– Ваша честь, несмотря на то что обвиняемая под давлением улик созналась в совершении этих ужасных поступков, прокуратура считает целесообразным требовать для Софьи Ноготкофф-Оболенской пожизненного заключения. Это объясняется тем, что ее сообщники до сих пор не задержаны, а похищенные драгоценности все еще не найдены – вероятнее всего, подсудимая питает надежду, выйдя на свободу через некоторое количество лет, получить свою долю. Чтобы предотвратить это, а также в назидание всем прочим иностранцам, прибывающим в нашу страну с намерением совершить преступление, прошу удовлетворить данное требование!
Софья не могла поверить тому, что услышала. Адвокат Хуан Миндос вел речь о двадцати пяти годах, но прокурор настаивает на пожизненном заключении! Пожизненное заключение – за что? Только за то, что она оказалась жертвой чужой интриги?
– Подсудимая, – произнес наконец судья, – предоставляю вам возможность сообщить суду то, что считаете нужным.
Набрав в легкие воздуха, Софья воскликнула:
– Ваша честь, прошу занести в стенограмму – я требую изъятия моего так называемого признания! Оно не имеет юридической силы...
– Подсудимая, не вам решать, что имеет юридическую силу, а что – нет, – оборвал ее судья. – Если это все, что вы хотите изложить?
– Нет! – воскликнула Софья. – Как вам известно, ваша честь, я сама представляю собственные интересы. Поэтому прошу дать мне возможность провести допрос свидетелей обвинения, в частности, мадам Эстеллы фон Лаутербах, месье Карла Новака, а также человека, известного мне под именем Себастьян Хоуп. Они, я уверена, знают о похищении драгоценностей и убийстве охранников и директора музея, сеньора Луардеса, гораздо больше, чем утверждают!
Судья с силой шмякнул деревянным молоточком и заявил:
– Ваше ходатайство, подсудимая, отклоняется. Чтобы вызвать в суд свидетелей, вам требовалось подать заявку до начала заседания. Что же касается вашего признания, то согласно закону – а все мы, собравшиеся здесь, за вашим исключением, подсудимая, являемся законопослушными гражданами, – вы не обладаете правом отказаться от собственноручно подписанного признания. Таким образом, рассмотрение дела завершено.
– Я невиновна! – выкрикнула Софья. – Запишите это! Я настаиваю на своей совершенной невиновности! Ваша честь, прошу, поверьте мне...
– Если бы я верил заверениям всех тех убийц, грабителей, насильников и шлюх, которые прошли через мои руки, то каждый раз выносил бы оправдательный приговор, – ядовито заметил судья. – Никто из подобных вам, подсудимая, не желает признавать свою вину, все настаивают на своей невиновности! Суд удаляется на совещание!
Софья увидела, как судья скрылся в смежной комнате. Да, да, все происходящее здесь не более чем жалкий фарс! Решение о ее осуждении давно принято!
– Сеньора, вы вели себя крайне неразумно! – услышала она голос Хуана Миндоса. – Если бы вы покаялись, воззвали к милосердию, заявили бы, что попали в лапы к грабителям, использовавшим вас, случайно, суд непременно учел бы это как смягчающие обстоятельства. Но вы глупо и безрассудно настаиваете на своей невиновности! Да поймите же, ваши слова никого не интересуют! Вы – виновны!
«Я – виновна, виновна, виновна...» – отдавалось у Софьи в висках. Внезапно ее охватила полнейшая апатия, она почувствовала полный упадок сил. Никто не придет к ней на помощь! Единственный человек, которого она любила – бабушка – умерла. И она, Софья, способствовала ее смерти, так что понятно, почему Ада не желает больше знаться с сестрой и не появилась на процессе.
Не прошло и пятнадцати минут, как послышалась сакраментальная фраза:
– Суд идет, всем встать!
Софья снова нехотя подчинилась нелепому требованию – здешний суд совершенно недостоин проявления к нему уважения и вежливости. Судья, усевшись в кресло, прочистил горло, отхлебнул из стакана, поставленного перед ним помощником, глоток воды и заявил:
– С учетом признания, сделанного обвиняемой...
– Чушь! – внятно произнесла Софья.
– Молчать! – ударил молоточком судья.– Итак, с учетом признания, сделанного обвиняемой, и под давлением многочисленных улик, предоставленных следствием, Софья Ноготкофф-Оболенская признается виновной во всех тех преступлениях, что инкриминируются ей прокуратурой, а именно...
– Ваша честь! – раздался громкий мужской голос.
