Наверно, целую минуту продолжалась тишь, а потом стал нарастать дикий, безудержный хохот – и столько злобы и презрения в этом хохоте было, что Оля вздрогнула, побледнела, и взяла Алёшу за руку. Долго–долго хохотал одноглазый Свист, а потом как рявкнул (там и цепи зазвенели – видно рвался на своего врага):
– …Да что б я вам тропы указывал?! Вам, ненавистным?! Тьфу! Вот вам! Ха–ха–ха!.. Что угодно со мной делайте – никогда не покажу!..
– Зря! – грянул Добрентий.
– А ты уж, судьишко ненавистный – ты, видно уж о награде государевой помышлял?!.. А вот тебе! Тьфу! Что – мало?! Вот ещё – тьфу!.. Ха–ха–ха!..
Тут – звук ударов, звон цепей, сдавленные, яростные вопли Свиста – бывшие там государевы солдаты конечно не могли дозволить, чтобы разбойник плевал в судью.
Оля вжалась в Алёшино плечо, прошептала с мукою:
– Да что ж это?.. Да разве же можно так?!
– Довольно! – прервал Добрентий.
Тут снова голос Свиста – он тяжело дышал, и слова вырывались с ещё большой яростью, кинжалами среди стен грохотали:
– Такие то вы – «хорошие»! Хорошо вам связанного бить!..
– Ты сам виноват! – оборвал Добрентий. – Ты мученика из себя не корчь: хвастаетесь – только грабите – не убиваете. Ну да – в прошлую зиму, в мороз лютый, ограбили купеческий караван. Обчистили всё, и с купцов и с жён, и даже с детей их одежду сняли – в потёмках посреди тракта оставили… живыми… они замёрзли – страшная то, мученическая смерть от обморожения – иль не знал? Детки то во льду скорчившиеся не снятся…
Тут вступил новый голос – очень басистый и зычный:
– Что ж его у нас держать – такую важную птицу отправим в Белый град, пред очи государевы…
– Эх, Илья–воевода – это конечно с одной стороны верно, но ведь наверняка разбойники уже узнали, что Свист нами пойман, будут сторожить дорогу.
– Но, Добрентий, подумай – они же не могут точно знать, что мы отправим его в Белый град, а не оставим в нашей темнице. Так что может и поставят небольшой, разбойников в пятнадцать отрядик, я же пошлю в охрану, ну… полсотни. И, кстати – медлить не стоит, сегодня же ночью и отправим, потому что время дай – и действительно найдут какую–нибудь лазеечку, прознают… Заверши допрос… Эй, писчий, давай – составляю бумагу, ну а я пойду поговорю с ребятами – сдаётся, что они действительно невинны.
Где–то в коридоре грохнула дверь, застучали, приближаясь, шаги, и вот повернулись ключи в замке, толстая дубовая дверь распахнулась, и в камеру вошел полный человек лет сорока с аккуратной бороденкой и покрывшимися раньше времени сединой волосами. Одет он был весьма богато. Вслед за воеводой вошел еще и сгорбленный тюремщик, который нес в руках еще одну тарелку с дымящимися блинами. И очень кстати нес – Алеша как раз поглотил последний блин с первой тарелки.
Воевода медленно опустилась на стул. А Оля вскочила и, словно птица детенышей своих охраняющая, бросилась перед воеводой на колени, склонила голову, плечики её вздрагивали – слышно было, что она плачет. Илья смутился:
– Ну вот, ну вот – надо же такому случится… И чем тебе угодить?.. Да не стой ты на коленях. Встань, встань – прошу тебя…
– Да, да, конечно…
Оля стала подыматься, но оказалась, что так ослабла от сильнейших своих волнений, да и от недоедания, что покачнулась, и верно пала бы обратно, если бы Алёша не бросился к ней, не подхватил бы.
