Я притормозил возле шумной группы, окружившей плотным кольцом юную туземку с большими выразительными глазами. Парень рядом с ней палочками, похожими на бамбуковые, выстукивал мелодию, ударяя по разновеликим сосулькам, висящим в деревянной рамке. Хрустальные звуки ледяного ксилофона наполнили пространство, и девушка проникновенно запела:
Лети скорей, мой холценгольф
За облака, где ждет любовь,
Лети скорей, лети скорей,
В боях провел ты много дней.
Глубокий, сильный голос проникал прямо в душу. Заслушавшись, я не сразу сообразил, что кто–то настойчиво дергает меня за рукав. Обернулся — никого. Опустил глаза — рядом стоит девчонка, которую я в пещере Кархума. Как там ее, Сальвана?
В морозном воздухе продолжали разливаться слова песни.
Там на вершине в замке снежном
Сквозит печаль во взоре нежном.
Лети скорей, лети скорей,
Подругу верную согрей.
Маленькая зенолка, потянув меня в сторону, склонила голову набок и с любопытством спросила:
— А правда, что у жителей низинных земель кожа не такая белая, как у нас, из–за нечистых помыслов?
Признаюсь, я слегка растерялся. И пока стоял, молча таращась на нее, ко мне, прихрамывая, подошел крепкий зенол с широким шрамом, который не давал его глазу полностью открываться.
— Я Ормин, старейшина, — представился он. — А это моя дочка Сальвана. Не обращай внимания, странник, она вечно что–то выдумывает. Сорванец, а не девчонка.
Я пожал протянутую руку и наклонился к мелкой.
— Насчет кожи не уверен, но точно знаю, что у тех, кто говорит глупости, чернеют губы.
Сальвана похлопала глазами, ее рот в удивлении приоткрылся. Мгновение спустя, прикрыв его ладошкой, она бросилась бежать. Ормин расхохотался и хлопнул меня по плечу.
— Ловко, ничего не скажешь! — Лицо его приобрело некоторую торжественность. — Сегодня в нашем племени большой праздник, и мы будем счастливы, если ты к нам присоединишься.
Понятно, издержки повысившейся репутации.
За одним из столов среди шумных хозяев я заметил Лешку. Он что–то нашептывал молоденькой зенолке, сидевшей у него на коленях. Та, вскинув голову, заливисто смеялась. Леха тоже улыбался, то и дело прикладываясь к напиткам.
— Димооон! — завопил он, увидев меня. — Присоединяйся.
Подойдя, я заглянул в кружку, которую Лекс держал в руке. Она была выдолблена из камня, а в ней, как вода на огне, бурлила болотного цвета жидкость, от которой поднимался зеленоватый пар.
— Что это за бурда?
— Это не бурда. Это… Это… — Леха щелкнул пальцами и вопросительно посмотрел на зенолку.
— Горэль, — подсказала она.
— Ёрш, что ли? Смесь горилки с элем?
— Не, — махнул рукой Лешка. — Типа лимонада. С пузыриками.
— Ну–ну, — усмехнулся я, глядя в его осоловевшие глаза. — Смотри, чтобы тебя не унесли эти пузырики.
— Димон, да ты попробуй этого… горэля. Тебе понравится, отвечаю. Блин, да тут вообще очень классно. Глянь, природа, горы. Как на сопках в родной тайге. Будь моя воля, я бы навсегда здесь остался.
В тайге побывать мне не довелось, пришлось верить Лехе на слово.
— Вот тебе гостинец, закуси, — усмехнулся я, вывалив перед ним груду Василисиных пирожков.
Лекс взял один и, повертев в руках, положил обратно на стол.
— Семь раз отпей, один отъешь! — провозгласил он и махом опорожнил очередную кружку.
Атмосфера праздника, царившая в деревне, подкупала, но мне было не до веселья: фиг знает, сколько они теперь будут гулять, а Маруся по–прежнему в беде. Стараясь не выдать напряжения, чтобы ненароком не испортить репутацию, растянул губы в приветливой улыбке, смахнул ладонью снег и плюхнулся на скамью.