Судья удивленно прервал чтение приговора и посмотрел куда-то в зал. Софья повернула голову и увидела в проходе между пустыми лавками (на заседание не были допущены ни журналисты, ни зеваки) молодого черноволосого человека в синих джинсах и легком пиджаке.
– Ваша честь, – продолжил он, – прошу выслушать меня!
К нему подбежали охранники с явным намерением вывести из зала, но судья милостиво спросил:
– Кто вы такой и что здесь делаете?
– Мое имя – Максимилиан Гарсиа, – ответил молодой человек. – Мой отец, комиссар криминальной полиции Умберто Гарсиа, до своей гибели вел дело об ограблении историко-искусствоведческого музея.
– Ах, ну да, – протянул судья. – И что из того, сеньор Гарсиа? Ваш отец, насколько мне известно, погиб в результате несчастного случая. Мои соболезнования по этому поводу...
– Мой отец был убит! – заявил сын комиссара. – Его, мою матушку и младшую сестренку вначале хладнокровно застрелили, а затем инсценировали смерть якобы от взрыва газа. Кстати, при обрушении дома погибли еще четыре человека, в том числе грудной младенец.
Прокурор нетерпеливо заметил:
– Ваша честь, сеньор Гарсиа, который, собственно, не имеет права находиться в зале суда, потчует нас вымышленными историями, совершенно для нас неважными!
– За несколько часов до смерти я разговаривал с отцом по телефону, – сказал Максимилиан Гарсиа, – и он, не вдаваясь в детали, заявил, что дело о похищении драгоценностей раскрыто, и преступники в самом скором времени будут арестованы...
– Так и произошло! – вставил прокурор. – Преступница находится здесь, в зале суда!
– О нет, – заявил молодой Гарсиа, – когда отец вел речь о преступниках, то имел в виду не Софью Ноготкофф-Оболенскую. Он сообщил мне, что уверен в ее невиновности, и сказал, что пока не может сообщить имен тех людей, которые причастны к ограблению, однако он был уверен, что их арест последует в ближайшие часы. Но этого не произошло – после убийства всех моих близких Софью не выпустили из тюрьмы, а новые аресты так и не имели места! Мои родственники были убиты с единственной целью – предотвратить арест подлинных преступников!
Софья, вцепившись руками в скамью, поняла: вон оно, ее спасение! Суд не сможет игнорировать новые обстоятельства, если сын погибшего комиссара уверен в ее невиновности, то и суд не может столь быстро вынести приговор!
– Сеньор Гарсиа, мне понятно, что вы все еще пребываете под впечатлением от смерти ваших родителей и младшей сестры, – вкрадчиво произнес прокурор. – Однако, насколько мне известно, версия их убийства никогда и не рассматривалась: ваши близкие стали жертвой нелепого несчастного случая, так что нет нужды плести тут теорию заговора! Все то, что вы сообщаете нам, не более чем слухи и ваша интерпретация разговора, если он вообще был, с вашим покойным отцом. Следствие ни на секунду не сомневается в том, что Софья Ноготкофф-Оболенская виновна!
Тогда Максимилиан Гарсиа воскликнул:
– Ваша честь, мой отец был убежден в ее невиновности! Вы не должны спешить с вынесением приговора, а отправить дело на дорасследование. Уверен, что это поможет докопаться до истины...
– Выведите из зала сеньора Гарсиа! – распорядился судья.
Стоявшие около сына комиссара охранники схватили его и потащили к дверям.
– Ваша честь! – снова подала голос Софья. – Вы же видите, что не все так однозначно в моем деле, как представляет прокурор! Вы должны прислушаться к словам сына комиссара Гарсиа! Заклинаю вас, ваша честь!
– Тишина! – прогрохотав молоточком, прикрикнул судья. Дождавшись, пока Максимилиана Гарсиа выведут из зала, он сказал: – Подсудимая, вы лишаетесь права голоса! Мне надоели ваши постоянные выходки и заявления о невиновности! Если бы вы были невиновны, то не подписали бы признания! И нечего говорить о пытках и насилии – мне ли не знать, что следственным органам республики не в чем себя упрекнуть. Ваша вина доказана, поэтому мной было принято единственно возможное решение: ходатайство обвинения удовлетворяется, и вы приговариваетесь к пожизненному заключению без права помилования и досрочного освобождения через двадцать пять лет. Заседание суда окончено!
Еще до того, как Софья успела понять, о чем идет речь, судья скрылся в смежной комнатке. Прокурор, не скрывая торжествующей улыбки, собирал бумаги. К Софье подошли охранники, один из них скомандовал:
– Ну, чего рассиживаешься? Поднимайся!
– Что со мной будет? – спросила Софья. – Я же имею право подать апелляцию!