Я во все глаза пялилась на то, что лежало у моих ног, силясь привести в порядок свои мысли. Если честно, упасть в обморок мне тоже очень .хотелось, потому что на полу лежала человеческая рука, то есть не вся рука, а кисть, но и этого было вполне достаточно, чтобы спятить от страха.
— Черт возьми, — пробормотал Валера, высказывая всеобщее мнение на этот счет, Лидия Артуровна испуганно посмотрела на мужа и вдруг смертельно побледнела, лицо писателя точно окаменело, а взгляд, устремленный к отрубленной руке, очень мне не понравился. Растерянности или страха в нем не было, скорее ненависть.
— По-моему, нам действительно придется вызвать милицию, — заметил Валера.
В общем, я опять взобралась на пригорок и позвонила по 02. Дальнейшие свои телефонные мытарства описывать не буду, в конце концов мне удалось дозвониться до районного отделения милиции, где моему звонку не обрадовались и сообщили, что раньше чем к вечеру приехать не смогут. Во-первых, сейчас нет машины, во-вторых, если машина к обеду и появится, то радость небольшая, потому что все равно нет бензина, а в-третьих, если даже он найдется, то добираться к нам предстоит через соседнюю область, раз мост снесло, а это крюк в сто километров, а может, и больше, потому что там тоже дороги не сахар.
— В Заручье есть лодка, — не выдержала я, — вы могли бы добраться на ней, и бензина не нужно. В конце концов, речь идет об убийстве.
— А труп есть? — вздохнули на том конце провода.
— Есть кисть руки, — свирепея, ответила я. — Этого что, мало?
— Чтобы возбудить уголовное дело по факту убийства, нужен труп, — а рука не считается. Может, мужик какой ее по пьяному делу оттяпал или там бензопилой… всякое бывает, а вы уж сразу убийство… А нам лети сломя голову… поспрашивайте у местных, не покалечился ли кто…
С родной милицией я и раньше имела дело, не приходя от этого в восторг.
Опять же, муж у меня почти что мент, и тоже ничего хорошего, но такого мне слышать еще не доводилось, и я, признаться, растерялась. Пробормотала «извините» и отключилась.
Когда я вновь появилась на веранде, там царило молчание. Мария Павловна уже пришла в себя и горестно качала головой, дежурившая девушка испуганно жалась к ней, точно ища защиты, остальные пребывали в глубокой задумчивости.
Все дружно посмотрели на меня, а я пожала плечами:
— Сказали, скоро не ждать, у них бензина нет.
— Черт знает что такое, — возмутился Владислав Петрович, но мне показалось, что в его возгласе прозвучало больше удовлетворения, чем досады.
— Пожалуй, надо домой собираться, раз такие дела, — подал голос Геннадий Степанович.
— Нет, — встрепенулась Женька, — никому уезжать нельзя. Речь идет об убийстве и…
— Вы что же, кого-нибудь подозреваете? — усмехнулся Владислав Петрович.
— При чем здесь это? Я точно знаю: если совершено убийство, все должны оставаться на местах до окончательного прояснения.
— Возможно, и нет никакого убийства, — вступил в разговор Валера. — Насколько мне известно, существуют определенные правила…
Он еще что-то говорил, но я не слушала, углубившись в собственные мысли. Если с утра я еще сомневалась в существовании отрубленной головы, считая ее то галлюцинацией, то чьей-то глупой шуткой (шутник вполне мог натянуть резиновую маску, например, на футбольный мяч, а мы в темноте да с перепугу вообразили невесть что), так вот, если с утра я еще сомневалась в ее существовании, то теперь была абсолютно уверена: мы видели настоящую голову, раз к ней еще прибавилась и кисть руки, самая что ни на есть настоящая. Вон она лежит на подоконнике, завернутая в тряпочку. Выходит, мы имеем дело с убийством, причем с изощренным и совершенным с особой жестокостью.
Допустим, кто-то кого-то убил (к сожалению, такое не редкость), но зачем же отрубать руки и голову, а потом расхаживать с этой головой по болоту?
И тут на ум приходит черная месса, россказни про Зеленого охотника и прочее в том же духе… Логично предположить, что убийство совершил человек психически ненормальный, увлеченный местными страшилками, в связи с чем возникает кандидатура Горемыкина с его неуемной тягой к фольклору. К сожалению, есть и второй кандидат — Иван Бородин. Этому с ума сходить не надо, у него и так большие проблемы, а то, что слабую голову ребенка бабка умудрилась забить всякой чушью, в которую сама свято верит, известно доподлинно.
