Полковник Рауль Бартарьега смолк, о чем-то размышляя, и внезапно произнес:
– Гарсиа, вам понятно, что обвинения в адрес двоюродной сестры великого князя будут иметь далеко идущие последствия? Бертран является союзником администрации президента США, в Бертране имеется американская военная база и резидентура ЦРУ, а у нас с Вашингтоном, как вы знаете, особые отношения. Поэтому приказываю вам никого более не посвящать в ваши подозрения и публично их не высказывать. Я приму надлежащие меры, и виновные понесут наказание, можете быть в этом уверены!
– Господин министр, меня заботит судьба Софьи, – сказал комиссар Гарсиа. – Пребывание в тюрьме не идет ей на пользу, поэтому прошу сделать так, чтобы ее освободили в ближайшее время.
– Да-да, девушку освободят, – заявил полковник Рауль Бартарьега. – Однако не торопитесь, Гарсиа, не требуйте от меня, чтобы это случилось непременно сегодня! Если она выйдет на свободу завтра или послезавтра, мир не рухнет. Мне потребуется время, чтобы все уладить.
Министр напряженно размышлял. Комиссар Гарсиа произнес:
– Ваше высокопревосходительство, я понимаю, что арест мадам фон Лаутербах, Карла Новака и задержание княгини Луизы-Авроры Гримбург вызовут дипломатический скандал, но другого выхода нет. Софья невиновна, и я представил вам доказательства этого.
– Не спешите, – поморщился министр. – Гарсиа, вы мне обещали, что в течение сорока восьми часов будете держать язык за зубами. Я должен переговорить с президентом. Виновные понесут наказание, не сомневайтесь, а ваша Софья, или как там ее, выйдет на свободу. А теперь ступайте, я вскоре свяжусь с вами. Вам и будет поручено задержание подозреваемых.
Комиссар, который в душе был рад, что его дерзкая попытка увенчалась успехом, вышел из кабинета министра. На столе полковника вновь затренькал телефон. Взяв трубку, он сказал секретарю:
– Меня ни для кого нет! Ну и что из того, что звонят из президентского дворца? Скажите им, что не можете меня найти.
Полковник вышел из-за стола, сделал несколько кругов по кабинету и остановился напротив портрета президента. Недавно этот человек, его близкий друг, был полковником, и вот – стал главой государства и превратился в маршала. Он сделал своего приятеля и сослуживца Рауля Бартарьегу министром, но...
Но полковник мечтал о большем. Президент был слабоволен, глуп и жаден. Коста-Бьянке требуются радикальные изменения, а идти на них президент не готов. Будь он, Бартарьега, на его месте, то, не задумываясь, подавил бы очаги сопротивления, расстрелял бы мятежников и призвал к порядку распоясавшихся олигархов. Президент обострил отношения с Америкой, прервал поставки нефти, велел арестовать семерых агентов ЦРУ, прикрыл военно-морскую базу, запретил американским авианосцам заходить в порты Коста-Бьянки, грозил выслать американского посла и даже объявил себя – о ужас! – поклонником Фиделя Кастро. Будь полковник Бартарьега президентом, он не стал бы провоцировать Вашингтон. Всем хорошо известно, что американцы сейчас активно работают над демонтажем режима нынешнего президента, и весь вопрос в том, кто унаследует его кресло... И неуемный комиссар с его опасной теорией о причастности кузины великого князя к ограблению совсем не ко времени. В Белом доме такая новость вызовет недовольство, и человек, который будет способствовать развитию скандала, лишится шансов сделать карьеру после смены режима и президента.
Рауль Бартарьега понял, что должен делать. Министр сорвал трубку телефона и скомандовал секретарю:
– Соедини меня немедленно с бертранским посольством, скажи, что я желаю побеседовать с княгиней Луизой-Авророй.
* * *
Войдя в апартаменты Луизы-Авроры, полковник Бартарьега сразу понял, что его визита боятся. Княгиня, фальшиво улыбаясь, немедленно завела речь о погоде, Карл Новак, сидевший в кресле, наоборот, молчал. Эстелла фон Лаутербах, сплетая и расплетая пальцы в замок, стояла около бара.
– Княгиня, давайте перейдем непосредственно к делу, – прервал светскую фразу Луизы-Авроры министр, заметив, что Новак и Эстелла переглянулись. Полковник неожиданно заявил: – Мне все известно, дамы и господа!
– Что именно? – мрачно спросил Карл Новак.
Бартарьега улыбнулся и ответил:
– То, как были похищены драгоценности Гримбургов.
– Нашли чем удивить, сеньор министр! – выпалила Луиза-Аврора. – Об этом всем известно: негодная Софья Ноготкофф-Оболенская, связавшись с мафией...