И только потом сообразил, что сижу недалеко от ледяной статуи, той самой, чью миниатюрную копию видел в замке Снежного рыцаря. К моему удивлению, место оказалось довольно бойким: к скульптуре то и дело подходили зенолы. Встав на одно колено, они делали надрезы на своих ладонях костяным ножом, который болтался тут же, на привязанном к запястью ледяной девы кожаном шнурке. А затем пожимали вытянутую руку идола, оставляя на ней следы крови.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Сегодня благословенный день Жертвы, — прозвучал знакомый голос. Я повернулся и увидел сидевшего напротив меня Ормина. Совпадение? Или он специально поближе ко мне устроился? Старейшина, между тем, продолжил объяснение: — Раньше в этот день приносили реальные жертвы. Чаще всего убивали взятых в плен инородцев, но иногда Совет назначал какого–нибудь особо провинившегося зенола. «Избранного» привязывали к столбу на этой самой площади, и все члены племени, даже дети, отрезали от него по маленькому кусочку плоти, пока истерзанное тело не становилось полностью обескровленным. Правда, так было давным–давно, в темные времена, когда мир был куда более жестоким. А сейчас каждый должен поделиться с Великой Матерью своей кровью, дабы она и впредь помогала нашему народу.
Офигеть у них традиции были. Жесть. Хотя, если посмотреть на наши ныне цивилизованные страны, в них тоже в средние века люди были не прочь развлечься, глядя на сожжение ведьмы или на чье–нибудь четвертование. У некоторых народов и вовсе младенцев в жертву приносили. Да что тут говорить, в каждом из нас дремлет частичка древнего каннибала.
— Великая Мать? — удивился я. — Разве в этих местах не все поклоняются Духу Гор?
— Все. Но мы обращаемся к Духу через Дагдану, — он кивнул на ледяную скульптуру. — Согласись, любая просьба будет звучать весомей, если она исходит от возлюбленной.
В этот момент из толпы, собравшейся возле статуи, вывалился Леха, капитально подогретый горэлем. Пошатываясь, он подошел к деве, бухнулся перед ней на одно колено и завопил:
— О, прекрасная Снежная Королева, воин из далекой Сибири готов служить тебе!
Его уши воинственно торчали из–под колпака, соломенные волосы слегка колыхались на ветру. Я напрягся, опасаясь, что такое поведение может оскорбить туземцев. Где, интересно, Верлим шляется? Да еще починку так некстати затеял. Не исключено, что нам придется отходить с боем.
Положив на всякий случай ладонь на рукоять клеймора, я украдкой огляделся. Но никаких признаков войны не наблюдалось: зенолы смотрели на Леху со снисходительными улыбками и одобрительно кивали. Через пару секунд к нему подскочила девица и, вцепившись в рукав, потащила обратно за стол.
— Папа, а расскажи легенду о матушке Дагдане, — послышался детский голосок, из–под стола вынырнула Сальвана и пристроилась на лавке возле Ормина.
— Я ж тебе ее уже сто раз рассказывал, — усмехнулся одноглазый старейшина.
Заметив меня, она снова прикрыла ладошкой губы, но надолго ее не хватило.
— Я ж тебе ее сто раз уже рассказывал, — усмехнулся одноглазый старейшина.
— Еще, еще! — обеими руками девчонка вцепилась в одежду отца. — Она мне очень нравится.
— Ладно, слушай, — вздохнул он, а я на всякий случай придвинулся поближе: кто знает, какая информация здесь может пригодиться.
— Давным–давно, — начал Ормин, — на месте нынешнего Треглава стоял совсем другой город, куда более величественный, с замками из хрусталя за золотыми стенами и вымощенными мрамором дорогами. Людьми Синеуса правил тогда царь Светодар. Впрочем, в те времена наш остров назывался по–другому, но как именно, уже никто не помнит.
— Хрустальные замки… — прошептала девочка и мечтательно посмотрела вверх. — Это как светящиеся ледяные колонны в пещере Влюбленных?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Пожалуй, — улыбнулся ей отец.
— Интересно, а как сейчас выглядит этот Треглав?
— Ну-у… Его обитатели возводят высокие, как горы, каменные дома и устраивают в них жилища.
— Вот смешные, — хихикнула Сальвана. — Зачем строить горы с пещерами, когда Великий Дух уже давно все сделал? Или он не заботится о жителях низин так, как о нас?
