— Ну… нет.
— Разумеется, именно от этого удара у нее на бедре синяк.
— Как?!
— Все утро она переживает. Неужели ты не понимаешь, какое бремя осознания вины ты навалила на нее? Правда все равно вышла наружу.
Лейн опустила голову. Он был прав. К чему были все эти хитрости?
— Полагаю, ты перед нами провинилась, — сухо обронил он.
Лейн через силу взглянула ему в глаза.
— Я могу увидеться с ней?
Взгляд его был все еще колючий.
— Было бы неплохо… Я не могу с ней ничего поделать.
Совсем забыв, что она не одета, Лейн побежала через лестничную площадку, откуда доносились рыдания Ханны.
Увидев в дверях Лейн, девочка бросилась к ней в объятия и крепко прижалась.
— Прости, — всхлипывала она, уткнувшись лицом ей в живот.
— Все в порядке, Ханна.
Лейн не решилась взять ее на руки из опасения, что свалится полотенце. Она погладила ее по спине, успокаивая, и подвела к постели.
— Давай, солнышко, посмотрим твой синяк.
Она постаралась не выдать тревоги, увидев черное пятно на бедре, еще старательнее не замечала прислонившегося к притолоке Фергюса.
— У меня есть лекарство от синяков, мазь арники, как рукой снимет, поверь. Жалко, что мы не заметили его раньше.
Заплаканные синие глаза Ханны умоляюще смотрели на нее.
— Папочка заставил меня рассказать.
Лейн погладила девочку.
— И правильно, ведь он переживал. Нам следовало прямо рассказать ему всю правду, ты согласна?
Мучительное выражение не сходило с ее лица, как будто она хотела что-то сказать, но не находила слов.
Тут выступил вперед Фергюс и посмотрел на них, как на двух непослушных школьниц.
— Полагаю, вы не рассчитываете, что я оставлю это безнаказанным?
Лейн покоробили его слова, а Ханна, как ни странно, вполне покорно приняла угрозу, если не считать ее шмыганья носом. Лейн меньше всего думала о Фергюсе Ханне, о его ухаживании и прочем, когда он добавил:
— А поскольку идея солгать принадлежит Лейн, то, думаю, ее и придется наказать.
Это было почти смешно. Господи, что он может ей сделать? Заставить стоять с вытянутыми руками или запрет в своей комнате? Фергюс не ожидал, что его слова вызовут у Ханны такую ужасную реакцию. Она спрыгнула с кровати и закричала на него:
— Нет!
— А ты, — сказал он ей, — отправляйся к себе в комнату!
Ручонки Ханны взлетели на бедра. Теперь она сурово смотрела на него.
— Нет.
Такого бунта в семье еще не наблюдалось. Глаза Фергюса угрожающе блеснули. Вдруг он присел на корточки и очень спокойно спросил:
— Ты идешь в свою комнату?
Решительность в ее глазах таяла. Выбора не было. Она отвернулась и, выпятив нижнюю губу, пошла, еле волоча ноги, к себе. Сидя на корточках, он следил за ней. Когда оставался всего лишь шаг, она буркнула:
— Это моя вина, а не Лейн. — И хлопнула дверью.
Фергюс рывком выпрямился, раздраженно перевел дыхание и провел ладонью по волосам. Но у Лейн не было к нему никакого сочувствия. Она встала и пошла к выходу. Фергюс поймал ее за руку.
— Мы еще не закончили.
Лейн вырвала руку и почти выкрикнула со злостью:
— А я закончила!
Забросив назад волосы и прижав полотенце, она решительно направилась в свою комнату, не зная, пошел он следом или нет, — было безразлично. Он шел за ней. Она резко захлопнула за собой дверь, которая ударила Фергюса по ладони. Лейн развернулась и, задыхаясь от гнева, выговорила:
— Вы мне здесь не нужны.
И устремилась в ванную комнату. Он оказался там раньше, со скрещенными на груди руками, полный решимости, не уступавшей ее.
— У нас осталось нерешенное дело.
Зеленые глаза Лейн сверкнули.
— Дело закрыто.
Он засунул руки в карманы.
— Пусть я не из сильных мира сего, но намерен заново открыть его для тебя.
Лейн отступила, понимая, что пройти ей не удастся, окинула его взглядом и заявила:
— Ты насмотрелся плохих фильмов, Фергюс. А теперь, если не хочешь услышать горькой правды, убирайся с моей дороги и из комнаты.
Он поднял свою вызывающую раздражение бровь.
— Горькую правду, подумать только! Было бы интересно услышать. И от кого? Кто сам, кажется, не способен признать правду, когда с ней сталкивается, и пытается схитрить. Ну что ж, валяй!
Доведенная до бешенства, Лейн сжала зубы, забыла про полотенце и обвинительным жестом наставила на него палец.
— Хорошо! Первая — это ты виноват, что Ханна свалилась со стула!
Он невесело рассмеялся.
— Ах, я?
— Ты оставил ее одну, — констатировала Лейн. — Только идиот положил бы подарок ребенку на видном месте, но так, чтобы до него нельзя было дотянуться. Ты будто хотел подвергнуть ее искушению. Эти стулья тяжелые, Фергюс. Я не шучу! Она лежала под стулом, когда я прибежала. У нее мог быть перелом. Она кричала как безумная, а ты ее не слышал!
Ей показалось, он хочет прервать ее, но Лейн не дала ему такой возможности.
— И, конечно, тебе обязательно надо было подарить ей что-нибудь бьющееся! Если бы Ханна не разбила статуэтку тогда, это все равно случилось бы позже…
Выражение лица у него изменилось. Фергюс прищурил глаза, пытаясь понять, о чем она говорит. Он спросил со знакомой ей уже по недавней сцене с Ханной интонацией:
— Она разбила ее?
Лейн была застигнута врасплох. Она-то думала, что ему все известно. Теперь до нее дошло, почему Ханна была так взволнована, — хотела предупредить, но не смогла из-за присутствия отца. Более спокойным тоном Лейн пришлось рассказать, что произошло.
— Значит, все обстоит даже хуже, чем я предполагал! Она же могла здорово искалечиться! — Фергюс протянул руку, чтобы отодвинуть Лейн. — Пожалуй, мне лучше поговорить с дочерью.
У Лейн не было выбора. Она схватилась за него рукой, а ногой ударила ему в голень. Он медленно перевел взгляд с ноги на нее, от сдерживаемого гнева у него тряслась голова.
— Черт бы тебя побрал, Лейн!
Чтобы добавить к ушибу оскорбление, Лейн ударила его в плечо кулаком и крикнула в ответ:
— Черт бы побрал тебя! Неужели не видишь, что ребенок и так запуган? Почему, ты думаешь, мы пытались скрыть это? Из-за тебя она переживала и вчера и сегодня утром. Она боится, Фергюс, а ты собираешься усугубить ее состояние! — Лейн ткнула пальцем ему в грудь. — Кашу заварили с благими намерениями. Ханна и не пыталась защищаться. Она думала, ты будешь переживать из-за того, что разбился твой подарок, готова была принять склеенную статуэтку и никогда не заикнуться об этом. — Она снова ткнула его пальцем. — Я пыталась защитить Ханну от того, что приводило ее в ужас… от твоего гнева и возмездия, которое ты, не сомневаюсь, назвал бы справедливостью!
