Горничные, слуги, мистер Трент – я была готова проигнорировать любого, кто встретится мне по пути. Но то ли все действительно были заняты подготовкой к ужину – жаль, что большую часть вкусностей потом отдавали на корм свиньям, верно? – то ли у остальных слуг тоже выдался свободный вечер, но путь мне никто так и не преградил. Было даже немного обидно – я ведь так старалась идти по струночке, расправив плечи! Да, первый лестничный пролет оказалось не так-то легко преодолеть, но когда я добралась до холла и направилась по центральной лестнице на второй этаж, то чувствовала себя просто превосходно. Мне даже не приходилось держаться за поручни. Я следила за тем, чтобы идти именно по центру лестницы. И в этот момент я представляла себя хозяйкой этого дома. Не было никого, кто оспорил бы мое право властвовать тут безраздельно. Холлихок принадлежал мне и только мне, и я могла делать все, что вздумается. Я даже могла бы потанцевать на балюстраде – или на поручнях балкона. И никто мне в этом не помешает. Когда, если не сейчас?
Я помедлила. Что-то подсказывало мне, что после всего выпитого не стоило так рисковать. Но неужели я испугаюсь? Ни за что! Я ведь и так двигаюсь, будто иду по канату, и мне все равно приходится следить за тем, как держать голову и куда ставить ноги, так какая разница? Тем более что эти поручни смехотворно широкие, особенно по сравнению с нитью из моих снов. Они точно не уплывут у меня из-под ног. И разве я еще с самого первого дня в Холлихоке не задумала когда-нибудь потанцевать на них? Зачем вообще строить такие галереи, если никто на них не упражняется? Не хватало только зрителей, но я готова была милостиво отказаться от такой роскоши. Пожалуй, не стоило демонстрировать свое мастерство перед Руфусом и Вайолет. Нет, я буду танцевать для себя самой – и ни для кого другого. Сегодняшний день начался так ужасно, а потом принес столько радости, что если сейчас я, точно страдающий угрызениями совести воришка, просто спрячусь в своей комнате, вместо того чтобы столь грандиозным поступком подвести итог дня, то не воздам должное всем стараниям Алана порадовать меня. Праздник должен заканчиваться празднично.
Ладно, хватит раздумывать. Я поднялась на балкончик лестничного пролета, взглянула вниз, в холл, на розоватый свет, лившийся в окна, и все мои страхи и сомнения развеялись. Чтобы забраться на поручни, мне пришлось держаться за стену. Я выпрямилась, подождала, пока отступит головокружение, и попыталась отделаться от невесть откуда взявшегося кисловатого привкуса во рту. Главное – не смотреть вниз, только вперед. До места, где начинались ступени, было метров пять-шесть. Я плохо умела оценивать расстояние, но сейчас в этом не было необходимости. В любом случае его было достаточно, чтобы потренироваться, – в конце я могла бы сделать пируэт и пройти обратно. А если не получится, тоже ничего страшного. Я в любой момент могла спрыгнуть вправо, ведь пропасть холла находилась только с одной стороны, значит, пройтись тут не так уж опасно.
В приюте Св. Маргариты я уже не раз так делала и должна признать, что в этот момент я затосковала по тем временам – не по приюту, боже упаси, то было ужасное место, а по ощущению определенности, когда я знала, как все устроено и что мне надо делать. То, в чем я хорошо разбиралась. Алан бы мною гордился. И я сама бы собой гордилась – вот чего мне не хватало в последнее время. Моя работа с куклами не требовала особого мастерства. Любой другой тоже с ней справился бы. А вот танцевать на перилах – это умела только я. Глубоко вздохнув, я в последний раз проверила, правильно ли поставила ноги на деревянную перекладину, отпустила стену и развела руки в стороны. И в этот момент меня охватило явственное, острое ощущение: мои крылья вернулись! Может, они всегда были при мне, всю жизнь. Я не боялась. Если я упаду, крылья понесут меня.
Может быть, все объяснялось выпитым вином, но еще никогда танцы на перилах не давались мне так легко. Я чувствовала себя совершенно свободной, точно шла по воздуху. Я парила, и каждый мой шаг оказывался удачным. Я танцевала, я летела, я слала восхищенной публике воздушные поцелуи. Неужели совсем недавно у меня кружилась голова? Быть этого не может! Эльвира Мадиган гордилась бы мною, ради меня она сразу бросила бы своего лейтенантика – такой красивой я была в тот момент, искусной, легкой. Как оказалось, большое значение имеет и наряд – танцевать в белом пышном платье намного легче, чем в темно-синей форме сиротского приюта… Да, я заслужила эти аплодисменты, хотя их и нельзя было назвать овациями – кто-то медленно, уважительно хлопал в ладоши…
И в тот момент, когда я задумалась, кто же это аплодирует, я допустила роковую ошибку. Я оглянулась, потеряла равновесие и упала. Я даже не помнила, упала ли я влево, где до пола было меньше метра и я в худшем случае получила бы синяк, или вправо, где расстояние было куда более внушительным. Головокружение подхватило меня, взметнуло в воздух, и я уже не знала, лечу вверх или вниз. Все вокруг вращалось, я словно находилась в центре черного смерча. На мгновение я почувствовала себя Алисой в кроличьей норе. Но где же мои крылья? Затем меня охватил страх. А потом и вовсе ничего не было. Тьма поглотила меня.
