Как и Ковенант до нее.
Они были призраками того, что было у меня, и именно поэтому Ковенант никогда не был достаточно силен, чтобы бросить мне вызов в истине. Однако Уиллоу уже обладала дарами, принадлежащими ей по праву рождения, а я, как долбаный идиот, добавлял к ним новые.
Она была бомбой замедленного действия, и просто чудо, что она не совершила нечто гораздо худшее, чем это.
— Грэй, — сказала она, и от улыбки, которая преобразила ее лицо, у меня защемило сердце.
Я почти желал, чтобы у меня его больше не было, чтобы я не почувствовал отголосок ее боли, когда она смирится с реальностью того, что натворила.
И что ей придется сделать, чтобы все исправить.
— Они живы? — спросила она, как будто не могла в это поверить.
Она достаточно знала о своей родословной, чтобы понять: они должны были стать бездумными зомби, армией нежити, существующей только для того, чтобы служить ей. Вместо этого они пробирались по кладбищу, приветствуя всех знакомых объятиями и знаками привязанности.
Ковенант вышел из комнаты Трибунала вскоре после меня, но Уиллоу была слишком увлечена магией и зовом мертвых, чтобы заметить это. Она обернулась, когда я посмотрел через ее плечо, и увидела, что на нее смотрят ее люди. Все в ней замерло. Я потянулся к ней и взял за руку, чтобы успокоить.
Делла первой шагнула к нам и потянулась к ткани своей юбки. Сжав ее в кулак, чтобы можно было грациозно опуститься на колени, она встала на колени перед Уиллоу и обратила к ней свой взгляд.
— Mihi donum tuum est3, Ковенант, — сказала она, коснувшись руками земли у ног Уиллоу и опустившись, чтобы прижаться лбом к земле в поклоне.
Вода собралась на травинках, превратившись в одну веревку, которая закручивалась вверх по ногам Уиллоу. Перекинувшись через платье, она, словно змея, обвилась вокруг нее, приближаясь к груди. Моя жена задрожала, когда холод коснулся обнаженной кожи ее рук и груди, погрузившись в ее тело и став с ней единым целым. Делла была слишком молода, чтобы приносить такие жертвы верности, но ее преданность побудила других сделать шаг вперед и преклонить колено.
— Почему? — спросила Уиллоу, когда одна из старших ведьм с трудом поднялась с поклона.
Она протянула руку, чтобы помочь пожилой женщине, и желтый цвет ее одежды ярко выделялся на фоне черной мантии Уиллоу.
— У нас нет Ковенанта. У нас нет Трибунала. Некому провести нас через этот хаос после столетий правил и порядка, — сказала она, глядя на меня через плечо. — Может, нам и не нравится твоя близость к Утренней Звезде, но наши предки доверяли Шарлотте. Она спасла нас от верной смерти и подарила нам это место. Она дала нам то, во что можно верить.
— Я не Шарлотта, — сказала Уиллоу, высоко подняв подбородок.
Она не примет мантию власти, если ее дадут, потому что от нее ждут того, чем она не является. Она будет либо править с огнем в крови, либо наблюдать, как сгорает Ковенант. В любом случае, она будет делать это честно.
— Нет, ты не она. Но я думаю, что ты — то, во что мы должны верить, — сказала она, отступая назад, чтобы остальные могли занять ее место и продолжить шествие верности.
Единственными, кто мог ей возразить, были те, кто когда-то заседал в Трибунале и был ближе к власти, чем Уиллоу.
Но Уиллоу уже позаботилась о них, когда обратила Ковенант против них, оставив их умирать в зале Трибунала, где они правили.
Когда последняя из ведьм посмотрела на Уиллоу и передала им обещание слушаться, Уиллоу повернулась ко мне и посмотрела на тех, кого она воскресила. От этой надежды в ее глазах мне хотелось умереть, зная, что именно я должен буду отнять ее у нее.
— Я знаю, что сейчас у нас полный бардак, но мне нужно ехать в Вермонт, — сказала она.
Лоралей шагнула вперед, словно собираясь подойти к Уиллоу, но я взял руки жены в свои.
— Уиллоу, — сказал я, приостановившись, чтобы найти слова для объяснения.
— Она совсем одна, — сказала Уиллоу, и ее лицо озарила прекрасная улыбка.
