– А что вы можете сказать об Али, одном из моих учителей?
– холодно спросил Александр.
– Эх, Али… Был хорошим мальчиком, пока не повзрослел, – вздохнула Лорик. – Затем пришлось ему вырасти в нечто трудноопределимое. Кровей у него понамешано немало: татарская, персидская, азербайджанская. Мамочка его любила, а папочка всегда сторонился. Но Али уважал папочку и ценил больше всего на свете. Чуть подрастя, Али воспитывался у бабушки в Москве, и она наставляла его на путь истинный. Мамочка его была цирковой артисткой, дрессировщицей тигров, а папочка – художником. В восемнадцать лет Али в виде прапорщика, щелкающего каблуками, появился у Лорика и прошел месячную школу перевоспитания, после которой вышел в жизнь слегка налаженным.
Затем он встретился с мэтрами – Джи и Адмиралом. Он ходил в адъютантах Адмирала долгое время, многое у того переняв. А теперь он входит в новые круги психоделизма и инфернальности. У Али отличная память и способности к языкам: он их к тридцати годам выучил больше десятка.
В молодости Али работал сторожем: он охранял железобетонные плиты, изучая французский и Ницше. Однажды у него на работе неожиданно появился мамасик по кличке Достоевский – этого новоиспеченного неофита Лорик отмыл, привел в порядок и отослал к Али на дальнейшее обучение.
"Если пробьешься к нему в ученики, – напутствовала я его, – то из тебя выйдет эзотерик, а если нет – ставлю на тебе крест".
Достоевский пришел за полночь к Али и с порога экзальтированно воскликнул:
"Будь моим учителем!"
"Не хочу быть ничьим учителем, – разгневался Али, – пошел бы ты куда подальше".
"Если ты не примешь меня в ученики, – истерически прокричал Достоевский, – то я повешусь на твоих глазах".
Он как пиявка пристал к Али, прижился у него дома, где торчал с утра до вечера и нахватался инфернальности. Он бычился на его учеников, постепенно вытесняя их из дому.
Али в молодости увлекался всеми видами кайфа, а на жизнь зарабатывал тем, что брал деньги взаймы у тех, у кого их слишком много, и никогда не возвращал. Однажды, собрав вокруг себя истинных арийцев, он направился на Памир в поисках мифического города Туле. Закон был жесток: если кто-то ломает ногу, его сбрасывают в пропасть, помогая героически умереть и попасть в страну героев-викингов – Небесную Валгаллу.
Однажды с Мэтром Джи Али появился в Питере, в доме нордической дамы Кэт, и, естественно, прибрал ее к рукам. За свои особые качества Кэт получила кличку Мата Хари. Али провел у нее полтора года, обучая потустороннему и наставляя Мата Хари на Путь. Как-то раз Мата Хари вернулась домой и почувствовала в своей квартире постороннюю женскую флюидацию.
"Я никогда не ожидала от тебя такой подлости, – возмущенно заявила она. – Я поклоняюсь тебе как Мастеру, но как мужчину – изгоняю из своего дома".
Али гордо встал, быстро собрал вещи и подошел к двери.
"Как мужчина я покидаю твой дом, – с достоинством произнес он, – но как Мастер – остаюсь".
Однако Мата Хари узнала, каким способом Али зарабатывал деньги, и навсегда ушла от него, ибо это не совпадало с ее внутренней аксиоматикой. А сама влюбилась в Адмирала – учителя Али, которого вывезла к себе в Питер. Адмирал провел у нее несколько лет, бегал по городу, разнося заказанные билеты, зарабатывая по пятьдесят рублей в день. Он тщательно обучал Мата Хари тайнам Алхимии. Теперь она может любому зазнавшемуся интеллигенту вправить мозги в течение одной пьянки и раздолбать его в пух и прах.
В молодости Али женился на красивой девочке по прозвищу Соляная Кислота. Жил он с ней в Очаково, где они держали эзотерический салон. Затем у Соляной Кислоты прижился его ученичок Достоевский. Али обычно содержал некий гарем из девиц, каждой из которых нравился Достоевский, что-то перенявший от Али, но ставший развиваться самостоятельно.
Как только Али приобрел отдельную квартиру, у него появилась эзотерическая дура Любаша, простая совдеповская баба, решившая стать на Путь. Она исполняла роль Ваньки Жукова, обслуживала и обстригала своего наставника. Она настолько смирилась с гаремом Али, что не хотела уходить от него, как бы он ее ни выгонял.
Однажды Али появился в Сокольниках, у Мещера, известного еще по кличке Мефистофель, и заявил:
"Я – Имам, самый главный человек в исламе".
"А я, в таком случае, повелитель Вселенной", – рассмеялся Мефистофель.
