Когда мы вернулись, празднование уже завершилось. Народ разошелся, и лишь группа особо стойких зенолов, обнявшись, старательно выводила заунывную песню.
Лишь лунный свет свои раскинет сети,
Мир гор застынет жизни вопреки,
Тебя убьют твои родные дети,
Вонзив во плоть морозные клыки.
Передернув плечами, я поспешил за Ормином. Старейшина выделил Марусе комнату в своем доме–куполе. Нечего и говорить, что вызвался подежурить у ее ложа.
У входа подпрыгивала от нетерпения Сальвана.
— Папа разрешил мне вас проводить, — выпалила она, тряхнув хвостом–пальмой.
Я последовал за ней, поддерживая Марусю под руку. Через тесный коридор, заставленный санями, снегоступами и какими–то жердями, девочка провела нас в полукруглую комнату. Ее стены были такими же белыми, с вкраплением сверкающих искр, как и снаружи дома. А у самого пола, устеленного шкурами, я заметил нацарапанного углем человечка с копьем. Наверное, творчество Сальваны.
Помещение, хоть и было совсем маленьким, показалось мне довольно уютным. Свет закрепленного у входа факела играл на свисающих серебряных украшениях, сквозь хрустальное окно потолка перемигивались тусклые звезды, а почти все пространство занимала большая, низкая кровать.
— В этой перине, — торопливо пояснила маленькая хозяйка, — есть перо из хвоста холценгольфа. Оно помогает подняться после любой болезни.
— Спасибо, Сальвана, — я с улыбкой взглянул на девчонку и вдруг понял, что губы у нее замазаны белым.
Она тряхнула пальмой и убежала, а мне оставалось лишь усмехнуться ей вслед. Да уж, дети есть дети.
Маруся легла, а я, пристроившись в изголовье, взял ее за руку. Оставшись одни, мы долго молчали. Но вот она подняла на меня глаза и тихо прошептала:
— Спасибо, Дим. Не думай, что я не понимаю…
— Чего? — улыбнулся я.
— Ты торопился освободить Черный Камень и отправить Фиолы сестре. А вместо этого потерял столько времени, помогая мне. Тогда, перед боем, когда ты от меня отвернулся…
— Прости.
— Нет. Это ведь я поверила, что ты подлец. Предатель.
— Прости, — повторил я, наклоняясь к ее лицу.
Наверное, она хотела сказать что–то еще. Я чувствовал, как шевельнулись ее губы под моими. Однако сейчас слова были просто не нужны. Да, я по–прежнему зверь, оборотень. Да, мне по–прежнему нужны Фиолы, и я зубами загрызу любого за возможность спасти сестру. Но — потом. Все потом.
Едва моя рука коснулась застежки Марусиного камзола, как раздался крик:
— Снежить атакует!
Блин, никакой личной жизни. Я поспешно вскочил и бросился на улицу. Там уже толпилось не менее сотни воинов. В небе ярко светила луна, а на краю деревни, между домами, мелькали белые тени. Три огромных великана кружились среди них, пытаясь растерзать на части снующих под ногами мертвых младенцев.
Воины выстроились в два ряда, причем во втором стояли лучники. Из дома выскочила Маруся — видимо, перо холценгольфа и впрямь обладает чудодейственной силой — и попыталась пристроиться к ним. Однако Ормин, командовавший отрядом, решительно отстранил ее.
— Твои стрелы бесполезны против снежити, странница. Мы пользуемся магическими, они разрывают врага изнутри.
Круто, надо прикупить таких же.
— Что, что случилось?!
Я обернулся на крик — от соседнего дома к нам спешили Леха и Верлим.
— Уходите, — приказал Ормин. — Прячьтесь. От вас не будет толку.
Он махнул рукой, и отряд двинулся за ним. А мы остались бестолково топтаться на месте.
— Не дело тут отсиживаться, — покачал головой Верлим. — Пошли, поможем.
Помочь мы вряд ли чем–то могли, но он был прав: наблюдать, как гибнут те, с кем еще несколько часов назад сидел за одним столом, как–то не айс. А зенолы и в самом деле оказались в сложном положении. С десяток небольших отрядов противостояли толпе снежити, среди которой крутились великаны, пытавшиеся ее затоптать. Мертвые младенцы одним прыжком достигали цели, кусали и мгновенно исчезали, а их несчастные жертвы в считанные секунды превращались в лед. Лунный свет освещал битву, придавая ей жутковатую сюрреалистичность.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Маруся, Леха, уходите в дом. Вы снежити ничего не можете сделать, а для нее — легкая мишень. Верлим, погнали.
