— Марийка, любимая, как ты?
Из глаз глядит не забота. Холод. И давление. Но она не чувствует. Словно перед ней ещё один щит…
— Сопротивляешься? — шипит Вейлор. — Значит, будет больнее, сама напросилась, тварюшка!
Руки на её плечах сжимаются, сдавливая уже не до синяков, а ей кажется, что и до крови — по ощущениям у Вейлора острые когти. Кажется, он собирается взять её за горло… Наверняка. И она понятия не имеет как так получилось, что её рука перерезала ему горло. Горячая кровь брызнула ей в лицо, но она и не подумала стереть. Впрочем, и облизывать не стала. Какая-то часть её хотела упасть в обморок, но, честно говоря, испугалась, что тот, кто руководит сейчас её телом, заберёт контроль окончательно. Уж лучше видеть, что происходит. Хотя бы видеть.
События дальше несутся ещё быстрее. Она отталкивает труп, чтобы не приведи Свет, не завалился на неё, и оборачивается. Почти прямо за ней — всего в паре десятков шагов — стоит замок, которого ещё мгновение назад там точно не было.
Будь она в себе, наверное, не пошла бы так уверенно и вот так вот сразу внутрь. Но тот, кто убил Вейлора её рукой, не сомневается. И она входит в услужливо распахнувшиеся двери…
Она идёт по коридорам, и к ней возвращается память. Настоящая. Она приходит на место, стирая кажущиеся теперь плоскими картинки из жизни Марийки. Она — королева. Арея. И… приехала сюда, чтобы убить тёмного мага, который, видимо, и ведёт её сейчас.
Ильташа жаль. Вот практически до слёз, которым она не даёт пролиться, и они от этого жгут глаза, а в груди появляется ком. Что он узнал? Что понял, раз хотел её убить? Или просто сошёл с ума? И Вейлери жаль. Наивный, самодовольный мальчик, павший пешкой в чужой игре. Да и сама она на чужом шахматном поле отнюдь не ферзь, хоть в жизни и королева…
Вот, наконец, и тот зал, что она видела во сне. Воспоминания Марийки подстёрлись, и она не может вспомнить, о чём говорили. Они ведь говорили? Или она просто посмотрела на него и ушла? Как бы там ни было, картинка застывшего мага знакома ей до боли. И с памятью становится ещё больнее. Ильташ говорил, что этот год тёмный маг провёл в аду. И сам маг, кажется, говорил то же самое… А ешё Ильташ говорил, что ошибся, вот только не сказал в чём. В том, что не убил? Или в том, что вообще решил тронуть тёмного мага?..
Мысли текут фоном, а тело действует само по себе.
Она подходит к магу, и клубящаяся вокруг Тьма пропускает. Он открывает глаза, она отводит взгляд. Боится.
Она берёт с его пояса кинжал. Протыкает себе палец и чертит на груди мага какую-то руну. Замирает в конце.
— Направо — свобода, налево — смерть, — тихо говорит Виир, и слышать его голос не во сне, а по-настоящему — горько и сладко. — У тебя есть шанс от меня избавиться, Арея. Всего-то надо заставить свою руку сделать маленькое движение в сторону.
Она молчит. И не двигается, хотя — что уж там — тянет проверить, отпустил ли он её, сможет ли. Но как знать, что у тёмного на уме. Правду ли он сказал? Или играет? И чья смерть и свобода на кону, её, его, или вообще чья-то ещё?
— Не боишься? — спрашивает Виир.
— Боюсь.
Убивать его она не будет. По крайней мере, сейчас. Слишком много вопросов, на которые, кажется, только тёмный маг и может ответить. Но боится, да. И ещё раз да — неведомого чужого, который настойчиво вселяется в её мужей, настоящих и будущих, она боится куда больше. Что же касается мести… Что ж. За свои поступки и решения надо отвечать. Она ответит.
— Я собираюсь дать тебе свободу, маг.
— Нашла, где я тебе ещё пригожусь? — кривится Виир.
— О да, — отзывается Арея. Весело и с энтузиазмом. А в груди — больно-больно.
И ведёт руку направо.
У них же с магом всё по-честному…
А дальше — провал в воспоминаниях. Одна сплошная темнота… или правильнее всё-таки Тьма? И лишь его голос, в котором то ли мерещатся, то ли и правда пробиваются нотки горечи: “Ты отняла у меня год, королева. Я отплачу тебе тем же”.