Слезы навернулись на глаза, когда она задумалась о том, что могла бы дать своей матери без угрозы Ковенанта, который прогнал ее из дома, пытаясь сделать послушной.
— Но я могу вернуть ее.
— Ведьмочка, они не могут остаться, — сказал я, наблюдая, как ее улыбка застыла на месте.
В следующее мгновение она исчезла, и на ее лбу проступило смятение. Она отступила назад, дергая руками, когда я не отпустил ее.
— О чем ты говоришь? — спросила она, глядя на меня так, словно я разрушил ее мир.
— Ты, как никто другой, знаешь, как хрупок баланс. Ты забрала что-то у смерти, — сказал я, наклонив голову в сторону.
Мое лицо болело от борьбы с волной эмоций, которые, как я ощущал, исходили от Уиллоу. Это поразило меня, как удар молнии в грудь, пронзив глубоко в сердце острой болью тысячи лезвий.
— Ты должна отдать это обратно.
— Ты спас меня! — закричала она, вырывая руки из моей хватки и пятясь назад. — Ты не вернул меня обратно!
— Я был готов заплатить цену, чтобы ты осталась здесь! Я был готов убить любого, кого потребует от меня Равновесие, лишь бы у меня была ты, и я ни минуты не буду жалеть об этом выборе. Кого бы ты предложила на их место? — я спросил, шагнув вперед, когда она покачала головой.
Она посмотрела на группу ведьм позади себя, и от мысли о том, сколько смертей ей придется принять, у нее заныло в груди.
Как бы ни хотелось моей ведьмочке притвориться, что она может быть безжалостной, ей было не все равно. Ей было чертовски важно обречь на смерть невинных людей, чтобы спасти тех, кто уже получил свой шанс и потерял его.
— Я не могу просто бросить ее, — сказала Уиллоу, ее нижняя губа дрожала. — Мне все равно, кто это будет, я.…
— Никогда не простишь себя, — сказал я, подавшись вперед, чтобы обхватить ее лицо и посмотреть на нее сверху вниз. — Что, если равновесие потребует, чтобы Эш занял место твоей матери?
Она покраснела и яростно замотала головой, раздувая ноздри.
— Какой смысл обладать этой силой, если я не могу ЕЮ, БЛЯТЬ, ПОЛЬЗОВАТЬСЯ?! — закричала она.
Она зарылась лицом в свои руки, в отчаянии запустив их в волосы.
— Смысл иметь ее, — сказал я, засунув руки в карманы, чтобы не потянуться к ней, — в том, что ты достаточно заботишься о ней, чтобы не злоупотреблять ею, — я грустно улыбнулся.
Ей понадобится мое утешение в тишине нашей комнаты позже, когда она сможет сломаться без посторонних глаз.
А пока ей нужна была моя сила.
Будь на ее месте любой другой, я бы никогда не поверил, что он сможет пройти через всю жизнь, ни разу не нарушив равновесия ради эгоистичной выгоды. Но Уиллоу никогда бы не захотела играть в Бога с чужими жизнями.
— Все в порядке, — сказала Лоралей, наконец-то встав рядом с Уиллоу.
Она не показывала никаких признаков своей ненависти ко мне, ничем не выдавая, что это я лишил ее жизни. Она просто смотрела на племянницу, желая, чтобы та все поняла. Взяв ее за руку, она повела ее к лесу. Я знал, что ждет в этом лесу, в склепе, о котором многие даже не подозревали.
— Упокой нас. Дай нам, наконец, покой.
Лоралей была единственной, кто отправился с Уиллоу в этот лес, уважая святость склепа Гекаты. Может, в нем и не хранились кости, служившие проводником силы, но в нем хранились кости, которые нельзя было вместить в мешочек, который большинство ведьм Гекаты носили на боку.
Я наблюдал за тем, как она исчезает вместе с тетей, понимая, что ей нужно выяснить это самостоятельно. Я чувствовал, как от нее исходят эмоции, даже если не мог их видеть, зная, чего требовала от нее Лоралей. Через что она проводила ее, когда я не мог этого сделать.
Ковенант с мрачным выражением лица наблюдал за тем, как Уиллоу выполняет работу, которую они не могли выполнить. Она положила последнюю из костей Гекаты, забрав то, в чем было отказано Лоралей. Она была первой ведьмой, которой отказали в праве на погребение, причем сделали это тихо, когда Ковенант не знал, что происходит.
