В песне «Как в старинной русской сказке — дай бог памяти!..» (1962) действует Иван-дурак, а в «Истории болезни» лирический герой говорит о себе: «Как на манеже, шут». Похоже описываются и представители власти: «Колдуны, что немного добрее» = «Врач стал чуть-чуть любезней»; «Говорили: “Спать ложись, Иванушка!”» = «“Здесь отдохнешь от суеты / И дождик переждешь!”» /5; 375/.
Еще одна песня 1962 года, имеющая тесные связи с медицинской трилогией, — это «Серебряные струны»: «Влезли ко мне в душу, рвут ее на части» = «Тут не пройдут и пять минут, / Как душу вынут, изомнут, / Всю испоганят, изорвут...»; «Пе-рережъте горло мне…» = «На стол его, под нож!» (позднее мотив перерезанного горла возникнет в «Черных бушлатах» и в стихотворении «Люблю тебя сейчас…»: «Напрасно стараться — я и с перерезанным горлом / Сегодня увижу восход до развязки своей», «Приду и вброд, и вплавь / К тебе, хоть обезглавь»); «…перережьте вены…» = «Зачем из вены взяли кровь? / Отдайте всю до капли!» /5; 398/; «Век свободы не видать из-за злой фортуны!» = «А вдруг обманут и запрут / Навеки в желтый дом?» /5; 389/; «Что же это, братцы! Не видать мне, что ли, / Ни денечков светлых, ни ночей безлунных?» = «Мол, братцы, дайте я прочту» /5; 393/. А поскольку в «Серебряных струнах» у лирического героя «гитару унесли», в «Истории болезни» ему придется «забыть про ремесло» (АР-11-56). Но, несмотря на это, он сопротивляется пыткам и нелицеприятно называет своих врагов: «Упирался я, кричал: “Сволочи! Паскуды!”» /1; 42/ = «Я слабо поднимаю хвост» /5; 80/, «Мне кровь отсасывать не сметь / Сквозь трубочку, гадюки!»!5; 402/.
Все эти связи вполне естественны, так как и «Серебряные струны», и «История болезни» относятся к тюремно-лагерной тематике. Это же касается песни «Гром прогремел, золяция идет» (1967), написанной для фильма «Интервенция»: «Пусть мент идет, идет себе в обход, / Расклад не тот, и нумер не пройдет!» /2; 56/ = «Со мною номер не пройдет, / Товарищи-ребятки!» /5; 79/. А поскольку в обоих случаях герои выступают в образе уголовников или зэков, они одинаково характеризуют представителей власти: «Не тот расклад — начальники грустят» = «Кричу: “Начальник, не тужи, / Ведь ты всегда в зените!”» /5; 381/.
Кроме того, запреты, с которыми лирический герой сталкивается в «Истории болезни», аналогичны тем, что возникали в песне «За меня невеста» (1961), но и эти связи закономерны, так как в последнем случае герой находится в тюрьме, а в первом
— в больнице: «Мне нельзя налево, мне нельзя направо» = «Нельзя вставать, нельзя ходить» (АР-11-56).
В ранней песне герой сетует: «И моя гитара — без струны». Поэтому в поздней он будет вынужден «забыть про ремесло» (АР-11-56).
В 1961 году была написана и песня «Тот, кто раньше с нею был», где оппоненты героя описываются им так же, как врачи в медицинской трилогии. Поэтому и сам герой ведет себя одинаково: «В тот вечер я не пил, не пел» = «Всем, с кем я пил и пел, / Я им остался братом»[1937] [1938]; «Меня так просто не возьмешь» = «Хотя для них я глуп и прост…»; «Держитесь, гады! Держитесь, гады!» = «Мне кровь отсасывать не сметь / Сквозь трубочку, гадюки!» /5; 402/; «Мне кто-то на плечи повис» = «Ко мне заходят со спины <.. > Мне чья-то желтая спина / Ответила бесстрастно»; «За восемь бед — один ответ» = «За небритого семь бритых, говорят, теперь дают» (АР-11-50).