Мы с гномом рванули к месту битвы, сзади, тяжело хлопая крыльями, спешил Диоген. До ушей донесся Лешкин возглас:
— У меня ж когти Хвата есть!
Но думать об этом было некогда. Я прекрасно осознавал, что рвать врагов на части — выше моих сил. Но и наши железные латы они прокусить не в состоянии. Так что хоть отвлечем кого–то из них на себя.
Когда мы подбежали, один из великанов как раз схватил младенца. Взяв его за ноги и за голову, он дернул руками в разные стороны, раздался тихий всхлип — и белые останки полетели на снег.
Я влетел в кучу снежити, размахивая мечом. Дети Бездны тут же кинулись на меня, пытаясь прокусить металл. Сзади подоспел Верлим, сумев отвлечь на себя несколько младенцев. Свист — и один из них взорвался, огласив округу печальным плачем. Понятно, разрывающие стрелы. Снова свист — и еще один враг разлетелся на куски.
Диоген, усевшись на голову великана, кидал в раненых зенолов живительные сгустки. Я безостановочно орудовал мечом и совсем потерял счет времени, когда краем глаза заметил Леху, который, нацепив когти Хвата, вовсю работал руками. Вот отчаянный, у него же нет нужных умений, а тонкую мантию снежить легко прокусит!
Отбиваясь от жутких младенцев, я стал продвигаться в его сторону. И в этот момент раздался крик:
— Гирхам!
Обернулся — шаман. Он стоял с вытянутой рукой, бормоча заклинание, и я невольно проследил за его взглядом. Чуть в стороне стоял мертвый ребенок, злобно блестя синими глазами–провалами. Кархум дунул на раскрытую ладонь, и облако розовых парашютиков окутало младенца. Они впивались в белое тельце, падали на плечи, руки, голову и через считанные мгновения сложились в сеть, привязав его к месту. Гирхам дернулся, но она держала крепко.
Шаман тут же бросился к нему, на ходу вынимая из бездонных складок зелье обращения.
— Не стрелять! — крикнул он.
Подскочив к сыну, Кархум схватил его за плечи, силой откинул голову и заставил открыть рот. Зубами вырвал пробку, влил жидкость…
И потерял бдительность.
В лунном свете блеснули полупрозрачные клыки, и Гирхам впился ему в шею. Старый отец потрясенно выдохнул и медленно осел на снег. Во все стороны от раны побежала ледяная изморозь.
Раздался резкий свист, и в грудь младенца вонзилось копье. Оно не причинило бы ему вреда, но за миг до этого Гирхам стал меняться: кожу покинул фарфоровый блеск, в синих провалах появились глаза, клыки исчезли, губы почернели. Во взгляде его полыхнула боль, ноги подкосились, и он рухнул на снег. Кархум со стоном дернулся к мальчику, из последних сил обнял его, словно хотел защитить свое дитя от всего мира, и замер, превратившись в скрюченную ледяную статую.
Получено достижение — Потеря 2 ур. Вероятность счастливого события: — 0.2%.
Снежить билась о мои латы, пытаясь их прокусить, а я все смотрел на мертвого шамана. Отдать жизнь за единственное близкое существо… Может, это и есть самая лучшая смерть?
Глава 18. Дыхание Дагданы
Луна скрылась за горизонтом, и снежить мгновенно исчезла. А у меня из головы все никак не выходил вопрос: кто и зачем кинул в Гирхама совершенно бесполезное копье?
Крик Маруси вывел меня из оцепенения:
— Лекс! Лекс!
Я резко обернулся: она сидела на снегу, а на коленях у нее лежал покрытый ледяной коркой Лешка. Твою мать, как?! У него же осталось еще несколько Меток!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Что?! Что нужно делать?! — кинулся я к Ормину.
Тот, тяжело дыша, только покачал головой. Стоявшие рядом зенолы скорбно понурились.
— Ваш друг достойно защищал деревню, — сказал старейшина. — Он с честью выполнил то, что обещал ледяной богине. Наши женщины оплачут мертвых, и мы торжественно похороним его, как и других павших воинов — бросим в ущелье Смерти, чтобы Владыка Гор вечно витал над ним и защищал его душу.