Али сразу стушевался и с тех пор в Сокольниках не бывал.
Али имеет глубокую связь с космическим инферналитетом и весьма гордится этим. Однажды Али, на одной из эзотерических гулянок, преподнес в подарок Адмиралу азиатский нож. Адмирал протянул руки, и Али полоснул по утонченным рукам поэта острым лезвием. Кровь брызнула на пол.
"Это тебе за то, что ты увел Мата Хари", – расхохотался
Али.
Через несколько часов Али, стоя на коленях перед Адмиралом, просил у него прощения.
– Каждый из этой истории может извлечь свою мудрость, – заметил Джи.
На следующий день я появился у Лорика, надеясь еще послушать ее поучительные рассказы, но Лорик, посадив меня на стул и строго глядя в глаза, произнесла:
– Как я вижу, хождение по московскому андеграунду свинчивает тебе последние мозги. Как только я привожу тебя в порядок, ты бежишь с Мэтром в ситуацию и возвращаешься опять с отвисшей челюстью. Дать бы тебе по фэйсу, чтобы ты знал, как растекаться серой жижей. Я требую, чтобы ты временно перестал общаться с алхимическим андеграундом, а то Бог знает что из тебя выйдет. Я хочу, чтобы ты вышел на самостоятельный путь личного творчества, а не остался бы Труффальдино при мэтрах: "Фигаро тут, Фигаро там". Тебе тридцать с лишним – а ты пока еще даже не полуфабрикат. Подожди – скоро сделаю тебя нормальным, укреплю твою психику, вставлю перышко для легкости, да еще бак запасного горючего, и лети тогда на все четыре стороны.
Я, – продолжала Лорик, – являюсь агентом потусторонней разведки. Беру и делаю из всякого дрянного человека конфетку, улучшаю навигацию и отпускаю в жизнь. Мэтр же не всякому дает что-либо и не берет к себе, но вы, идиоты, сами лезете к нему. Он за вас не отвечает: как у вас сложится судьба, так и будет. Если ты после наладки внутренней схемы пойдешь опять в Труффальдино к мэтрам, то через год-два попадешь в дурдом.
Вот сейчас у тебя хоть какие-то мысли появились в голове, думать стал, а то совсем ничего не думал, мозг работал импульсивно, как маяк в море… Ну все, на сегодня хватит, – строго произнесла она, – а теперь, мамасик, отправляйся в город на поиски работы.
– Слушаю и повинуюсь, – ответил я, надевая пальто и направляясь к выходу.
"Серьезно взялась она за мое воспитание, – с сожалением подумал я, – пора бы прислушаться к совету Святого Йоргена" Но уж очень заманчиво было заполучить у нее отрихтованную схему своего кундабуфера.
Наконец я очутился на свободе. Прохожие бодро спешили по делам, а я любовался падающим снегом. Я решил не тратить времени в поисках жалкого рубля, а хоть ненадолго зайти к Джи, чтобы укрепить свой дух.
В глазах Джи сиял небесный огонь утешения, но выглядел он строже обычного.
– Наша ситуация несколько напоминает гурджиевскую, – серьезно сказал он, – но вам с Гурием неизмеримо легче, чем ученикам Гурджиева, потому что он предъявлял к ним более строгие требования. Вас он бы давно выгнал из своей Школы, а я пока терплю.
– Не могли бы рассказать о его Школе? – попросил я.
– Гурджиев появился в России в 1913 году во время сильного исторического катаклизма, – сказал Джи. – Его маршрут проходил по пути Радищева: Петербург – Москва. В то время на Россию из высших миров была подана колоссальная энергетика – это были годы расцвета русской нации, годы русского ренессанса. Но Сатанаэль сделал ставку на Россию, и все было разметено безвозвратно.
Все, что связано с Гурджиевым, являлось действием Луча. Все те места, где Гурджиев основывал школы, пронизаны силой высокого порядка. На Земле же почти все существующие ордена пронизаны демиургическим током и служат князю мира сего.
В 1917 году маленькая группа учеников последовала за Гурджиевым на Кавказ, в Ессентуки. Учеников было двенадцать, но потом, в результате повышенного психологического градуса, осталось пять. Среди них был композитор Томас де Гартман.
С 1917 по 1921 де Гартман жил подле Гурджиева, видя его ежедневно, но затем их пути разошлись.
Георгий Иванович старался вызвать в ученике нечто такое, о чем тот даже не подозревал. Гурджиева можно понять по рассказам тех, кто учился в его Школе. Читая их, ты сможешь заново осмыслить свое обучение, что является работой со временем. Но если идеи Гурджиева рассматривать чисто теоретически, без активного действия, то они бесполезны. "Вера без дел мертва", – слова Христа.
