Он смерил взглядом Луизу-Аврору (заломившую руки), Карла Новака (нахмурившего брови) и Эстеллу (в оцепенении смотревшую на кейс с драгоценностями).
– Вы предлагаете мне несколько безделушек в обмен на мои принципы, – продолжил министр, – и думаете, что я пойду на такое? Вы ошибаетесь! – Бартарьега гневно сверкнул глазами и добавил: – Вы ошибаетесь, если полагаете, что я удовлетворюсь этими камешками. Моя доля составляет пятьдесят процентов!
– Но это же подлинный грабеж! – заголосила Луиза-Аврора.
Министр галантно улыбнулся и подтвердил:
– Ваша светлость, вы правы – это грабеж. Вы украли драгоценности, а я краду их еще раз – у вас.
– Двадцать пять, – проронил Карл Новак.
Министр развернулся и двинулся к двери.
– Тридцать! Хорошо – тридцать пять! – Голос Новака дрогнул. – Вы должны войти в наше положение, мы не можем отдать вам половину! Тридцать пять – мое последнее слово!
– Сорок, – заявил, поворачиваясь, полковник. – У меня имеется список всех похищенных драгоценностей, так что несложно будет решить, какие из них получу я, а что останется вам.
Эстелла фон Лаутербах с облегчением вздохнула.
– Вы получите свои сорок процентов, сеньор министр!
Полковник, подойдя к столику, захлопнул кейс и произнес:
– Я забираю его в качестве аванса, в мою долю эти побрякушки не входят. И советую вам забыть о дилетантских попытках лишить меня жизни, а также о надежде обмануть при дележе.
– А как же быть с Софьей? – проронила Луиза-Аврора.
– О ней не беспокойтесь, – ответил министр Бартарьега, – девчонка предстанет перед судом и получит максимум. Меня больше беспокоит комиссар Умберто Гарсиа. Однако и эту проблему можно разрешить. Новак, зайдите завтра ко мне, мы все обсудим. Желаю вам доброго вечера, сеньоры!
* * *
Комиссар Умберто Гарсиа, услышав телефонный звонок, поднял трубку. Он находился в крошечном кабинете трехкомнатной квартиры, где проживал с женой и двенадцатилетней дочерью.
– Гарсиа, я все уладил, – услышал полицейский голос министра Бартарьеги. – Вы оказались правы – Софья Ноготкофф-Оболенская к ограблению непричастна, его затеяли именно те, чьи имена вы мне сообщили.
Комиссар в воодушевлении спросил:
– Ваше высокопревосходительство, значит, они будут арестованы?
– Ну конечно, – ответил министр. – Сегодня ночью. Я уже подписал соответствующие документы. А Софью завтра выпустят. Кстати, Гарсиа, вы говорили с кем-либо по поводу своих подозрений?
– Как вы и просили, я держал язык за зубами, – ответил комиссар. – Однако теперь это не так уж важно.
– Вы правы, Гарсиа, теперь это уже не так уж важно, – ответил министр. – Вы великолепно справились с поставленной задачей. Собственно, если бы не вы, Гарсиа, то преступление никогда бы не было раскрыто. Мне требуются такие люди, как вы. Предлагаю вам перейти ко мне в министерство.
Комиссар, который и мечтать не мог ни о чем подобном, ответил:
– Сеньор министр, для меня ваше предложение огромная честь, но я не создан для работы в тиши кабинета. Могу ли я просить вас оставить меня на работе в криминальной полиции?
– Как знаете, Гарсиа, – вздохнул министр. – Я так и знал, что вы откажетесь. Вы же один из самых честных, принципиальных и надежных работников. Наша республика должна гордиться вами! Вас наградят, можете не сомневаться. Ну что же, приятно было поработать с вами, Гарсиа! Ах, и вот еще что... – Министр на секунду запнулся и продолжил: – К вам зайдет один из моих секретарей вместе с фотографом. Я хочу, чтобы о вас в завтрашних газетах появились хвалебные статьи. Кстати, у вас имеются какие-либо документы по делу об ограблении музея, в особенности те, что ставят под сомнение вину Софьи? Ах, они находятся в сейфе в управлении... Ну что ж...
Комиссар Гарсиа, попрощавшись с министром, несколько секунд смотрел в окно, размышляя. Он не будет говорить жене о том, что отказался от перевода в министерство, она не сможет понять, почему супруг решил остаться на работе в криминальной полиции. Она столько раз твердила ему, что ему нужно думать о дочери (старший сын, слава Богородице, неплохо устроился в качестве журналиста в одной из массовых газет). Конечно, в министерстве зарплата в несколько раз больше, чем на должности комиссара, но жене не понять, что его призвание – вести расследование, а не копошиться в бумагах и интриговать.
Супруга позвала Гарсиа к столу – ужин был готов. Звонок в дверь раздался, когда комиссар поглощал чечевичный суп с сардельками. Жена открыла дверь, Гарсиа прошел в коридор и увидел двух мужчин, одетых в черные костюмы.