Глава 17
ГЛАВА 17
В тёмной-тёмной зоне, на чёрной-чёрной кровати лежала королева в чёрном-чёрном платье и чертовски-тёмной ярости.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
А всё потому, что выхода из комнаты не было. Две двери — одна к бассейну, другая — к удобствам. И всё. Окно не открывается, а если бы и да, Арея ещё не дошла до того, чтобы из него выбрасываться…
— Виир! — в сотый раз шипит королева. И всё тщетно. Не приходит, не отзывается. Не проявляется вообще никак…
А время идёт…
“Ты отняла у меня год, королева. Я отплачу тебе тем же!” — признаться честно, сначала это звучало не так уж убедительно. Привыкла она, что тёмный маг отчего-то её бережёт. Требует плату, но не берёт. Приходит и спасает вопреки тому, что она отреклась… Когда она стала принимать это как само собой разумеющееся? Когда возжелала большего? Кажется, сразу… Была неблагодарна, беспечна и самоуверена. И вот — расплата.
Теперь Арея прониклась. Год… Год! Нет, надо отдать магу должное — условия содержания были хорошие. Может, не королевские, но что-то около того. Но время, время! Самое драгоценное и невосполнимое, что только есть у человека…
И её время идёт так же неумолимо, как и для всех остальных… За год, да что там, за полгода уже, она точно будет признана погибшей, на престол взойдёт другой монарх, и она останется без всего. К отцу вернуться — немыслимо. К Роберту в содержанки?.. Да лучше утопиться. Гувернанткой? Служанкой? Женой какого-то мещанина? После того, как стояла во главе королевства…
Покажись Виир, она бы, наверное, опустилась до вульгарного скандала, но маг словно и в самом деле решил оставить её в одиночестве на целый год, даже во снах — ничего. Вот и остаётся только исходить от бессильной злости… или попробовать выманить мага. Видимо, самоуверенность она не растеряла как и беспечность — отчего-то кажется, что маг не приходит не потому, что и в самом деле о ней забыл. А значит, стоит попробовать вывести его из себя.
Пусть бесится в открытую. Выскажет то, что ещё не сказал в наведённых снах. И, может, тогда получится с ним договориться.
Если не получится разозлить, есть ещё запасной вариант — попробовать надавить на жалость, но от того, что придётся быть жалкой — а жалеют именно того, кто жалок, не стоит себя обманывать — от одной этой мысли ей становится примерно также дурно, как от того, чтобы стать содержанкой Роберта…
И тем не менее, именно “Дорогой Роберт” выводит Арея на чистом листе бумаги. Прикрывает рукой торопливо выведенные буквы, словно верит, что это может помочь скрыть от Тьмы написанное. Как будто бы ей важно это скрыть, а не наоборот — продемонстрировать.
“Теперь я могу полагаться только на Вас”… Против воли в памяти всплывает лицо жены Роберта, убийцы. Он развёлся, но по донесениям общение с ней не прекратил. Приезжает не менее одного раза в месяц в монастырь…
Арея чуть поразмыслила, и чтобы уж наверняка разозлить тёмного мага, дописала: “… и как обычно, очень по Вам скучаю!”. Дальше дело пошло легче: “Я ужасно страдаю в плену у этого чудовища” — перегибать палку, так перегибать. “Я претерпеваю настоящие пытки, он методично отнимает у меня самое дорогое…”. Тут она на несколько секунд прервалась, вздохнула. Всё чистая правда, хотя если кто прочтёт, он поймёт превратно. Но такая уж непутёвая королева у Риммии, что женская честь не самоё ценное для неё. “Не знаю, смогу ли я передать это послание, возможно, он в память о нашей былой дружбе позволит отослать мне мои последние указы…”. Не будь Арея так зла, может, и прослезилась бы даже. А так она лишь скрипнула зубами и вывела: “Любящая Вас, Ваша Аре…” — дописать не успела. Бумага рассыпалась пеплом. Королева испуганно вскрикнула, на самом деле предвкушая появление Виира — сердце предательски зачастило и, увы, совсем не от страха…
Но он не появился. Ни через минуту, ни через десять, ни вечером, ни даже на следующий день…
Тогда Арея отказалась от ужина. В сердцах смахнула на пол всё то, что появилось на столе. На следующий день бить посуду и портить еду не стала, но и не притронулась ни к чему. И ещё через день…
