявшимся поблизости деревянным щитом и махнул морякам рукой — отходите!
Калугин с товарищами ринулся к выходу, Костя — за ними, проворно и сноровисто отматывая обеими руками с большого мотка бикфордов шнур. В такт движениям на его шее болтался автомат. Теперь оставалось главное — отбежать на безопасное расстояние, поджечь шнур, и нефтебаза взлетит в воздух. И тогда, если они останутся в живых от взрыва, можно будет пробиваться к морю, к катеру.
У ворот уже завязался настоящий бой: основная группа десантников с ручными пулеметами не пускала опомнившегося противника на территорию нефтебазы. Впереди, низко пригнувшись, бежал Калугин и три уцелевших матроса их отделения, за ними Костя с мотком шнура, моток стал уже совсем маленьким. Еще несколько метров, и он должен поджечь его…
Вдруг Костя вскрикнул. Калугин обернулся. Его командир, не выпуская из рук мотка, громко ругался и короткими очередями бил по углу приземистого каменного строения. От осветительных ракет, прожекторов и вспышек было до рези в глазах светло. Это был белый, неживой пульсирующий свет, полный черных мятущихся теней.
Костя стрелял, и любая из его пуль, наверно, могла преждевременно взорвать нефтебазу и их вместе с нею. Внезапно из-за каменного строения вылетела граната. Враг уже не считался ни с чем. Забыл, что тоже мог взорвать себя. Калугин с товарищами растянулись на бетонной площадке. Граната стукнулась у Костиных ног. Он отскочил от нее, но тут же вернулся, схватил за длинную ручку, швырнул к строению, из-за угла которого выбежали пригнувшиеся черные тени. Граната разорвалась в воздухе, подлетая к этим теням, и разбросала их в стороны. Больше тени не шевелились.
Учащенно дыша, весь мокрый, с растрепанными волосами — видно, бескозырку сбило пулей, — Костя прижал к косому срезу бикфордова шнура спичку, чиркнул по ней спичечным коробком. Спичка вспыхнула, и по шнуру быстрыми скачками побежал дымок, побежал к горе толовых шашек.
— Чего стоишь? На выход! — крикнул Костя Калугину.
— А ты?
— На выход, говорю!
«А если немцы помешают ему?» — подумал Калугин, посмотрел на уходивший к бакам тонкий шнур, и палец его запрыгал на спусковом крючке автомата. Костя глянул на часы — рассчитывал время взрыва. И время, когда нужно было немедленно уходить. Судя по всему, это время уже наступало.
— Пора, мы не успеем уйти! — Калугин дернул Костю за полу бушлата.
Костя ничего не ответил ему, потому что из-за складских помещений появилась новая группа немцев. Откуда их здесь столько? Моряки попадали на бетонную площадку и стали бить по ним. Немцы тоже залегли и открыли по морякам ураганный огонь. Пули с визгом отскакивали от бетона. И здесь Калугин заметил, что Костя пополз назад, туда, откуда они только что пришли. Неужели пуля перебила шнур?
Калугин по-пластунски пополз за Костей. Нельзя было оставлять его одного. Сзади двигался, отстреливаясь, еще один десантник. Обернувшись, Костя заметил их.
— А вы куда? Назад! — закричал он. — Уходите! — И пополз дальше, к тому гигантскому баку.
Немцы продолжали стрелять по ним. Осколки цемента секли щеки. Тогда ползший за Калугиным матрос, лежа, отвел назад руку с гранатой, размахнулся и швырнул в них. Грохнул взрыв. Огонь прекратился. Костя привстал и, сильно хромая — теперь было видно, что он серьезно ранен, — побежал к взрывчатке. Калугин с матросом кинулись за ним. Через несколько шагов матрос схватился за грудь и боком повалился наземь. Меж его пальцев била кровь, лицо передергивала судорога. Калугин догнал Костю и, придерживая, полуобняв его, побежал с ним.
— Уходи! — Калугин увидел яростное, закопченное, искривленное от боли лицо. — Уходи сейчас же! — Костя сделал жест, будто сейчас сорвет с ремня и бросит в него последнюю гранату.
— А ты что ж? — закричал Калугин. — Я с тобой!
— Уходи… Я приказываю!
Калугин остановился, посмотрел ему в лицо и… побежал от него. Опять остановился, обернулся. И побежал дальше.
Все, кто уцелел, выскочили из ворот нефтебазы и, на ходу отстреливаясь, стали уходить в сторону моря, а кое-кто, как успел заметить Калугин, к той тропе, по которой привел их сюда Петя Кузьмин. Во тьме, разорванной вспышками выстрелов и огнем ракет, трудно было понять, кто жив, кто ранен, кто погиб. Нигде не было видно и радиста. Убит? Успел ли что-нибудь передать в базу по своей рации? И Рыжухина нигде не было видно. Только лейтенант Горохов с пистолетом в руке и еще человек пятнадцать моряков — некоторые были наспех перебинтованы — отходили к морю. Кого-то несли, кто-то громко стонал.