– Пожалуйста, Алёшенька, я сказать должна… Пожалуйста, не причиняйте друг другу боль. Пожалуйста – не бейте ни того человека, ни кого вообще – никогда…
– А – слышали?.. И за Свистуна так волнуешься? – ещё больше удивился воевода и присвистнул, придвинул стул, уселся, драгоценной горою высясь над столом. – А вы что ж – и впрямь его знаете?
– Нет. – замотал головой Алёша. – Никогда с разбойниками не связывались, а его в первый раз сегодня… или вчера?.. Сколько ж я в забытьи пробыл?..
– Сегодня. – подсказал воевода.
– Ну да – в первый раз сегодня встретили.
– Так, ну нам ещё разговор предстоит… – тут Илья повернулся и повелел кривому тюремщику. – Иди
Тюремщик повернулся и вышел, не закрывая на этот раз дверь на ключ.
– Величайте меня просто Ильей Петровичей.
– Да мы уж слышали – вы воевода. – вздохнул Алёша.:
Они представились друг другу, а потом Илья Петрович проговорил:
– Оля то к еде и не притронулась, все от тебя не отходила пока ты словно мертвый лежал…
– Да что вы… – борясь со слабостью, прошептала Оля. – Я правда за Алёшеньку волновалась, но не так уж и голодна, а вот Алёшенька голодный – ему поправляться надобно…
Алеша с изумлением посмотрел на Ольгу: «Она, вроде бы, и сама уже говорила мне это, однако ж не обратил я тогда на ее слова внимания… А смог бы я так – если бы она упала в обморок – смог я тогда сидеть так вот над ней, забыв о своем голоде, забыв обо всем, даже запахов от щей не чувствовать?»
– Да ничего–ничего… – шептала, смущённо опустив глаза, Оля. – …Я как–нибудь пережду…
– Да что ж ты скромница такая? – приятно изумился Илья. – Что ж: приказываю тебе как воевода Дубградский – кушай…
Оля ещё больше смутилась, и совсем уж тихо прозвенела нежным своим голосочком:
– Ну, раз уж вы приказываете, так… Спасибо вам большое за угощение…
И Оля очень аккуратно, ничем не выдавая истинного своего голода, покушала сначала щей, потом – блинов, и запила их парным молоком.
– Спасибо вам большое. – озарила воеводу своим взором. – Ежели будете у нас, так не пожалуйста заходите – не побрезгуйте, моя матушка очень вкусно готовит…
– Зайду, зайду, за честь посчитаю. Только вот ты скажи, где ваш дом.
– Оля, что же ты?! – вскрикнул Алёша.
Илья поднялся из–за стола, и теперь, словно тяжёлая, из драгоценностей сцепленная туча, ходил от стены к стене по камере – он был таким массивным, что, казалось – давят на него эти стены, и сейчас он их разорвёт. Приговаривал воевода:
– Ну вот – так и думал, так и думал – с этим у нас неприятность выйдет. Э–эх!.. Так или иначе, а разговор как раз к этому хотел подвести: необходимо знать, где вы живёте?
– Нет у нас дома, – уверенно проговорил Алеша и так же уверенно отчеканил. – Мы вам очень благодарны за все, что вы для нас сделали – отогрели, накормили, – тут Алеша закашлялся и затем продолжил, – Но теперь мы должны идти дальше…
– Так значит есть вам таки куда идти?
– Да, да – есть, только выпустите нас! – уже с гневом выкрикнул Алеша.
Улыбка на устах воеводы померкла – теперь он говорил очень серьезно:
– Мы вас отпустим, а вы вновь бродяжничать станете да на базаре у купцов воровать?.. Вам такое мое слово – есть у вас дом так сказывайте, где он – вас туда и отвезут, а нет – так повезут вас в Белый град, там для таких как вы есть дом, построенный еще по указу государя Владимира Светлого. Там и вы кров найдете и науку близкую сердцу постигните и не придется вам больше мерзнуть голодать да воровством промышлять.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