– О, но ведь та версия, которая презентована общественности, не соответствует реальному положению вещей, ведь так, княгиня? – прервал ее министр.
– С чего вы взяли? – прошептала Луиза-Аврора, и в ее глазах сверкнул страх. – Я доверяю полиции республики Коста-Бьянка и не сомневаюсь в том, что она задержала подлинного виновного!
– Ах, княгиня, – расхохотался министр внутренних дел, – ваша вера меня умиляет! Даже я знаю, что зачастую невиновные оказываются за решеткой, а истинные преступники избегают наказания.
Эстелла фон Лаутербах заволновалась:
– Но какое отношение все это имеет к... к ограблению историко-искусствоведческого музея, сеньор министр? Мы все были уверены, что вы навестили нас, дабы сообщить, что дело закрыто!
– Мадам, – ответил Рауль Бартарьега, – дело будет закрыто, когда суд вынесет приговор, а преступники отправятся в тюрьму или в камеру смертников – не раньше. Но до этого еще очень далеко!
– Ваши слова пугают меня! – капризно заметила Луиза-Аврора. – И вообще, почему мы ведем разговор на такую жуткую тему? Министр, я уверена, что мой кузен, великий князь, наградит вас за быстрое и успешное раскрытие «ограбления века» высшим орденом Бертрана. Я сама буду просить его об этом!
Рауль Бартарьега, обведя взглядом троицу, холодно заметил:
– У вас достаточно хорошо получается изображать полное спокойствие, однако я вижу: вы хотите знать, что же мне известно. Я ведь в телефонном разговоре с вами, княгиня, сообщил, что вскрылись новые факты по похищению ваших фамильных драгоценностей, которые свидетельствуют о том, что преступление было замышлено и осуществлено вовсе не Софьей Ноготкофф-Оболенской, а кем-то другим...
Эстелла фон Лаутербах, державшая в руках бокал, тихо вскрикнула и выпустила его – бокал, упав на пол, разбился. Директриса оторопело уставилась на него.
– Мадам, у вас сдают нервы? – любезно осведомился полковник. – Это дурной знак! Но ведь вам бояться нечего! Или... или на вашей совести имеется пара грехов?
– Сеньор министр, – поднимаясь из кресла, произнес с угрозой в голосе Карл Новак, – если вы думаете, что ваше высокое положение разрешает вам врываться в посольство суверенного государства, запугивать кузину великого князя и мадам фон Лаутербах, намекая на факты, которых в природе не существует, то вынужден просить вас покинуть наше общество!
– А вы уверены, что не хотите выслушать мою версию? – спокойно парировал Рауль Бартарьега.
Троица молчала.
– В таком случае, дамы и господа, я удаляюсь. Желаю вам хорошо провести вечер.
Министр направился к двери, но уже на пороге, как будто что-то забыв, обернулся и добавил:
– Ах, забыл вам сообщить, что по возвращении в министерство я отдам приказ о вашем аресте. Вы, сеньор Новак, вы, мадам фон Лаутербах, и даже вы, ваша светлость, будете препровождены в тюрьму, где я лично примусь за ваш допрос. И можете мне поверить – вы сознаетесь! Сознаетесь в том преступлении, которое совершили и вину за которое решили свалить на ни в чем не повинную девушку. Всего наилучшего!
Полковник шагнул в коридор, и тут услышал истошный вопль Луизы-Авроры:
– Ваше высокопревосходительство, сеньор министр, подождите! Ну куда же вы уходите!
– Мадам, вы хотите мне что-то сказать? – спросил Бартарьега. – Возможно, сделать чистосердечное признание?
Луиза-Аврора подбежала к нему и вцепилась в локоть министра. Она буквально затащила его обратно к себе в апартаменты, закрыла дверь и не терпящим возражения тоном сказала:
– Полковник, вы не можете покинуть нас таким образом! Скажите, когда вы вели речь об аресте... о нашем аресте... это была неудачная шутка, не правда ли? Вы же понимаете, что подобные действия вызовут дипломатическую бурю!
– Княгиня, никто не может убедить меня в том, что люди, совершившие столь гнусное преступление, как похищение драгоценностей вашего семейства, заслуживают снисхождения, – отчеканил министр. – Или вы думаете иначе?
К нему подошла Эстелла фон Лаутербах. Директриса бертранского музея протянула министру бокал и сказала:
– Вы же любите виски, сеньор? Мы с вниманием выслушаем вашу версию. Но меня удивляет то, с какой легкостью вы обвинили нас в ужасных вещах!
– Мадам, разрешите поинтересоваться, что вы добавили в виски? – спросил Рауль Бартарьега, беря в руки бокал. – Цианистый калий или убойную дозу снотворного?
