жадно впитывала каждое прикосновение, обжигающее кожу невыносимой нежностью, и растворялась в поцелуях без остатка.
Понимание, что это происходит в первый и последний раз, обостряло все чувства до предела. Я старалась запомнить каждое мгновение нашей близости. Какими жёсткими были его непослушные волосы, и как напряжённое поджарое тело напоминало сжатую пружину.
«Ледыш так похудел!»
Я провела кончиками пальцев по белёсому шраму, рассекающему бровь и, пряча непрошеные слёзы, уткнулась в грудь. Мягкая ткань его футболки пахла пряным мускусом, терпкой кожей и дорожной пылью. Захотелось быстрее стянуть её, чтобы ничто больше не напоминало о жестоком мире, в котором нет места нашим чувствам.
Мне одежда тоже мешала, да так, что начала казаться наждачной бумагой, и я поспешила избавиться от джинсов, но застыла, поймав взгляд Ледата. Он так смотрел, что я, судорожно втянув носом воздух, ощутила, как пылают щёки. И вовсе не от стыда, — это слово внезапно утратило смысл или перестало существовать, — а от нетерпения. Потому что бархатный взгляд Троцкого был полон возвышенного вдохновения, как в минуты, когда он сочинял песни.
Мы словно были отдельными нотами, — я жила беспечной «ля», а он застрял в минорном ладе, но соединившись, мы создали невероятную по красоте и силе звучания музыку, от которой сердце замирало в груди. Дыханием, взглядами, прикосновениями. Композиция нашего мимолётного счастья навеки останется в памяти обоих.
Я ласково проводила кончиками пальцев по плечам Ледата и груди. А когда обрисовывала очередной шрам, то сердце сжималось от сострадания, ведь за каждым из них стояла печальная история. Троцкий стерпел все удары судьбы, которые не сломали парня, а закалили его характер. Сделали тем, кого я полюбила. Мне так хотелось разделить с ним страдания. Но ещё больше — подарить ему радость. Закутать в любовь…
Ледат изучал моё тело настолько осторожно и нежно, будто знакомился с тонко-настроенным инструментом, и я без стеснения отзывалась на каждое прикосновение. Открывалась ему. Ничуть не боялась неприятных ощущений, о которых рассказывали подруги. Троцкий не причинит мне боли, он так сосредоточенно слушал меня, что между его бровей залегла складочка. И эта чёрточка казалась мне такой сексуальной, что перехватило дыхание.
Мы исполняли нашу новую песню без слов, не торопясь и наслаждаясь каждой октавой. Сначала нежное вступление, затем яркий куплет, а после такой умопомрачительный припев, что показалось, музыка вознесла нас на небеса!
Любит ли меня Ледат, как я его, или лишь запал на сумасбродную москвичку? Вопрос так и не сорвался с губ, припухших от жадных поцелуев. Я сохраню это в тайне для себя, ведь она дарит мне маленькую призрачную надежду на невозможное счастье. Ледышка для остальных, пылкий любовник для меня. Моя нечаянная страсть и первый мужчина…
Всё ещё нежась на тёплых волнах только что познанного счастья единения, я прильнула к парню.
— Виолетта, — от его хрипловатого голоса по телу пробежали мурашки. — Я отдал тебе документы в надежде, что ты их сожжёшь.
Вдыхая умопомрачительный аромат его тела, я хитро прищурилась и шепнула:
— Хотел получить повод презирать меня? Не дождёшься!
— Я всё равно не смог бы тебя ненавидеть, — признался он и прижался горячими губами к моему лбу.
Я счастливо вздохнула и, зажмурившись, слушала, как сильно и быстро билось сердце Ледата.
«Не смог бы ненавидеть, — повторила про себя. — Это почти «люблю».
Качаясь на волнах эйфории, не заметила, как задремала. Проснулась от холода и, приподнявшись, с силой сжала смятые простыни. Ледата рядом не было. Я не стала звать Троцкого, искать его. Понимала, что бесполезно. Это конец.
Поднялась и, одевшись, вышла из недостроенного домика. Солнце, прикрываясь фиолетовыми кружевами редких облаков, спешило к горизонту. Я хлопнула дверью и надо мной, громко крича, пролетела пуганая ворона. Я проследила за ней взглядом и заметила на дороге внедорожник, от которого в мою сторону направлялся грузный мужчина.
Остановившись у кучи кирпича, он позвал:
— Виолетта, помнишь меня?
— Клоун! — ахнула я, но тут же виновато добавила: — Простит, Егор Николаевич…
— Никитич, — усмехнулся он и махнул рукой в сторону автомобиля: — Идём. Ледыш попросил подкинуть тебя до города.
«А где он сам?»
Я сжала губы, не давая вопросу выскользнуть. Не хотела выглядеть жалкой. Опустила голову и поплелась к внедорожнику. Сказка закончилась, пришло время возвращаться в реальность.
Глава 37. Ледат
Я открыл дверь ключом и вошёл в тёмный коридор. Пахло подгоревшим молоком и использованными подгузниками. Из кухни выглянула растрёпанная Руся и спросила:
— Есть будешь?
— Нет, спасибо, — буркнул я и недовольно покосился на футболку, обнажающую одно плечо девушки. — Сколько раз просить не брать мои вещи?
— Она с дыркой, — она задрала подол так, что стали видны кружевные трусики. — Вот, смотри!
— Дырка тоже твоих рук дело? — отвернувшись, я повесил куртку на крючок. — Или Маринка постаралась? Что ещё натворила неугомонная мелочь?
— Ничего особенного, — ответила Руся таким тоном, что я понял — последствия «игры» дочки одногруппницы мне не понравятся, но тут же перевела тему, деловито отчитавшись: — Приходил врач, вот заключение.
— Как он? — я принял смятый лист и внимательно прочитал мнение доктора. Прошёлся по списку рекомендованных препаратов и тяжело вздохнул. Выглядело дорого. — Спал? Ел?
— Да всё в порядке! — заверила меня Руся. — С ним сиделка, а эта тётка сама знает, что делать. Я только впускаю её в квартиру и выпускаю. И слежу, чтобы Маринка не лезла в её чемоданчик.
— Хорошо, — отметив, что подруга ушла от прямого ответа, направился к двери в комнатку дедушки. — Каролина Вениаминовна, добрый день.
— Ледат! — обрадовалась пожилая сиделка.
Её широкое слегка одутловатое лицо осветилось улыбкой, глаза превратились в щёлочки. Мы познакомились, когда я навещал деда в частной клинике. Мне понравилась сердобольная уборщица, которая никогда не отказывала в помощи. Уже после я узнал, что она сорок лет отработала медсестрой, потому и пригласил ухаживать за дедушкой.
Конечно, приходилось платить зарплату, равную той, что она получала в клинике, но зато мне было спокойнее. Руся, которую я приютил с дочкой, честно пыталась помогать мне с дедом, но была слишком нетерпеливой, а её маленькая дочка привнесла в дом хаос. Но я терпел.
Девочка постепенно стала весёлой, и её заливистый смех заставлял улыбаться в ответ, но малышка до сих пор боялась мужчин среднего возраста. Настолько, что могла описаться, лишь взглянув на незнакомца. Это оказалось большой проблемой, потому что за дедом закрепили врача-мужчину.
Я выдохнул с облегчением, когда выяснилось, что его Марина не боится. Встретив бородача в белом халате, она решила, что он доктор Айболит, и реагировала совершенно спокойно. Мой дедушка тоже не вызывал у девочки