— Как вы думаете, это долго продлится? — громко спросил Геннадий Степанович. — У меня через два дня отпуск кончается, и вообще…
— Это вы в милиции узнайте, — с усмешкой заявил Владислав Петрович. Он о чем-то сосредоточенно размышлял, а Валера исподтишка наблюдал за ним. Мало мне печали с отрубленными головой и кистью, так еще эти двое ведут себя крайне подозрительно.
Внезапно возле веранды послышались шаги, и вскоре нашим очам предстал улыбающийся Иван Иванович. Правда, улыбка вскоре сползла с его физиономии, и он с тревогой спросил:
— Что случилось?
— Собака принесла кисть руки, — сообщил Валера, пожимая плечами.
— Какую кисть? — не понял Горемыкин. Я бы, кстати, тоже не поняла, если б мне сказали такое.
— Человеческую, — вторично пожал плечами Валера. — Желаете взглянуть?
Она на подоконнике.
— Это что, шутка? — нахмурился Иван Иванович.
— И рады бы шутить, но… что есть, то есть. Ждем милицию, обещали к вечеру приехать.
Иван Иванович вытер ладонью вспотевший лоб и тяжело опустился в плетеное кресло.
— Выходит… совершено преступление? — помедлив, спросил он.
— Если хозяин кисти не найдется живым и здоровым — выходит. Но лично я не верю, что найдется. Мне почему-то кажется, что обнаружить такую потерю не так сложно и о несчастном случае мы бы уже знали. Маловероятно, что собака принесла кисть издалека, значит, пострадал кто-то из местных. Так как о несчастном случае нам до сих пор ничего не известно, значит…
— Что — значит? — точно очнулся Владислав Петрович.
— Значит, руки лишился человек, не проживающий здесь постоянно.
Приезжий, турист, рыбак… не знаю кто… — Не успел Валера договорить, а по спине моей уже побежал холодок, и .вспыхнула догадка. Мой взгляд встретился с Женькиным, и я поняла, что думает она о том же. Я легонько кивнула. Мы стали перемещаться ближе к выходу и в конце концов незаметно покинули веранду.
— Это ночной гость, — взволнованно шепнула она, — разговор которого с писателем ты подслушала.
Я кивнула, но, не желая, делать поспешных выводов, заметила:
— Разговаривали они вполне мирно.
— Это ничего не значит. Заманил дядю куда-то ближе к болоту, головку, ручки оттяпал, и привет. Очень это на писателя похоже. Жутко подозрительный тип. А ведь нам до сих пор неизвестно, что ему тут понадобилось.
— Мы же думали, что ночной гость — это Геннадий Степанович. Кстати, ты заметила, происходящее ему здорово не нравится и он даже решил уехать.
— Ну и что? Мне происходящее тоже не нравится. А то, что решил уехать… Ты считаешь, ему есть что скрывать?
— Не знаю.
— И все-таки я думаю, что убитый — тот самый ночной гость. Хотя… Вот беда, знать бы точно про голову, а то сунешься с ней к ментам, а потом выйдет сплошное посмешище.
— Вот что, — подумав, сказала я, — надо как следует все здесь осмотреть. Прежде всего желательно узнать, где собачка нашла руку. Может, в том месте еще чего лежит… — Я закатила глаза, приходя в отчаяние от подобной формулировки.
— Идем, — согласно кивнула Женька, — отыщем собачку, может, она нас приведет куда следует? — Мы направились на хоздвор, так как предполагали, что рыжая живет там. По дороге Женька продолжала мыслить:
— Меня вот что смущает, допустим, писатель укокошил ночного гостя, но зачем руки-то отрубать? И голову, если это та голова… в общем, ты понимаешь. Хотел труп расчленить, чтобы легче спрятать? Но ведь мы не в городе, чего ж проще, раз здесь кругом болота.
Женькины слова навели меня на интересную мысль. Я замерла, посмотрела на подружку и кивнула:
— Голова и руки — это совсем не так глупо, как кажется. И насчет болота ты, конечно, права. В болоте труп ни за что не найдут. В этом случае что-либо отрубать глупо. Но мы имеем отрубленную кисть… от головы пока отвлечемся.
Значит…
— Значит?
— Напряги извилины. Значит, убийство произошло довольно далеко от болота, и убийца не хотел рисковать, путешествуя с трупом пару километров.
— Конечно, — обрадовалась Женька, но тут же сникла. — Допустим, до болота далеко, но река вот она, рядом.
— Рядом. И здесь мы вновь возвращаемся к тому, что труп был расчленен.
По крайней мере, его лишили рук (одной-то уж точно) и, возможно, головы. Это тебе второй вопрос.
— Ну, конечно, — с жаром заметила Женька. — В воде труп могли найти, верно? И опознать. А как опознать человека, если у него ни лица, ни отпечатков пальцев? Только по характерным приметам на теле, а далеко не у всех они есть.