Различие же связано со следующими цитатами: «Врач резал вдоль и поперек»
— «И крик: “На стол его, под нож!”». В первом случае герою делают операцию для спасения его жизни, посколько враги («восемь бед») его основательно избили, а во втором операция делается насильно. Кроме того, в первой песне герой рассказывает: «А я всё помню, я был не пьяный», — в отличие от второй: «Я перепил вчера» /5; 400/.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Но обе они написаны на одну тему. Послушаем, что говорил Высоцкий о «Том, кто раньше с нею был»: «А вот такая совсем блатная песня из спектакля “Микрорайон”. Это нам в наследство от старого Театра драмы и комедии досталось. Это тема одного человека, парня, который вернулся из заключения и продолжает заниматься нехорошими делами»281. Сравним с его же комментариями перед исполнением песни «Ошибка вышла» у Георгия Вайнера (Москва, 21.10.1978): «Может быть, чего-нибудь из блатных?»; и после ее исполнения: «Это есть история такая человека, который [нрзб.]. Там еще дело в том, что он кричит, что “у вас, ребята, так не пройдет со мной… со мною номер не пройдет, товарищи-ребятки. / И протокол допроса нам обязаны давать”, - он говорит. Он знает это дело. И вот он перепутал, и сразу обстановка ему напомнила». В обоих случаях автор как бы дистанцируется от своих персонажей, но лишь для того, чтобы скрыть свою близость к ним (поэтому неслучаен вариант названия «Того, кто раньше с нею был» — «Почти из биографии»[1939]; а о песне «Ошибка вышла» Высоцкий написал Шемякину в декабре 1979 года: «И самая серьезная моя песня “Я был и слаб, и уязвим”! Миша! Это ты мне дал эту идею» /6; 433/).
Прообразом врачей является также оппонент героя в песне «Счетчик щелкает» (1964): «В конце пути придется рассчитаться!» = «Эй, за пристрастный ваш допрос / Придется отвечать.»; «Да ты смеешься, друг, да ты смеешься» = «Эй, друг, покажь, чего строчишь…» /5; 384/; «А ну. ни слова, гад, гляди, ни слова!» = «Мне кровь отсасывать не сметь / Сквозь трубочку, гадюки» /5; 402/, «А ну. покажь, чего строчишь / В секретном протоколе!» /5; 381/. И сам герой предстает в одинаковом облике: «К слезам я глух и к просьбам глух — / В охоту драка мне, ох, как в охоту!» = «Я терт и бит, и нравом крут».
Если же говорить о маске зэка, то она возникнет и в песне «Летела жизнь» (1978): «А самый главный сел за стол» = «А самый главный вылетел в трубу»; «Когда давили под ребро…» = «Я хорошо усвоил чувство локтя, / Который мне совали под ребро»; «Мол, я недавно из тюрьмы» (АР-11-40) = «Мы мерзлоту в Анадыре долбили» (АР-3-186); «Я терт и бит, и нравом крут» = «Нас закаляли в климате морозном <.. > Нам там ломы ломали на горбу»; «И горлом кровь, и не уймешь, — / Залью хоть всю Россию» = «Костер, зажженный от последней спички, / Я кровью заливал своей, и мне хотелось выть, — / И кровь шла, как из бочки без затычки, / Я не умел ее остановить…» /5; 492/ («горлом кровь» = «кровь шла»; «залью» = «заливал»; «не уймешь» = «Я не умел ее остановить»). Причем если в последнем случае герою «хотелось выть» (как в лагерной песне «Бодайбо»: «Эх бы, взвыть сейчас! Жалко, нету слез»), то в песне «Ошибка вышла» он и в самом деле «воет»: «И я под шизика кошу / И вою, что есть сил: / “Я это вам не подпишу, / Я так не говорил!”» /5; 380/.
Этой же теме посвящено стихотворение «Вот я вошел и дверь прикрыл…» (1970), где действие происходит в лагере, а в «Истории болезни» — в психбольнице.
В обоих случаях лирический герой обращается к начальнику, но при этом высказывает ему свое сочувствие: «Начальник — как уключина <.. > Внушаю бедолаге я / Настойчиво, с трудом…» /2; 284/ = «Кричу: “Начальник, не тужи…”» /5; 381/, «Трудился он над животом, / Взмок, бедолага, а потом…»/5; 394/.
Аналогичная характеристика противника и, в частности, представителей власти встречается в песнях «Не покупают никакой еды…» (1970): «И я холеру даже пожалел: / Ведь ей, бедняге, некуда деваться!» /2; 544/; «Про джинна»: «Жалко духа, вот беда, где, он, бедный, мается?» (АР-9-106); «О поэтах и кликушах»: «Жалею вас [Ах, бедные] приверженцы фатальных дат и цифр» (АР-4-190); «Сентиментальный боксер»: «Жалко мне противника — очень я корректен» (АР-17-182); «Про любовь в Средние века»: «Но, бедный сир, вы плохо знаете меня» (АР-3-48); в стихотворении «В одной державе с населеньем…»: «А царь старался, бедолага, / Добыть ей пьяницу в мужья: / Он пьянство почитал за благо, — / Нежней отцов не знаю я», — а также в песне А. Галича «Так жили поэты» (1971): «И унылый сморчок-бедолага, / Медяками в карма-не звеня, / Карусельщик — майор из ГУЛАГа — / Знай, гоняет по кругу коня!». Да и в стихотворении Высоцкого «Палач» (1977) лирический герой жалеет своего палача: «И я избавился от острой неприязни, / И посочувствовал дурной его судьбе».