– Комиссар Умберто Гарсиа? – спросил один из них. Получив положительный ответ, он сказал: – Нас прислал к вам министр Бартарьега. Если не возражаете, мы сделаем ваши снимки вместе с семьей.
– Умберто, ты опять отличился! – заохала жена. – Почему же ты ничего мне не сказал? Сеньоры, прошу к столу, мы как раз ужинаем! Прошу вас подождать пять минут – мне нужно переодеться, не могу же я фотографироваться для газет в старом балахоне!
– Сеньора, не стоит беспокоиться, – ответил один из вошедших.
Гарсиа пригласил гостей в столовую. Увидев дочку четы Гарсиа, мужчины переглянулись.
– Ах, ну как же так, – причитала сеньора, – я ведь даже без макияжа! Умберто, как же ты мог, если бы я знала, что...
Раздался приглушенный хлопок. Супруга комиссара, пошатнувшись, стала оседать на пол. Комиссар в удивлении посмотрел на жену и, переведя взгляд на гостей, увидел в их руках пистолеты. Он попытался заслонить дочку, но не успел – пули пронзили и его, и девочку. Наемные убийцы, склонившись над телами жертв, сделали по контрольному выстрелу в голову. Затем один из киллеров открыл на кухне газовую горелку и зажег керосиновую лампу.
Приказание министра Бартарьеги было выполнено – комиссар Умберто Гарсиа замолчал навсегда.
* * *
Софья схватила трубку и закричала:
– Ада, это ты? Мне сказали, что ты хочешь поговорить со мной!
Сквозь помехи до нее донесся далекий голос сестры:
– Софья, я должна сообщить тебе ужасную новость: бабушка скончалась вчера вечером!
Девушка схватилась рукой за решетку, чтобы не упасть. Бабушка, ее любимая бабушка умерла!
– Но ведь она шла на поправку? – в изумлении воскликнула Софья.
– Новость о совершенном тобой преступлении убила ее! – ответила сестрица. – Это ты лишила ее жизни! Ты, и никто другой! Как же я тебя ненавижу!
Софья, пытаясь перебороть внезапно подкатившую к горлу тошноту, сказала:
– Но, Ада, я же говорила тебе, что невиновна. Ты сказала об этом бабушке?
– Какая же ты лицемерка! – завизжала Ада. – Всем известно, что ты виновна, сестрица! А ты не можешь набраться мужества и признаться! К твоему сведению, бабушка отписала мне все состояние – она не хотела иметь ничего общего с тобой, гадкой преступницей и убийцей! Ты убила старушку, запомни это, Софья! Желаю тебе сдохнуть в тюрьме!
– Ада, Ада! – воскликнула, едва сдерживая рыдания, Софья, но в трубке уже раздавались короткие гудки.
Софья, зажав в руке трубку, прислонилась к стене. Колени у нее подогнулись, девушка сползла на пол.
Охранник грубо прикрикнул:
– Ну, поднимайся, чего расселась! Разговор завершен, значит, отправляйся в камеру!
Софья рассеянно посмотрела на охранника. Его слова доносились до нее как сквозь туман, в ушах стояла одна и та же фраза: «Ты убила ее... ты убила ее... ты убила ее...» Что ж, Ада права: она стала причиной смерти бабушки. Охранник, пнув арестованную ногой, взревел:
– Если немедленно не встанешь, то отправишься в карцер за неповиновение! Ну, что я сказал! Шевелись, тварь!
Подоспел другой охранник, и двое мужчин, схватив Софью, потащили ее по коридору. Они швырнули ее в крошечную комнатку без окон. Лязгнула дверь, Софья очутилась в кромешной темноте. У нее не было сил сопротивляться. Усевшись на грязный бетонный пол, поджав ноги и закрыв лицо руками, она зарыдала.
Она не знала, как долго продолжалось заточение в карцере – скоро ей захотелось пить, а потом и есть, но никто не отзывался на ее крики и стук в обитую железными листами дверь. Софье показалось, что она слышит голос бабушки – Елизавета Георгиевна была рядом! Разум твердил ей, что это невозможно, но девушка уже не знала, что происходит наяву, а что – всего лишь фокусы воспаленного воображения.
Яркий свет хлынул Софье в лицо, застонав, она пыталась забиться в угол. Неужели она умерла и попала в иной мир? Софья ощутила грубые руки и крики:
– Поднимайся! Поднимайся, тебе сказано! Или ты хочешь провести в карцере еще два или три дня?
Осознав, что заточение окончено, Софья попыталась встать на ноги, но у нее ничего не получилось. Она выползла из комнатки в коридор. Охранники, наблюдавшие за ней, насмехались:
– Вы только посмотрите на эту шваль! Эй, тебя ждет твой адвокат! Скажи спасибо, что вообще осталась жива!
Софья не понимала, о чем говорил сеньор Миндос. А тот фонтанировал словами, постоянно подсовывая ей одну и ту же бумагу. Девушка пыталась объяснить ему, что бабушка умерла, но он не хотел ее слушать.