Через мгновение, будто кто-то пролистал книгу на пару страниц назад, я вновь стояла у подножия лестницы, целая и невредимая, на мне не было ни синяков, ни царапин, только тошнота подступала к горлу, и мне пришлось судорожно сглотнуть, чтобы содержимое желудка не оказалось на ковре лестницы. Собственно, мне стоило бы обрадоваться, что я в безопасности. Но я все же несколько иначе представляла себе безопасность: передо мной, преграждая путь наверх, стоял Руфус.
– Что ты тут делаешь, девочка? – сурово осведомился он.
Вздрогнув, я машинально попыталась сделать книксен и ухватилась за поручни лестницы, чтобы не упасть. Это он меня поймал? Или мне только почудилось, что я падаю? Я решила, что мне все просто привиделось, и сделала вид, что ничего особенного не произошло. Может, как-то удастся выкрутиться.
– Я шла в свою комнату, сэр, – пробормотала я.
После того, что сказал Алан, я не решалась открывать рот – мне казалось, что Руфус почувствует запах вина. Мне стоило бы опасаться этого человека, его нельзя было недооценивать.
– Что с тобой? Ты пила?
Наверное, если бы до этого я не раскраснелась от танцев на перилах, теперь вся кровь прилила бы к моим щекам. Я молча потупилась.
– Ты была в саду.
Только этого не хватало. Неужели я опять умудрилась испортить платье?
– И ты была не одна. Кто был с тобой?
Я отважно молчала. Алан обещал сохранить мою тайну, и я не собиралась ябедничать на него Руфусу. Его могли выгнать с работы и без того, что я ему разболтала. Даже если бы Руфусу вздумалось выбить из меня правду, я стерплю любые побои…
Но Руфус о таком и не помышлял.
– Иди в свою комнату, – холодно приказал он. – Проспись. Мы поговорим об этом в следующий раз.
Я вздохнула с облегчением. Действительно, легко отделалась! До завтрашнего дня я успею придумать какую-нибудь отговорку и, может быть, найду какого-то козла отпущения, человека, который нравился мне куда меньше Алана.
– Я спрошу у мистера Трента, у кого сегодня был выходной.
И сердце у меня ушло в пятки.
Руфус отпустил меня. Я подозревала, что лучше бы я обняла Алана на прощание. На следующее утро, когда я проснулась, голова у меня раскалывалась, а во рту чувствовался отвратительный привкус. Алан исчез. Его больше не было в Холлихоке. И я могла думать только о том, что это моя вина.
Глава 9
Завтрак тем утром был худшим, что случилось со времени моего приезда в Холлихок, и, даже вспоминая свое прошлое, я не могла вспомнить день ужаснее. Мне было плохо – не потому, что я вчера выпила лишнего, нет, меня мучили угрызения совести и непонимание, что же произошло с Аланом. Я знала, что виновата. Я выболтала ему слишком многое, и если трезво взглянуть на случившееся, то мне стоило бы вести дневник, а не перекладывать свои заботы на плечи лучшего друга, посвящая его в тайны этого дома. Но что сделано – то сделано, прошлого не вернешь…
У меня голова шла кругом, когда я думала о возможных последствиях для него и для себя, а похмелье еще и усугубляло мою ситуацию. Но хуже всего было то, что мне запрещалось говорить и задавать вопросы. Руфус и Вайолет, как ни в чем не бывало, молча сидели за столом. Руфус, бледный и печальный, как всегда, даже не прикоснулся к сладостям на столе, Вайолет едва пригубила чай. Они не сочли нужным отругать меня за недостойное поведение. Я кое-как запихнула в себя сладкую гренку с сиропом, хотя предпочла бы выпить три чашки чаю, и уже собиралась встать из-за стола, когда Руфус наконец-то заговорил со мной:
– С сегодняшнего дня ужинать ты будешь с нами.
Я промолчала. Меня не особо прельщала такая перспектива, но ужин в кухне показался бы мне невыносимым, ведь каждое мгновение я думала бы о том, что теперь место Алана за столом пустует.
